Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 61

Из глубины окружавших колоннад в прямоугольный внутренний двор библиотеки выходили узкие двери. Поминутно открывалась то одна, то другая, наружу и внутрь сновали занятые люди, путаясь в длинных туниках, поправляя на ходу шапочки. Всё делалось бесшумно, молча, и сами люди здесь приобретали несвойственную им способность понимать друг друга едва ли не с полуслова, с одной лишь мысли. Здесь сберегалось всё, что относилось к науке, к знанию.

Тихо Асия вступила на порог. Внутри библиотека оказалась длинным помещением, разделённым высокими, не достигающими потолка порталами на несколько отдельных залов. Асия наткнулась на пытливый взор мраморных бюстов, встречающих каждого вошедшего, и смутилась. Все эти учёные и мыслители прошлого, казалось, были глубоко изумлены, увидев её тут. Как недавно пред очами охраняющих храм чудовищ, она быстро проскочила мимо запечатлённых в камне учёных мужей и у лысины скрюченного за столом на входе в зал скриптора попросила книгу о городе.

- Нужна летопись города? – уточнил лысый скриптор, недовольный, что его оторвали от кропотливого копирования текста. Буквы древнего манускрипта, с которого он писал, сильно выцвели и едва читались.

Асия испуганно кивнула и неожиданно для самой себя улыбнулась в лицо суровому библиотекарю, и, кажется, его это смягчило. Как бы он ни противился, но красота юной музы покорила и его.

Он отлучился в соседний зал за книгой, а Асия осталась ждать. Она ждала и рассматривала высокий расписной свод библиотеки, скульптуры, стеллажи и книги, красивые переплёты, красивый зал. На столы, на книги, на людей падал живой рассеянный и белый свет, проникая между колонн под потолком. Шелест страниц и рассыпающихся свитков – здесь в полный голос говорили только книги. Они шумели, а люди переговаривались тихо, редко. Спокойно и торжественно сидел писец за волнами огромных свитков. Восторженный учёный мальчик, подобрав тунику, лез к верхним полкам на головокружительную высоту, а второй держал ему шаткую лестницу. Группа звездочётов склонилась над столом вдали и оживлённо переговаривалась возбуждённым шёпотом. Покой, порядок. Здесь каждый на своём месте.

Она очнулась. Лысый скриптор почтительно протягивал ей книгу в старинном и богатом переплёте. Весь в золоте, в металле, он хранил историю, а с краёв змеиными языками свисали длинные шёлковые закладки и концы прикушенных пергаментных страниц.

Она приняла книгу, и тяжесть многовековой истории города оттянула хрупкие руки. Она прошла в соседний зал к свободному столу и села у стены под лучи солнца. Огладила шершавый, полинялый от времени переплёт. Отворила книгу и на выцветшей странице сразу узнала его. Этот город, великий Салим, таким она видела его сегодня, только ещё краше, ещё лучше был он тут. Опершись на локти, Асия углубилась в сложный, устаревший язык первых абзацев.

Мимо мягкими подошвами сандалий шаркали люди, вздыхали у неё над головой. Время глухо шуршало песком в тонких колбах – она не слышала его. Она не полюбила этой книги, но любовалась ею, как искусным творением человеческих рук. И пока она не видела, что из дальнего угла юноша-книжник, позабыв свою работу, любовался украдкой ею. Он бы смотрел на неё всю вечность сего дня, до самой скрадывающей весь мир вокруг темноты, смотрел, невзирая на гнев своего мастера, которому обещал всё сделать в срок. Но Асия оторвалась от книги и вдруг всё поняла. Бережно закрыла на заложенной странице и пошла относить, но, проходя мимо, остановилась рядом с ним.

С мимолётным, цепким, как у птички, интересом оглядела лежавшие перед ним переписанные страницы.

- Это не то, что ты должен делать, - сказала вдруг она, а почему и откуда появилось у неё такое чувство, и сама не знала.

Соферим не надеялся, что она, очаровательное, хрупкое создание, подойдёт. Он растерялся и не нашёлся, что ответить. Когда она стояла рядом, как сейчас, он даже думать ни о чём не мог. У него перехватило дух.

- Я хочу сказать, - пояснила она, указывая на распростёртое перед ним откровение первосвященника Иана Перушима, - в этом нет истины. Одно лицемерие.

Почему он раньше сам никогда об этом не думал? Нет, конечно же, думал, но по лени, по зашоренности своей не понимал всей важности этой мысли. И вот теперь, глядя на ту, даже имя которой ему не ведомо, глаза его прозрели. Только глядя на неё и прозрели.





С неожиданной энергичностью и страстностью он встал - из уважения перед ней, и чтобы не оставаться сидящим перед ней – и отбросил все тщательно переписанные, ещё не подсохшие листы.

- Это правда. Тут нет истины, - сказал он ей.

Во всём нет истины, кроме её лучистых тёплых глаз.

- Я возьму, - сказал он о книге, что оттягивала ей руки.

Она улыбнулась и тихо ответила: «да».

Словно старые, давно не видевшиеся знакомцы, пути которых вновь сошлись, они пошли вместе, рядом.

- Если ты уходишь, я хочу проводить тебя, - сказал Соферим, когда отдал книгу сердитому скриптору в соседний зал.

Он не узнавал себя. Он стеснялся женщин и боялся начинать с ними разговор. Ему казалось, они видят его насквозь, видят и насмехаются заранее, пока он ещё не подошёл, готовые отказать даже в знакомстве с ним. В представлении его все Салимские красавицы уже отвергли его за его безденежье, низкое происхождение, унылое ремесло и сомнительное умение общаться.

Но с ней, сейчас, всё было по-другому. Ничего подобного не происходило раньше с ним, и он чувствовал, что момент этот запомнит на всю жизнь. Волнение, сбитая тревога, что упустит и больше никогда не встретит вновь, захлестнули его, как человека, который в крайнем беспокойстве или в смертельной опасности начинает обращаться к совершенно незнакомым людям. Так и сейчас в словах и действиях его не было ничего больше отчаяния.

- Я гуляла. Мне некуда идти.

- Идём ко мне, - жарко воскликнул Соферим и слишком громко, отчего лысый скриптор зло взглянул на него. – Ты сказала, что я делаю не своё дело, но у меня есть много другой работы, я покажу, в ней гораздо больше и истины, и смысла. Я Соферим, подмастерье книжника…