Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 94 из 109



 

Удельная Русь. Начало XIII века.

 

Ведана, разбитая горестными предчувствиями насчёт судьбы Олега и мучимая лихорадкой, полночи промаялась в муторном бреду. В последние дни она исхудала, под прекрасными глазами обозначились тёмные круги, а взгляд всякий раз устремлялся к окну и беспокойно метался по околице деревни. Девушка не находила себе места. Ещё днём она в человечьем обличье отправилась в Ольхов - на городской торг, и там подслушала разговор двух купчиков возле мясной лавки. Из него и вызнала, что княжич несколько дней назад уехал на переговоры к старшему брату - Далебору. Услыхав это, Ведана похолодела.

«Этой же ночью перекинусь и отправлюсь на поиски», - твёрдо решила она.

Но, осуществиться планам было не суждено - с вечера у девушки начался жар. Тело охватила такая слабость, от которой, улёгшись на лавку, она и головы не сумела поднять. «Что со мной?  - в отчаянье думала девушку. – По моим жилам течёт кровь оборотня - я не должна болеть». Но какие бы доводы не вертелись в голове, пришлось, наконец, признать – она больна, и довольно тяжко. Странная хворь сперва поразила её душу, - истерзанную переживаниями за любимого и кровоточащую от горестных предчувствий, - а после перекинулась на тело. Мать просидела возле неё всю ночь: давала горячее питьё, протирала влажной прохладной тряпицей испарину со лба, но к рассвету так измоталась, что залезла к мужу на полати и уснула мертвецким сном.

Топот половецкой конницы девушка услышала издалека. С трудом поднявшись, она сначала врезалась в угол стола, облокотилась, прислушалась, поворотив голову к оконцу. Тревожно втянула ноздрями воздух. Мать заворочалась, силой разлепила глаза, приподнялась над храпящим Протасием, и, хлопая сонными глазами, уставилась на дочь:

- Ты чего? - хрипло вымолвила она.

Ведана вдруг ещё больше побледнела и удушливо крикнула:

- Запирайте ставни!

- Да что с тобой? – холодея, воскликнула Амела, но дочь её не слушала – шатаясь и едва не падая, она бросилась к двери и с лязгом задвинула засов.

Амела с силой толкнула в бок Протасия. Тот проснулся, пожевал спросонья спёртый воздух избы и, недовольно щурясь, воскликнул:

- Ты чего, жена?

Тут он обратил внимание на Ведану и тоже обомлел: дочь металась по избе, как полоумная: захлопывала ставни, с грохотом опрокинула стол и отволокла его к двери. Протасий вмиг пришёл в себя, соскочил, как ошпаренный с полатей. Хотел уже было осадить обезумевшую дочь и тут... услышал. За стеной избы раздался тяжёлый гул конницы и боевой клич степняков.

- Тати, - бледнея, выдохнул он.

У Амелы от страха отвисла челюсть. Она что-то несвязно забормотала, стала заикаться, и, в конце концов, прихлопнула рот ладонью, выпучив глаза. Ведана почувствовала горчивший ноздри запах – это один из спешившихся воинов поджёг смолу в глиняном горшке; услышала, как в вязкую огненную массу несколько лучников макнули наконечники стрел, и как эти стрелы с шелестом устремились к соломенной крыше её избы.

«Нужно обратиться и выскочить наружу, - подумала девушка. – Иначе сгорим заживо». Посмотрела на родителей: отец дрожащей рукой хватал из угла топор, мать забилась в углу на полатях и тряслась, бормоча: «Что ж с нами будет, боже мой». «Нет, - решила Ведана, - перед ними этого делать не стану. Они не должны видеть». Голова кружилась от странной болезни, тело казалось слабым и непослушным. «Я смогу, - ухало в голове, - смогу!» Она отбросила в сторону стол, отодвинула засов и выскочила на крыльцо.

- Что ты делаешь? – раздался за спиной отчаянный вопль отца.

Перед нею - кружащие на конях чёрные всадники. Их много, будто на землю опустилась стая чёрных ворон. Со стороны деревни несётся бабий вой, крики, удары сабель, перерубающих кости, треск занявшихся огнём изб. Вражьи воины как грозная река в половодье, а Ведана одна, на острове. Отчаянный прыжок... Сейчас, сейчас... Горе вам – никому пощады не будет! Но слева и справа раздался свист верёвок, две петли с хрустом сдавили грудь и шею. Кожу, а затем и мышцы, охватило нестерпимой болью. Яд просочился сквозь поры, попал в кровь, понёсся по венам, прошёл через сердце и выплеснулся в артерии.

- Нет! – зарычала она, чувствуя, как ещё несколько арканов впиваются в тело, видя, как падает на крыльцо утыканный десятком стрел отец, как страшно полыхает крыша избы, в которой осталась мать.

Перед глазами мелькнуло лазоревое небо – бесконечное, безмятежное. Её кто-то ударил под колено, она упала, давясь пылью и комьями земли, и тут же кто-то потный, пропахший лошадиной мочой, заломил руки за спину, выкрутил запястья и туго обмотал их верёвкой. Затем, боль как будто отделилась от тела, и настала темнота.

 

Она очнулась одна, связанная, в трясущейся повозке. Рядом ехал всадник и похотливо улыбался, поглядывал на неё масляными глазками. Это был Тугоряк. За бортом повозки тянулась бесконечная степь - море качавшегося на ветру ковыля.

- Ай, хороша! - хан цокнул языком, приосанился. – Сначала моей будешь, потом отдам тебя воинам своего куреня. Тебе понравится! – Его губы ещё больше растянулись, обнажая ряд желтоватых и неровных зубов. Потом вдруг посерьезнел: - Наверно, думаешь, твой княжич станет тебя искать?

Ведана оскалилась, зарычала, но Тугоряк презрительно взглянул на неё, достал откуда-то скрученный в трубочку кусок бересты, развернул, наклонился и аккуратно положил перед лицом девушки:

 - Читай, коли умеешь.

«...не судьба нам быть вместе, Лада моя...»

Повозка тряслась, буквы плясали перед глазами, из которых хлынули первые слёзы.

«...отец не позволит... все против этого... я государственный муж...долг правителя превыше всего...»