Страница 79 из 116
Проснулась оттого, что в окно ярко светило солнце. Скоро полдень. Кхыбры не было. Я сладко потянулась, зевнула и, убрав постель, спустилась вниз.
На столе стояла тарелка с хлебом и сыром, рядом – кринка молока. Я сделала себе бутерброд и только хотела откусить, как с улицы с корзиной поздних слив зашла мама.
– Долго же ты дрыхнешь. Кхыбра давно встала. Разбаловала тебя столица. Разленилась ты! – мама поставила корзину на пол.
Я промолчала. Есть перехотелось.
– Где коса?
– В сумке.
– Давай её сюда.
– Зачем? – Я недоумённо посмотрела на мать.
– Тебе-то она больше не нужна. А я её продам. Будет копеечка Лютке и Витке.
Во мне закипала злость. И если я хотела отдать честно заработанный золотой маме, то теперь желание начисто пропало. Будто ураганом смело.
– Пусть Лютка свою косу отрежет и продаст. Будет им копеечка на двоих. Не отдам. Я лучше сама её продам. А на вырученные деньги куплю шампунь в эльфийской лавке.
– Вот как? Значит, сестры должны в лепёшку разбиваться ради детей, а ты на удовольствия собираешься деньги тратить? Шампуни втридорога покупать? Отварами голову помоешь, ничего не станется. А дети растут быстро, на них одежды не напасёшься. Неси косу, я сказала! – и упёрла руки в бока.
Во мне что-то надломилось. Я посмотрела на маму совершенно с другой стороны. Выгода, только выгода. Только что-то подешевле купить, спрятать, отложить на чёрный день. Сэкономить. Витке купить надо что-то – я перебьюсь. Коре надо помочь – я подожду. Лютке сложно с детьми – опять я в стороне. У Ерошки ботинки расползлись – снова я пролетаю. И нет, чтобы купить хорошее, качественное, которое прослужит долго, нет. Надо экономить! Зачем? Мы же последние годы хорошо зарабатываем? Никто не голодает, корчма приносит прибыль. А маманя продолжает экономить.
– Чего стоишь как вкопанная, зенки пялишь? Мне забрать или сама принесёшь?
Я мысленно ругнулась по-гномьи, а вслух сказала:
– Ничего я не собираюсь тебе приносить. Проживёте и без моей косы. Зачем Лютке коса колдуньи? Или как там она меня называет? Она постоянно осуждает колдовство, но это не помешало ей сбегать к Горпине за приворотным зельем. Что, небось любистком опоила Даньку?
– Откуда ты знаешь? – послышался из-за спины сестрин голос.
Я замерла. Вот оно что! Значит, Лютка вначале бегала к Горпине, а когда дело было сделано, то грязью её облила. Обозвала брехухой. И, вероятнее всего, ни копейки не заплатила. Достойная дочь. Под стать маме! Стоило раньше об этом догадаться!
– Хотя, можешь не говорить: небось ведьма проклятущая по всему Курчавому растрепала, что я к ней ходила! – прошипела она. А потом криво ухмыльнулась: – Или это твои колдовские таланты проснулись?! Да вы с Горпиной друг друга стоите – два ведьмовских отродья! – завелась сестра.
– Люточка, девочка моя, не нервничай, молоко пропадёт! – затараторила мать. – Ромашкового отвара попей. Что ты на всякую ерунду обращаешь внимание?
– Потому что это не ерунда, мама! А если она Дане растрезвонит, что тогда? Он бросит меня, да?!
– Горпина порядочная баба, – вступилась я за ведьму. – Языком, как вы, не метёт.
– Тогда откуда ты узнала, а?! – завопила сестра, сжимая костлявые кулачки.
– Да об этом легко догадаться! Если бы не зелье, ты бы всю жизнь в девках просидела. Брехала, как та собака! Тут не надо и колдуньей быть, чтобы сложить два и два. Склочная, завистливая, жадная и мелочная. Только и знала, что ябедничать и постоянно выезжать за счёт других.
– Не за себя ли ты так печалишься, Рутка? Это когда же я за твой счёт куда выехала? – Лютка разве что только не тряслась от злости.
– Да хоть и за себя печалюсь! А вам только дай повод – тут же на шею влезете и ноги свесите! А то мало я за вас всех пахала как проклятая!
– Мам!.. – послышался из-за спины голос Витки.
Я оглянулась. Сестра лыбилась и поигрывала моей косой.
– Отдай! – сдерживая злость, сказала я. – Витка, по-хорошему прошу!
– А то что? Ударишь? Беременную бить будешь?
