Страница 14 из 61
- Господь наш да пребудет с тобою, Садок, - ответил Иан.
Место, где молился первосвященник цадокиадов, некогда было одним из древних святилищ и находилось глубоко в подвалах его дворца. Ряд высоких тонконогих семисвечников освещал холодную пещеру.
Иан взял со стола приношений и преломил хлеб и просыпал крохи на заключённые в стенную нишу скрижали с древними заветами. Когда-то в старых храмах заветы высекались прямо на каменных плитах на вечное сохранение. Вот и здесь, под сводами пышного дворца Садока, сохранилось одно из обращений Бога к людям.
Они постояли, окружённые густой и плотной тишиной. Каждый просил о благополучии братьев своей общины и всего святого города. Пламя свечей горело ровно, не колеблясь, как будто, как и всё вокруг, замерло во времени.
- Благослови братьев и сестёр моих и святой наш город, - закончил молитву Кафа Садок.
Басовитый с хрипотцой голос Иана отозвался ему теми же словами.
- Благодарю, что сразу откликнулся на мою просьбу и согласился прийти, - говорил Кафа чуть позже, когда они с удобством расположились в спасительной тени террасы, выходящей в залитый солнцем сад его дворца. – Я давно хотел поговорить с тобою.
- Говори.
- Прошу, отведай угощения моего. В этом сезоне инжир и финики прекрасно уродились.
Садок пододвинул к Перушиму тарелку с фруктами, что стояла на низком столике между ними.
Перушим поморщился. У него были предположения, что нужно Садоку, до сей поры непримиримому врагу его. Но по ровному, расслабленному лицу Кафы, растянувшегося на обитом шёлком ложе, ничего нельзя было прочитать. Это очень красивое лицо, заключённое в правильный, немного вытянутый овал, обрамлённое густой, коротко и аккуратно стриженной тёмной линией бородки. У Садока чувственные, женские губы, и сейчас, опустив трепещущие ресницы, он скорее походил на сошедшего с картины вальяжного любовника языческой царицы, нежели на богоизбранного первосвященника Бабиля и его фактического правителя. Они все такие, цадокиады, как будто холёная красота была главным критерием отбора в их общину. Не считая богатства и семейных связей, конечно же.
Перушим всегда считал Садока самовлюблённым щенком и, хотя и пришёл сегодня по его просьбе, но мнения своего не поменял. Садок был ещё молод, а Перушим уже стар. Впрочем, не только в этом крылся корень их разлада.
- Не желаешь? – заключил Садок. – В таком случае сразу к делу.
Он указал на раскинутые перед ними аллеи сада, усаженные стройными рядами кипарисовых деревьев.
- Что ты видишь здесь?
- Необузданную роскошь и вселенское богатство, - сурово ответил Иан.
- Но посмотри, твои братья трудятся здесь наравне с моими. Выращивают овощи и фрукты. Служат своей земле и своему народу. Я дал им такую возможность, и они приняли её с радостью, ведь раньше ваши обеты запрещали простой труд. И они были вынуждены прятаться по пещерам, молиться и голодать.
В отличие от перушимов, цадокиады никогда не налагали на себя ограничений, обязующих полностью отрешиться от мира и посвятить себя исключительно служению Богу. Но и работать в поте лица им тоже не приходилось, для этого они слишком богаты.
Иану не нравилось, что его братьев вынудили отойти от строгости принятого обета, и что случилось это не без влияния Садока.
- Так чего же ты хочешь мне сказать этим?
- Я предлагаю оставить наши раздоры в прошлом, - въедливый взгляд Кафы вперился Иану в лицо.
Чего-то подобного Иан и ожидал, и ему не составило труда сделать вид, что он не расслышал.
- Пора положить конец нашей вражде. Она не носит под собой никакой догматической основы. У нас один Бог, один город, один храм, один народ. Так в чём же мы расходимся? Только в отношении к богатству. Ну так деньги всегда были слишком незначительны, чтобы разъединять людей настолько глубоко и искренне преданных своей религии и Богу.
Теперь пришла очередь Иана прикрыть глаза. Но он не удержался от смешка. А Садок тот ещё лицемер! И даже не скрывает этого. С ним стоит быть поосторожнее. У него ни совести, ни морали. Такой на всё пойдёт.
Садок уловил иронию и насмешку собеседника. Он был отнюдь не глуп.
- Мы нужны друг другу. Я знаю, если бы ты считал иначе, ты бы не пришёл. Бог дал нам знамение, а не это ли самый верный знак, что дело наше ему угодно, и мы на правильном пути? Он отправил к нам своих посланников, этих дев, ангелов своих, чтобы они донесли до нас его волю.
- Я уважаю тебя, Кафа, - Иан не солгал, некоторые качества Садока действительно вызывали у перушима уважение, хотя они больше выдавали в нём хитрого и расчётливого правителя, нежели добродетельного иерея. Вообще-то, не будь Кафа, как и он, первосвященником, Иан его за них же и осудил бы. – Уважаю я тебя… но не могу с тобою согласиться.
- Упрямый старик!
Иан даже голову приподнял, удивившись, неужели Садок вышел из себя? Но нет, он лишь играл. Даже негодование было полностью ему подчинено и обдумано заранее.
- Прости мне несдержанные слова мои, - тут же смиренно повинился Кафа. – Ты мудр, Иан, но горд. Почему потакаешь высокомерию своему перед братьями своими? Ведь мы все братья твои. А ты ставишь себя выше нас, хотя наказал Бог каждому: и самый больший будет слугою братьям своим.
- Я слуга вам. А потому и обличаю, - Иан пошевелился, разморённый удобством ложа. Аскет в быту, сам он не позволял себе такой роскоши. – Печально видеть мне вашу погибель и то, что город к ней ведёте.
Садок всплеснул руками, как будто искренне поражаясь.
- О какой погибели ты говоришь? Смотри же, это расцвет! Бог молвит, что живём мы праведно. Он явил нам своих ангелов ровно в тот момент, когда мы соединили наши молитвы к нему. Они принесли обновление. Они дали городу второе имя. Неужели ты не видишь этого, Иан?