Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 123

Не думать об этом! Не знать! Быстро, пока вновь не накатила слабость, пока не захотелось дышать, распахнул дверь и вытолкнул девушку наружу, вжался лицом в шершавую дверь.

"Не спасти ту, что отметил Верховный. Не спасти. Ибо сам себе не принадлежишь," — прошептал Каратель.

Анна бросилась прочь. Мерцали на черных стволах светящиеся салатово-лазурные мазки, будто кто-то нарочно указывал путь. И горький запах плоти, стынущей крови и страха, оседал на поникших листах, терпкий привкус опасности тонко покрывал ветви.

— Ааааннна...

Лоснистые ленточные черви, рожденные туманами, подсвечивались луной, отражая полуденное небо. Они метались меж кустов, зарывали змеиные морды в траву и шипели, шипели её имя. И ей казалось, что она видит, как тонкие струны слов вибрируют, рисуют везде невесомые людские тени, заставляя их шептать и просить её о чем-то. И чем дальше бежала она, тем разноцветнее были блики, тем больше вспышек вокруг. И уже не понять было, вернулось ли прежнее спокойное море, вихристо уносящее душу прочь, или всё это только ей снится...

***

Под пенье птиц легко открыть глаза.

Вдыхая запах горечи полыни,

Так просто осознать, что я не я

И мы не отличаемся отныне....

 

Анна медленно открыла глаза. Высоко серели кусочки неба, и с ветвей на лицо падала труха. Птицы перебрасывались трелью, громко трепетали крыльями, меняя ветки. Под лиственной подушкой трещали жучки, терли что-то желваками, тихо стрекотали.

Анна шевельнулась. Тело стало ватным, измученным и будто бы избитым. Ни единый мускул не избежал расправы, а любое движение рождало приступ жгучей боли. Она застонала, повернулась на бок. Лицо залипло грязью, кожа натянулась и с треском лопала высохшую глинистую маску. Челюсть заныла, и Анна подумала, что, наверно, ночь прошла гораздо ярче, чем она запомнила. Девушка приподнялась на локте, размяла хрустнувшую челюсть, глянула на ближайшее дерево. Кровь на стволе. Вдох. И не только кровь.





Откуда только силы взялись?! Анна в страхе вскочила на ноги, огляделась. Смятая трава в крови и нечистотах, распотрошенный человеческий труп и его изгрызенные конечности.

Жарко же прошла ее ночь охоты! Внутри нарастал страх. Такой сумасшедший, что сердце мешает слушать ветер. Нож! Один удар в сердце и все!

Она обыскала всю поляну, но кинжал, что ночью дал ей вампир, исчез.

А инстинкт охотницы пробудился и приказывает слушать. Слушай же! Слушай, что творится вокруг. Как тяжела поступь того, кто идет медленно, с перерывами. Как он приставляет ноги. Сколько делает шагов. И чей запах он принес на плечах.

Анна резко обернулась, готовясь защищаться. Конь. Просто конь. Страх внутри нее оцепенел и упал к ногам, мыслить стало легче.

Что теперь делать? Можно ли так сразу к дому? И что скажет Антон? Нет, ему нельзя говорить! Он подумает, что обезумела, что опасна, и тогда... Не глупо ли умереть после всего?! Нужно придумать, спрятать, уйти. Сделать всё так, чтоб и следа не осталось.

Конь был оседлан, и слишком очевидно было его появление. Анна несколько раз оглядела окрестности, пробежалась вокруг, но ни присутствия, ни запаха вампира не обнаружила. Следил, она чувствовала. Кто знает, сколько средств маскировки он знает. А она же ещё дура!

Солнце подымалось быстро, становилось жарко и больно открытой коже. Анне хотелось спрятаться в темноту, полежать, привыкнуть к телесной боли, но нужно было заняться другими.

Ей не с первого раза удалось поднять останки на лошадь. Ужас граничил с отвращением, но страх, что кто-то найдет следы ее пиршества, заставлял Анну торопиться, чтобы спрятать труп.

Она долго блуждала по лесу и искала подходящий овраг. С трудом стащила труп вниз, долго забрасывала землей. Сначала вручную, потом обломками веток, ногами, чем придется.

Только когда всё было скрыто, вампирша села передохнуть. Нужно вернуться. Позади — окровавленная поляна, в остатках плоти и внутренностей, на деревьях — отпечатки смерти, на кустах — обрывки одежд. Куда всё девать? Поехать домой и попросить его помощи? Антон и так знает. Она чувствовала, — он проверяет ее, следит и ждет, что будет дальше. Словно решает, можно ли ей жить.