Страница 16 из 61
Перебравшись за далеко вгрызшийся в извечно неутихающее море мыс, где волны с рокотом и рёвом яростно разбивались о выступающие скалы, Юда привязал к ним лодку и бросился на дно. Снедаемый смятением, уставился распахнутыми глазами в светлеющее небо.
Что толку скрывать, как он влюблён в неё? Она стала его наваждением, его сном, его тайной. Его сокровищем. Она дороже всех жемчужин мира.
Неотступно его преследовал её образ. В небе – Евагора, в морских глубинах – Евагора, в мечтах его - она же, царица, владычица души его. Он был бы счастлив одним лишь чувством к ней, но вместо этого повергался в отчаянии. Ведь Кана тоже возлюбил её.
Никогда доныне ничто не разделяло их, никогда они не враждовали. Но любовь и служение Евагоре сделали юношей соперниками, заставили избегать друг друга. Каждый боялся, что она остановит свой выбор на другом.
Они приходили в грот у моря каждый день, и неприятно одному было заставать у ней другого. Кана приносил ей лучшую, ещё трепещущую рыбу из своих сетей. Юда подарил глиняный кувшин для воды. Кана принёс в пещеру большое толстое одеяло, на котором она могла бы спать. Юда пообещал достать для неё самую прекрасную жемчужину из существующих на дне морском. Немое соперничество не прекращалось, и вот подслушал как-то Юда, что Кана признался ей в своей любви, и сердце у него сжалось от страха, что сам он опоздал. Тогда-то Юда позвал Евагору в деревню, чтобы показаться людям – назло Кане, который, Юда точно знал, не хотел этого, назло самому себе. Но тем слаще нанести удар врагу, что сам ты чувствуешь его.
Уступив настойчивой просьбе Юды, Евагора согласилась. Но торжество его оказалось мнимым, и теперь он клял себя за то, что сделал.
Так пролежал он день-деньской в томительном угаре чувства. Но, едва лишь солнце обратилось к горизонту, как он, отвязав лодку, пустился в обратный путь.
***
Она пришла, как обещала, на золотом закате, покуда солнце стояло ещё высоко, под крики играющих в выси чаек. Скромно одетая в простой, скрадывающий тело, белый хитон, скромно и тихо держащаяся, с обритой головой, она была скорее, как монах, случайно забредший на побережье. И всё же люди сразу узнали её, хотя никогда не встречали прежде. В ней было нечто притягивающее, притягательное, неимоверно чувственное, что, ветром разносимое, улавливалось даже на расстоянии.
Старая деревня Эвей-Демаре была совсем маленькая и немногочисленная, но именно её жители свято берегли память о приходе муз в непрерываемой цепи поколений. Люди высыпали из неказистых домов и столпились на нависших над морем высоких мостках. У каждого был к ней вопрос, каждому хотелось поделиться с ней самым сокровенным. И всем она находила доброе слово, всем знала, что сказать.
И Кана с Юдой, два ещё не познавших в полной мере настоящую любовь ревнивца, тоже находились тут же. Они наблюдали, и больно было видеть им, что она со всеми, а не только с ними так приветлива.
Яффа, старейшина деревни, пригласил Евагору в свой дом, так же, как и все остальные, возведённый на высоких крепких сваях прямо над морем. Яффа был племянником почившего Алона, того самого, который последним из живущих застал прежний приход муз.
- Дядя много рассказывал про муз. Он сохранил память о вас, - начал Яффа.
Он сидел за столом, и в его глубоких старческих морщинах на лице залегли тени от сгущавшегося сумрака.
- Как звали дядю твоего? – спросила Евагора, присаживаясь к нему за стол.
- Алон, светлая ему память.
Сотня лет прошла, подумала Евагора. Ему тогда должно было быть не больше, чем сейчас Кане и Юде. Но теперь здесь другое поколение, другие люди. А она всё та же. Красота, запечатлённая в веках.
- Я не хотел, чтобы вы приходили снова, - сказал старик-Яффа.
Евагора не отвечала. Она смотрела, как в пустом провале окна темнело море, а солнце превращалось в маленькое в нём тонущее зерно.
- Скажи хотя бы мне, и в этот раз всё будет так же? – попросил Яффа.
Евагора смотрела, как умирает солнце.
- Я не знаю.
- Хорошо. Но пощади хотя бы мальчиков. В тот раз много наших мальчиков погибло.
- Я сделаю всё, что смогу.
Яффа тяжело наклонился над её рукой и поцеловал.
- Иди, иди. Я никому не скажу, как не говорил всю жизнь. Вы, музы, всегда уходите, рано или поздно. А после вас остаётся одно лишь разрушение. Дракон бьёт хвостом – вздымается цунами.
Тисками боли сжало сердце Евагоры от его слов.
- Так что же нам сделать, чтобы мы не уходили?
Поджал губы мудрый Яффа.
- Не вам, но нам тут делать надлежит. Но слабы мы. А вы, ангелы божьи, как вы не поймёте? Мы люди лишь. Грех наш извечный враг, и с ним у нас извечная борьба. А вы, которым порядок мира ведом, всё ждёте от нас чуда. Но это вам его творить, не нам.
Порывисто вскочила Евагора и сжала руки старика.
- И всё-таки я до последнего буду в него верить, - сказала она.
***
Уже стемнело, и последние всполохи заката носились по небу. Люди не хотели отпускать Евагору. Делились с нею горестями, бедами, застарелыми ранами, обидами, и каким-то неведомым образом она дарила покой и успокоение.
Один калека-рыбак до ночи разбирал свои сети. Он плохо видел, и кропотливая работа по обыкновению занимала у него весь день. Евагора помогла ему, под её нежными пальцами упрямая сеть сама собой разгладилась и распуталась. А потом муза поцеловала рыбака в подслеповатые глаза и сказала, что больше ему не придётся мучиться: острота зрения вернётся к нему.