Страница 47 из 116
Глава 11. Песнь сирены
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПЕСНЬ СИРЕНЫ
Лето катилось к закату. В садах наливались соком краснобокие яблоки. Сноповяз1 низко повесил звёзды на небе. Созвездия гроздьями висели над таверной, тихо мерцая в тишине ночи. Лишь пение цикад, да периодический собачий лай нарушали тишину. Ночью стало прохладнее, но мы с Кхыброй всё равно спали с приоткрытым окошком. Нам нравилось смотреть на небо и мечтать о жизни в академии, которая нас ждёт с началом калитника.
Кхыбра за лето очень изменилась. Во-первых, мы с ребятами её научили грамоте. И писала она уже вполне сносно. Практически каждый вечер она склонялась над тетрадками и выводила буквы. От напряжения у неё иногда появлялась морщинка на лбу, но когда мы её хвалили – она разглаживалась и подруга улыбалась. Она очень старалась, и я всячески подбадривала троллину. Да-да! Оказывается женщин троллей называют именно так, это Кхыбра мне об этом рассказала! Мне было стыдно, что я про себя называла её троллихой. Она расцвела и стала настоящей красавицей. От угловатой девчонки, которой я её впервые увидела, не осталось и следа. Статная, высокая, широкобёдрая, с подчёркнутой талией девушка, у которой на грудь была перекинута коса. Огромные чёрные глаза сияли как звёзды в ясную ночь. Она стала очень женственной. И многие мужчины в таверне заглядывались на Кхыбру, бросая недвусмысленные взгляды. По моему настоянию троллина обзавелась увесистой скалкой, которая больше напоминала дубину. И охочих пощупать или ущипнуть за бок ладную подругу сразу же поубавилось. Ох уж эти северные троллины!
Совсем скоро с нами попрощается сноповяз. Мы с нетерпением ждали выступления сирены. Я никогда не слышала их волшебное пение, хоть маги усиливали голос сирены, и песня летела над всей страной, к нам в Курчавое она, по-моему, никогда не долетала.
Кхыбра рассказывала, что когда-то её отец слышал в море пение сирен. Ему пришлось затыкать уши, иначе была бы беда. С их корабля три моряка кинулись в морскую пучину, плывя на призывную песню. Больше их никто никогда не видел. Ходили слухи, что их пение тешит Маруну и Моредану. Но было и противоположное – что именно Аргина с Арьессой подарили сиренам волшебные голоса.
В одной из древних легенд говорится о том, что когда-то давно Ирдо́нга2 влюбился в прекрасную девушку, ныряльщицу за жемчугом. Он доставал ей со дна моря раковины с необыкновенными жемчужинами. А девушка пела ему по ночам прекрасные песни. Её голос был чист и прозрачен, как морская вода. Девушку сватал местный купец, но она не отвечала ему взаимностью, потому что была влюблена в бога. Однажды, после очередного отказа, разгневанный жених решил проследить за ней. И ночью он увидел, как его возлюбленная поёт в объятиях бога. Когда на рассвете Ирдонга уходил по морской глади в свою обитель, купец подкрался к девушке и подло убил ножом в спину. Она не успела даже вскрикнуть. Купец, испугавшись, бросил девушку умирать на берегу, швырнув нож в море, в надежде на то, что морская пучина скроет его преступление. Но Ирдонга услышал шёпот умирающей любимой в шорохе волн – она тихо пела прощальную песню. Бог бросился к ней на берег и на руках внёс умирающую возлюбленную в свою обитель, вдохнув в неё иную жизнь. А Аргина с Арьессой наградили её волшебным голосом, соткав его из нитей тумана, морской пены и света утренних звёзд. Так родилась первая сирена. На торговый флот Ирдонгой было наложено проклятие: все, кто слышали песнь сирены – не возвращались домой. Но жёны погибших моряков смягчили суровое сердце бога своими слезами, подношениями и молитвами.