Я обессилено опустила руки. В дом вошли отец с Кхыброй и внесли большую корзину яблок. Батя вмиг оценил ситуацию, в два шага оказался рядом с Виткой и забрал у неё косу. Та только глазами хлопала, но перечить не посмела.
– Доча, собирайтесь, я вас на станцию отвезу, – отдавая мне косу, сказал папа. – Не задался сегодня день, не будет баньки.
Я кивнула и поднялась с Кхыброй на чердак, чтобы забрать сумки. Завернув косу в ночную рубашку, положила вместе со скалкой на дно сумки. Плакать не хотелось. Но и приезжать сюда ещё раз не хотелось вдвойне. Чем я им насолила, что они так себя ведут?
– Рута? – тронула за плечо подруга. – С тобой всё в порядке?
Я только качнула головой: потом расскажу.
С улицы раздался детский крик, а после душераздирающий крик женщины. Я стрелой помчалась во двор. Вокруг яблони толпились мои сёстры, родители и пара-тройка соседей. Растолкав соседок, я увидела страшную картину: неестественно выгнувшись, на земле лежал Ерошка. Из-за его пазухи выкатились несколько краснобоких яблок. Из уха текла тоненькая струйка крови. Я подавила крик, прикрыв рот ладонью, и кинулась к брату, отталкивая рыдающую мать. Сердце тихо, но билось. Жив!
– Кхыбра, отправляй серого Герману! Второго или ректору, или кому-то из преподавателей, пусть помогут построить портал! – на ходу бросила я. Троллина кивнула и побежала в дом.
– Батя, птицы есть?!
Отец развёл руками.
– Утром хотел купить, закончились, – сдавленным от нахлынувшего горя голосом ответил он.
– Батя, не трогайте Ерошку. Его нельзя переносить. Я сейчас вернусь с Горпиной. Укройте его одеялом или периной. Только не трогайте, а то будет беда!..
– Хорошо, Рута, поторопись.
А от яблони уже неслись рыдания матери:
– Сыночек! Родненький!.. Только не умирай!.. Не оставляй меня.
Растолкав зевак, которые начали стекаться ко двору, я мчалась к конюшне. Взобравшись на Плюшку, – хвала богам, батя не успел её расседлать! – я поскакала к ведьме. Всю дорогу молила Рокнесгер о пощаде, чтобы помогла Ерошке выжить.
Я гнала Плюшку во весь опор. Лошадь всхрапывала, жевала удила, но слушалась. Не забыла меня за лето. Давай, родненькая! В нашей семье только братишка искренне меня любит! Нельзя, чтобы Арьесса забрала его. Он слишком мало пожил на этом свете!
Горпина жила на окраине Курчавого. Её хата словно вросла в землю и пустила глубокие корни. С одной стороны крыша была полностью покрыта мягким плотным ковром мха и опускалась почти до самой земли.
– Горпина!.. – заорала я, подъезжая к хате. – Горпина, спаси!.. Горпина!..
Ведьма выбежала на порог дома, козырьком прикладывая ладонь к глазам. Дородная тётка с двумя тугими толстыми косами, которые лежали на большой груди. На шее ведьмы позвякивали амулеты.
– Рута? Святая Аргина, где твои волосы?!
– Отрастут! Спаси Ерошку, он с яблони упал! Ещё дышит! Спаси его, умоляю!..
Пышная женщина метнулась в дом и через несколько минут выбежала, перекидывая через голову холщовую сумку. Она забежала за хату, где всегда был привязан её вороной жеребец Агат. Разные слухи ходили о нём, будто сама Маруна отдала его ведьме в обмен на душу. Но мне сейчас было плевать кто и кому что дал. Агат быстроног, лёгок и вынослив. Горпина легко вскочила на жеребца и ударила пятками в бока. Я на своей Плюшке еле поспевала за ней. Из-под копыт комьями летела земля с травой. Вот и наш дом показался.
– Ведьма!.. Ведьма!.. Горпина приехала!.. – послышались голоса соседей.
Она, несмотря на вес, легко спешилась и, придерживая сумку, поспешила к Ерошке. Я же еле сползла с лошади. Не так часто приходилось скакать галопом на коняшке, которую тётка нам с Кхыброй отдала во временное пользование. Недалеко от дома появилась ярко-синяя точка. Она росла и дрожала. Все замерли, глядя на окно портала. Из него вышел… Альгин? Кхыбра что, с ума сошла?! Я же просила… И когда портал стал медленно рассеиваться и таять из него практически вывалился Герман. Понятно, и здесь переругались. Нашли время! Горожане с любопытством разглядывали парней, одетых в форму академии.