Страница 12 из 61
- … в нашей мастерской много прекрасных книг. И мастера Эзры не будет… - Соферим осёкся и покраснел. – Нет… я не хотел тебя обидеть!
Асия слушала и ловила каждое его слово.
- Не стыдись себя, своего дела и мастерской. Мне очень хочется взглянуть на неё, - сказала она.
Вот только сердитый скриптор не разделял её доверчивости, и Соферим поспешил увести Асию из-под его строгого взора.
До мастерской идти недалеко, но Соферим всё равно сильно переживал, что их увидят вместе. Он сразу понял, кто она. Ошибиться было невозможно. Муза, одна из чудеснейших неземных дев, которые днями раньше спустились к ним на белых птицах прямо в храм во время светлого праздника звезды Цирцейской. Он видел мельком их тогда на входе. Потом толпа заволновалась, поднасела, чтобы стать ближе им и рассмотреть каждую получше, и Софериму уже было не пробраться внутрь. Но и тогда ему стало ясно, что прекраснее и лучше, чем они, не встречал он никого.
И вот теперь самая восхитительная из них шла с ним рядом, рука об руку, и с трудом верилось такому счастью. Вдруг сейчас, на улице, она встретит того, кого сочтёт более достойным любви своей и своего дара, и тогда она покинет его, жалкого книжника? По городу ходили слухи, что музы выбирают самых талантливых, самых искушённых, самых отчаянных мастеров. Они не шли к обычным людям. Симон с упоением рассказывал о маленькой музе, чей лик – самое совершенное творение резца природы, а тело – податливее и мягче самого лучшего мрамора, которая пришла к мастеру Михаэлю, когда он уже был готов в пух и прах расколотить глыбу, предназначенную его Давиду. Симон сразу же влюбился в музу и страшно завидовал Михаэлю в его удаче. Но ученик был убеждён, что, вдохновлённый её красотой, обскачет учителя и в искусстве, и в любви к прекрасной музе.
Всю дорогу Соферим любовался Асией. Этот Симон, конечно, всё перепутал, и сейчас самая красивая муза была с ним, с Соферимом. Какая она нежная и хрупкая, как трепещущая птичка, и как чудесна и тепла её улыбка, которую она дарила ему, и каждому прохожему и всему огромному многотысячному городу. И город преображался от её улыбки, как цветок, что распускается после дождя, и каждый житель, что встречался на пути, озарялся лучистым светом её глаз и тем одним становился Софериму ближе и родней. А как кроток и ласков взгляд её и каждая черта! И вот она с ним рядом, созданная для жизнерадостности, она, которой хотелось докоснуться. Но он не смел. И Соферим пообещал самому себе, что, что бы ни случилось, он защитит её от любой беды и никому не позволит причинить ей вреда. «Прочь все! Она моя, и только!» - хотелось прокричать ему.
О чём они говорили по дороге, Соферим не помнил, отвечал невпопад, язык его стал костным. Он боялся, от этого она не поймёт всего, что ему так надо ей сказать.
Но она понимала. Теперь она понимала, что значили слова сестёр. Да, теперь она познала это. Она была влюблена и, хотя никогда не испытывала этого чувства, сразу угадала его. Она создана для любви к этому замечательному юноше. Она видела в нём всё: его смятение, неловкость, страх, всю прелесть его открытого милого лица, восторженность, широкую и добрую душу. Его талант. Да, он талантлив, тонок, чуток, и всё, что делает, оно – такое же.
У дома Эзры Соферим попросил Асию подождать. Он оставил её ждать в маленьком, затемнённом переулке, примыкавшем к мастерской. Он не хотел, чтобы её видели. Жадность овладела им, жадность до неё. В доме он, на своё несчастье, встретил мастера Эзру. Мастер Эзра намного талантливее, опытнее, известнее. Он отнимет его музу. Но она возлюбленная Соферима, она принадлежит только ему! Он никому не отдаст её. И незлобивый юноша вдруг тут же возненавидел своего мастера до ножа в спину. Впервые он взглянул на учителя другими глазами: ведь он не стар, ведь он красив, наверняка женщины любят его. А Асия, а если полюбит и она? Соферим не мог этого допустить. Собравшись с духом, он преспокойно соврал, что мастера ждут в библиотеке для установления авторства и точной даты написания одной из древних книг по искусству Бабиля, которой мастер очень интересовался – лишь бы он ушёл скорее. И только оставшись один, Соферим позвал Асию.
Едва поднялась по ступеням, едва вошла, она озарила светлую мастерскую ещё большим божественным светом, так казалось Софериму. Он усадил её и показывал ей лучшие в мастерской книги, над которыми трудился он и мастер Эзра, тяжёлые, упрятанные в пасть обтянутых кожей деревянных обложек книги на цепях – самые большие ценности, которые, как цепные псы, прикованны к вмурованным в стену кольцам, зубастые от металлических застёжек, с закованными с металл углами. Книги в золотом тиснении, книги в деревянных переплётах, покрытых тончайшей резьбой, украшенные камнями, эмалью, вставками из мягкой кожи, бархатные книги, перетянутые кожаными ремнями и шёлковой тесьмой.
Их строжайше воспрещалось брать посторонним, но Асии можно всё. С увлечением она листала широкие негнущиеся страницы, разглядывала щедро рассыпанные по тексту миниатюры, цветочные и геометрические орнаменты, вписанные в каждую страницу, инициалы и красные, точно выверенные строки. Из тетради в тетрадь она видела красоту, совершенство, стиль, руку мастера и его ученика. Она хвалила книги, в том числе книги мастера Эзры, к великому неудовольствию Соферима. Совсем недавно он сам восторгался ими и считал вершиной мастерства, но теперь они казались ему плоскими, пустышками. Ему страстно хотелось, чтобы Асия ценила только его умение.
Поистине, огромная ценность, духовная, культурная и человеческая, - каждая, рождавшаяся здесь книга. Здесь таилась тайна их создания, хранимая в самих стенах и в простой обстановке: пюпитры для работы в нишах у светлых окон, длинный стол посредине с принадлежностями письма, и – книги, книги, книги, целое царство книг на стеллажах в запрятанной от света глубине зала. Здесь работали, творили, а отдыхали, жили где-то в другом пространстве, в другом мире.