С утра все ходили взбудораженные – многие жители страны съезжались в Сытов, чтобы вживую увидеть сирену и насладиться волшебным пением. В таверне – не протолкнуться. Пиво, квас, горилка, медовуха, морс, настойки, ликёры, соки и вина – рекой лились. Соответственно, повысились меры безопасности. Пару раз на «работу» в таверну выходил Вася. Кстати, наш ректор принял достаточно мудрое решение: он направил работать в таверну Миша и Мыша, чтобы впредь никому неповадно было совращать адепток. Мало ли что могло взбрести в голову их маменьке после неудавшегося соблазнения нас с Кхыброй? А в академическую столовую взяли двух весьма бойких семейных женщин. Ректор теперь на воду дул и сто раз проверял семейные положения новых работников. Правда, ему несколько раз уже намекнули на то, что это дискриминация, но он вообще никак на это не отреагировал. Сделал вид, что не слышит.
Я несколько раз за лето открывала и закрывала бабушкину тетрадь с рецептами. Вроде бы и рецепты обычные, но некоторые ингредиенты непонятны. Несколько раз спрашивала о них у тёти Паши, но она только отмахивалась, хотя взгляд – оставался тревожным. Миш пару раз пытался подбить клинья к троллине, но она ясно дала понять, что больше заинтересована будущей учёбой, чем им. Миш повздыхал и переключился на работу. Хотя, Злата ему глазки и строила, но он или не замечал её, или ему запала в душу Кхыбра. А вот Мыш наоборот очень быстро завязал отношения с Аглаей. Тётка смеялась и говорила, что теперь у неё на кухне будет работать семейный подряд. Как знать, может быть в медоваре свадьбу сыграют.
Мне тётя Паша с батей сделали королевский подарок в честь поступления – ту самую эльфийскую юбку, и кофточку к ней подобрали с нежнейшей вышивкой на рукавах и манжетах. А Кхыбре – настоящее эльфийское платье. Она так плакала, получив этот подарок, что я перепугалась за подругу. Но она сказала, что это просто эмоции её захлестнули. Тётя Паша относилась к ней почти как к дочери. Думаю, в этом есть заслуга Васи. Ведь недаром она дружна с его мамой. Он мог ей в двух словах рассказать о троллине.
Мы с Кхыброй крутились в тётиной комнате перед большим зеркалом, осматривая на себе обновы. Странно, но я за это лето стала стройнее. Живот втянулся, щёки стали меньше. Да и взгляд совсем другой. Ещё бы! Столько приключений пережить в конце весны! Странно, что в остальном всё лето прошло тихо и относительно спокойно. Собачьи бои, местные ярмарки да несколько праздников в счёт не шли.
Да, трутня Понтусоля выслали в его родное Тинозёрово, без права передвижения по стране. Вот пусть и сидит там до самой глубокой старости! А если захочет выехать – должен просить у самого короля. А нашему Эрику Второму только Понтусоля с его нытьём не хватает!
Кхыбра расплела мои косы – волосы за лето отросли и полностью закрывали попу. Подруга залюбовалась мной.
– Ты такая красивая, Рута, – не отводя от меня восхищённых глаз, сказала Кхыбра. – Иди на праздник – вот так, с распущенными волосами. На закате твои волосы будут гореть от солнца!
– Думаешь?
– Ага. Сейчас вплетём тебе ползучий лилейник, и ты всех затмишь.
Я счастливо рассмеялась и крутнулась на месте – бабочки взлетели на юбке и медленно опустились вниз. Мы выбежали на внутренний двор, где роскошно цвёл лилейник, оплетая беседку, которую тётка заказала в самом начале цвятопляса3. И посадила вокруг плетущийся лилейник. Оранжевый бы точно потерялся в моих рыжих кудрях, а вот белый – да, смотрелся просто изумительно! Кхыбра расстаралась, и мои волосы теперь походили на цветущие лианы. Ей же я вплела несколько рыжих цветков. Мы запели нашу любимую песню: «За рекою синеводною есть заросшая тропа. Там орлицею свободною кружит девичья судьба…» За этим занятием нас и застал Вася. Вид у него был расстроенный и обеспокоенный, но взгляд вцепился в меня, словно эстриггир на собачьих боях. Я даже украдкой осмотрела себя – опрятная и нарядная. Что не так?
– Привет! – поздоровались мы и помахали руками.
Он всё не сводил с меня глаз.
– Рута, – сдавленным голосом сказал он, – ну-ка, покружись.
Ох, уж эти мужчины! Я покружилась: волосы разметались и упали на плечи, выпало два цветка, которые Кхыбра тут же вплела заново. Бабочки снова взметнулись над подолом юбки. Понятно, никогда такой красоты не видел, пусть полюбуется!