Страница 53 из 109
Эту ночь он ждал, как и все предыдущие. Он решил, что если и в этот раз не удастся преодолеть барьер нечеловеческой боли и остаться в сознании, то больше не будет и пытаться – пусть всё останется так, как раньше. Тогда он будет спокойно засыпать, а утром, очнувшись чёрт знает где, снова возвращаться на холм и примерять на себя очередной комплект одежды. Впрочем, он придумал, как сэкономить запасы курток и штанов: в преддверии полнолуния будет спать голым. Но это после – пока же Фёдор сидел на вершине холма и наблюдал, как по комлям пихт и лиственниц крадутся серые сумерки.
В этот раз боль оказалась сильнее, чем прежде. Федя уже не кричал – он ревел, грыз каменистые выступы стен и впивался сломанными ногтями в брёвна пола, размазывая по ним кровь. Медвежья шкура и матрас, не раз спасавшие его от холода, за несколько мгновений превратились в бесформенные клочья, которые словно пепел кружили по воздуху, пока хозяин пещеры как ураган метался между стенами пещеры. Фёдору мерещилось, что луна - это зрачок исполинского злобного существа, которое наклонилось к земле и заглядывает в его логово.
Сколько продолжался этот кошмар, Фёдор не знал. Разум его мутился от жуткой боли, заволакиваясь плотным, не пропускающим свет, бельмом, и только неимоверным усилием воли он заставлял себя оставаться в сознании. Наконец, услышал под собой оглушительный хруст. Ноги будто подломились и он полетел вниз, успев представить, как его голова разлетится на куски от удара о брёвна. Но этого не случилось – наоборот, мышцы вдруг напружинились, наливаясь невероятной силой, ступни вытянулись и вонзились в дерево острыми, как бритва когтями; позвоночник с хрустом изогнулся и горбом потянулся вверх, а грудную клетку разнесло в объёме, словно там взорвалась граната. Ещё Фёдору показалось, что его лицо сдавили огромными железными щипцами, а затем стали ломать и вытягивать, пока оно не превратилось в свирепую звериную морду. Он слышал, как из кожи с шелестом полезла жёсткая, как проволока шерсть, и взвыл от боли так, что его, наверное, услышали звёзды.
Наконец, вопли, доносившиеся с вершины холма, прекратились. Морда чудовищного серого оборотня, покрытая липким холодным потом, высунулась из пещеры. Шевеля ноздрями, монстр несколько раз шумно втянул воздух, словно хотел узнать, чем пахнет зависшая над неподвижным лесом Луна и оглушающе завыл – так он возвестил о своём появлении и праве на верховную власть. Затем, полузверь-получеловек поднёс к глазам невероятно длинные, узловатые руки, повращал кистями, удивлённо наблюдая, как по матовой поверхности огромных когтей перетекает мутный желток Луны. Фёдору ещё не верилось, что это он. Мечты, в которых он ставил на колени врагов, в которых сеял страх и ужас, наконец-то осуществились. Он стал одним из немногих, а может и единственным, кому судьба вручила столь удивительный дар, а раз так – значит, это угодно небу.
- На всё воля Твоя! – злорадно закричал Фёдор, задрав морду к звёздам, и над овеянными дрёмой чащами, далеко-далеко полетел жуткий нечеловеческий вой.
Оборотень выбрался из тесной норы и побежал вниз по склону. Под его мощными лапами осыпались камни. Ускоряясь, он ещё больше наклонился вперёд, почти касаясь земли пальцами огромных рук, которые сперва неуклюжими, а затем всё более точными движениями, сбивали в сторону встречавшиеся на пути ветки. Низкие, утробные звуки вырывались из широко распахнутых ноздрей чудовища, наполняя лёгкие влажным воздухом, пропитанным запахом хвои и древесной смолы. Чувствуя небывалую мощь в жилистых, изрезанных чёрными венами мышцах, видя в темноте и слыша среди безмолвия, Фёдор ликовал. «Вот теперь самое время для возвращения в мир людей!» - злобно думал он. Ему не терпелось испытать свои невероятные способности, и он ушёл от своего логова так далеко, как никогда ещё не уходил. Звериное чутьё подсказывало, что где-то неподалёку должно находиться человеческое жильё, и через некоторое время он уловил очень старый, бледный на фоне иных запахов, след. Двинувшись по нему, вышел на поляну, залитую лунным светом и заполненную сиротливо торчавшими пнями - за ней виднелась узкая просека. Оборотень обратил в ту сторону тысячекратно усилившийся слух, и в густой, почти осязаемой тишине различил далёкий собачий лай. Вскоре он вышел к небольшой деревне, прижавшейся десятком избушек к пологому и извилистому берегу реки. Фёдор с наслаждением вдохнул запах остывающего в сенях борща, свежевыпеченного хлеба и бани.