Страница 95 из 109
Дальше можно было не читать. Рыдания задушили её, тело сотрясла судорога, будто душа хотела расстаться с телом. Образ Олега – любимого, желанного, ласкового, возник перед нею.
«...прости меня, Ведана...прощай».
- Ненавижу тебя! – остервенело закричала она, засучила спутанными верёвкой ногами о борта телеги. – Ненавижу!
Тугоряк улыбался, одной рукою небрежно держал узду, а другой поглаживал усы:
- Ай, хороша уруска! Ай, горяча! На всех моих батыров хватит.
Ведана больше не слышала его – душа будто вытекла со слезами, оставив после себя лишь пустую оболочку. Глаза потухли и остекленели, бессмысленно и страшно уставившись вдаль. Ей казалось, что она уже умерла. Её обмякшее тело безвольно покачивалось и лениво подпрыгивало на ухабах. Ведана ничего не чувствовала, когда повозка вдруг остановилась и чьи-то крепкие руки, разрезав на лодыжках веревки, подтащили её за ноги к самому краю. Словно в тумане она видела, как ухмыляющийся хан расстёгивает перед ней кафтан и спускает по очереди кожаные чулки, как его грубые руки задирают подол её рубахи, как за его спиной кто-то мерзко посмеивается. Ведане было всё равно, но только не её второй сущности.
Что случилось дальше, девушка почти не помнила. Зверь вышел из-под контроля, он словно заново родился, зажил своей собственной, независимой жизнью. Ему был омерзителен запах кочевника, его голос, его похоть. Никто не останавливал зверя, никто не напоминал о проклятье.
Веревки на руках девушки вдруг натянулись и лопнули со страшным треском. Она обернулась без всяких кувырков – подобное не удавалось даже Далебору. Тугоряк с отвисшей челюстью и глазами, полными ужаса, застыл перед нею, но этого мгновения вполне хватило, чтобы отгрызть ему голову. Фонтанирующее кровью тело ещё не успело рухнуть на землю, как оборотень уже соскочил с повозки и за несколько мгновений растерзал тех, кто дожидался своей очереди в сторонке. Оцепенение половцев как будто прошло – в волчицу впилось несколько десятков стрел, но они не причинили ей вреда. Не обращая внимания на раны, зверь задрал морду к серому небу и завыл так, что некоторые воины задрожали от ужаса, затем опустил глаза, зарычал и явил врагам громадные окровавленные клыки.
Охота началась!
Смерть настигала половцев повсюду. Волчица передвигалась быстрее самого быстрого скакуна, впрочем, пасшийся возле лагеря табун, почуяв ужасного зверя, дрогнул, заволновался и со ржанием помчался прочь. Напрасно кочевники пытались остановить лошадей.
Вскоре две сотни лучших степных воинов погибли и погибли страшно. Когда это случилось, тишина воцарилась над степью, и даже стон раненых не оглашал её, потому что в живых никого не осталось. На два стрелища вокруг лагеря лежали выпотрошенные, обезображенные тела: без рук, ног, губ, ушей и носов. И почти все - без голов. Степные орлы кружили над жутким местом, дожидаясь, когда зверь насытится и уйдёт прочь.
Ведана пришла в себя, приняв человеческое обличье. Скользя по траве, липкой от крови, пошла, шатаясь, куда глаза глядят. Ей было всё равно и заплетающиеся ноги сами несли её. Глаза смотрели, но видели расширившиеся от ужаса очи матери. Уши слушали, но в них звучал только предсмертный крик отца. Зверь больше не подчинялся ей, он вырвался на волю, но это её не волновало. Она потеряла всё... всё: любимого, родителей, дом. Сумасшедшая улыбка исказила её забрызганное кровью лицо.
- Велес, - прошептали потрескавшиеся губы, - ты всё знал... Олег предал меня, отдал на забаву поганым половцам. За что ты так со мной, дедушка? Почему не сказал правду? – и сама же глухо ответила: - Я бы не поверила…- Слова Веданы сделались бессвязными: -Нужно было уходить с тобою. Ты звал меня, а я не пошла... Это я во всём виновата...
Она упала на траву и зарыдала. Слёз уже не осталось. Ничего не осталось. Вокруг простёрлась вытягивающая душу степь – глухая к мольбам, чужая. Так пролежала до темноты. На небо взошёл молодой месяц, рассыпались звёзды. Тогда девица встала и отправилась на родимое пепелище…
От деревни остались только обугленные остовы. Оставшиеся в живых ушли отсюда и теперь это место подавляло, обрушиваясь на Ведану тяжестью утрат. Могилу отца и матери она нашла по запаху, идущему из- под земли. В яме покоилось много людей и на свежем, рыхлом холме стоял наспех сколоченный крест.
- Одна, - прошептала обречённо Ведана, опускаясь на траву. – Я осталась одна.
Ветер не шевелил её слипшиеся волосы, звёзды не пробуждали в душе мечтаний, не притягивали взгляда. Девушка чувствовала себя старухой: сгорбленной, больной, выцветшей. Ей нечего было делать в этом мире, но и иные миры не могли принять её. Она обрекла себя на вечные скитания, и нигде ей не было места.
Сколько минуло времени, она не знала, когда вдруг что-то пушистое коснулось её руки и замурлыкало. Она посмотрела вниз, произнесла ласково:
- Марфуша... Маленькая моя...
На измученном лице девушки проступила робкая улыбка. И так ей вдруг тепло стало, так уютно от тарахтящего серого комочка, что перед глазами поплыли стены родимого дома. Мать в нарядном повойнике сидит за ткацким станом и улыбается, отец что-то стругает над столом и иногда на пол летят ароматные березовые крошки. За окном будто бы осень: ветер рвёт с ветвей листья, постукивает о ставни стылыми каплями дождя, а в избе сухо, сонно и сладко – ажно потянуться хочется. Потрескивает поленьями устье печи, на стенах – играют отсветы от огня, а у ног мурлычет Марфуша.
Ведана взяла кошку на руки, прижала к груди и ушла в лес - подальше от людей. Соорудила там нечто вроде шалаша. Ломая ветки, иссекла в кровь руки, но боли не чувствовала. Раны заживали долго....Она почти ничего не ела, только иногда спускалась в низину, к ручью, и пила оттуда студёную воду, зачерпывая ладонью. Близилась зима. Землю уже сковало первыми заморозками. Последние птицы, прощально взмахивая крылами, улетали в тёплые страны. Ведане было холодно без огня и тёплой одежды. Она тосковала... Сохла.… В волчицу больше не обращалась – даже в полнолуние. Ей едва хватало сил, чтобы переставлять ноги. И вот однажды, когда над лесом закружился пушистый снежок, она покинула своё пристанище и куда-то побрела. Шла долго, преодолевая густые и хлёсткие лесные чащи. Останавливалась, переводя дыхание, и вновь продолжала путь. Через некоторое время деревья расступились, и она увидела вдали купол монастырской церкви, а рядом с ним - новую, тускло светящую золотом колоколов, звонницу. Мороз крепчал. Слабость и дремота застилали взор, и Ведана медленно сползла на землю, прислонившись спиной к березке. Веки её тихо сомкнулись, а на посиневших губах показалась вымученная улыбка. Перед нею, в плывущей темноте, то возникало, то вновь исчезало лицо Олега.