Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 109

Трудно описать чувства, которые вызвал этот нечеловеческий голос в душах отца Александра, инока Игнатия и Глафиры. Жутью повеяло на них, да такой, что перестали слушаться руки и ноги, сердца похолодели и волосы встали дыбом. Отец Александр очнулся первым; страшно взглянул на Игнатия и показал глазами на деревню. Тот понял без слов, и через некоторое время их фигуры уже мелькали на дороге.

- Погоди, брат, - на полпути зашептал настоятель, тяжело дыша и держась за грудь. – Тяжко мне – давай помедленнее.

Игнатию сие предложение не понравилось, но он всё же кивнул, соглашаясь. «Не бросать же его здесь одного?» - судорожно думал он, озираясь на лес, над которым всё так же зловеще плыла Луна. Наконец, впереди показались очертания крыш, но и этого оказалось мало, чтобы унять пережитый страх. Только попав за стены приютившей их избы, они с облегчением выдохнули. Вытерев со лба испарину, Игнатий обратился к настоятелю:

- Что я вам говорил, отец Александр? – это она.

Тот ничего не ответил - лишь со вздохом прилёг на лавку, и прикрыл веки. Игнатий забеспокоился:

- Плохо?

- Уже легче, - отдуваясь, молвил настоятель. - И всё же, меня по-прежнему одолевают сомнения: мы ведь не видели, как эта девица превратилась в зверя.

- А зачем нам это видеть? – зашептал Игнатий: - И так понятно, что это она. Помимо нас троих никого в лесу не было. И вой раздался как раз в том месте, где она вошла в чащу.

- Тогда смотри в окошко, брат. Если она и есть та, о ком ты говоришь, то должна воротиться домой невредимой. Иначе, оборотень, которого мы услыхали, растерзал бы её. Я же вконец обессилел, потому полежу немного.

- Отдыхай, отец Александр. Уж я её не пропущу.

Время тянулось медленно, и вскоре настоятель, читая про себя молитву, забылся тревожным сном. Он снова вернулся в тот день, когда сказал матушке о своём желании уйти в монастырь. Давая своё благословение, она плакала:

 - Чувствую, что не свидимся мы более.

В тот момент он дрогнул, бросился ей в ноги, пообещав остаться. Но той же ночью ушёл прочь, взяв с собой лишь кусок хлеба . Где она теперь? Наверно, спит под безымянным холмиком в родном краю: там, где знакомый с детства ветер качает сухие травы.

Отец Александр заворочался, и по щеке его незаметно скатилась слеза - во сне он не был властен над чувствами. Не спал только Игнатий, пристально всматриваясь в ночную тьму. Много разных мыслей передумал он; много чего мерещилось ему за окошком. Но труд его был вознаграждён, и вскоре он увидел, как в соседний двор проскользнула тоненькая фигура. Сомнений не оставалось – это была Глафира; она вернулась из леса, приняв человеческое обличье. Игнатий не стал будить настоятеля; только осенил себя крестным знамением и улёгся на лавку. «Попалась» - радостно подумал он, прежде чем усталость окончательно сморила его. Но самой последней уснула Ведана. Она ещё долго вспоминала перекошенное лицо Глафиры, и то, как она застыла на лесной тропинке, не в силах даже крикнуть от охватившего её ужаса.

Утром события ночи показались монахам страшным сном, но разве могло присниться одно и то же двум разным людям? Поговорив друг с другом, они убедились, что всё случилось наяву, и тогда отец Александр всерьёз призадумался:

- Нужно отправить князю берестяную грамоту и попросить, чтобы он прислал меткого лучника. Исчадие ада, чей жуткий вой до сих пор звучит в моих ушах, одолеть непросто. Слышал я, что трава борец, зовущаяся также аконитом, является для оборотня ядом. Мы смочим им наконечники стрел, а лучник пустит их в зверя - иначе нам до него не добраться. Сие лишит чудовище силы и позволит нам его пленить. Что ты думаешь об этом, Игнатий?

- Мыслю я: правильно ты всё говоришь, отец Александр. Боюсь только, что в поисках сока сей травы придётся нам обращаться к знахаркам. Вдоль дорог аконита растёт немало, да только он давно высох: зима на дворе. А прочные верёвки у нас сыщутся. Вот только не возьму я в толк: что дальше-то со зверем делать? Не проще ли сразу его убить?

- Не говори мне об этом, - вздохнул настоятель. – Пусть лучше князь решает: на подвластных ему землях он главный судья. Нам же должно молиться и радеть за спасение  душ человеческих.

После утренней молитвы монахи скромно позавтракали и поблагодарили хозяев за ночлег. Испросив у них кусочек бересты и заострённое костяное писало, поспешили в обратный путь. Удалившись от деревни, остановились.

- Я сейчас грамотку нацарапаю, - молвил отец Александр, - а ты её отнесёшь князю, Мстиславу Изяславичу. Прошлый раз ты до него не добрался, теперь же сумеешь исправиться. Библия, что я ему посылал, при тебе?

- А как же, - ответил Игнатий, похлопывая рукой по пыльному мешку, – всегда с собой ношу. Может благодаря ей и уберёгся тогда от зверя.

- Вот и хорошо, - слабо улыбнулся настоятель, присел на пенёк и стал выводить на бересте послание князю. Пальцы слушались плохо: из рук куда-то девалась прежняя сила. Только сейчас ощутил отец Александр, как состарили его годы. Закончив письмо, соорудил из бересты свиток и протянул его Игнатию: – Ступай с миром. Да благословит и сохранит тебя Господь.

С тем и разошлись в разные стороны. Настоятель шёл в монастырь не спеша. Дышал полной грудью, чуя, как радуется наступающему дню душа. Значит, ещё поживёт он на белом свете; потопчет сырую землю своими истёртыми кожаными поршнями. А с оборотнем они обязательно справятся - лишь бы только какой ошибки не вышло.