Страница 20 из 116
Когда я рассказала Кхыбре о своей несостоявшейся свадьбе, она разнервничалась и чуть не порезала палец.
– Не надо так бурно реагировать. Пусть себе остаётся со своей Тайкой. Ведь она спит и видит его своим мужем.
– Ты благородная, – вздохнула Кхыбра. – Если бы мой брат или отец узнали о таком позоре, то попросту бы убили его.
Я уставилась на неё.
– Как?
– Вот так. У троллей всё просто: предал – умри.
Я таращилась на троллиху, словно видела её первый раз в жизни. Интересно, если бы Ерошка был старше меня, и узнал, что мы с Лавром предавались любовным утехам на сеновале, он бы тоже убил несостоявшегося жениха? Я прыснула со смеху. Убить не убил бы, а вот физиономию бы раскрасил похлеще чем я!
– Что я смешного сказала? – обиделась подруга.
– Не обращай внимания, это я представила своего брата на месте твоего.
– Он бы что, расцеловал бы его за то, что тот тебя предал?
– Нет, что ты! Во-первых, Ерошке всего-то десять лет, а во-вторых…
Мне не дали договорить: на крыльцо заднего двора вышел тучный кухарь. Если бы меня с Кхыброй соединить и ещё взять довеском Орсяну и воспроизвести это в пятерном объёме, то как раз получился бы этот колоритный персонаж. Он потянулся до хруста костей и глянул на нас из-под большого пышного колпака, надетого на самую макушку, выставив напоказ часть головы с жиденькими светлыми волосами. Нос-пуговка, пухлые красные щёки как у запасливого хомяка и постоянно шныряющие по сторонам глазки, словно выискивающие: что бы украсть? Я глянула на его руки – совсем не кухарские. Холёные пальцы больше похожие на гномьи колбаски. Ни порезов на них, ни пятен от морковки или бураков. У нашего кухаря три фартука, которые ежедневно стираются, потому что к концу дня на них живого места нет – все в пятнах. Там подливка капнула, там бульон, а здесь масло. Когда много готовишь, то не обращаешь внимания на рабочую одежду. А этот словно с картинки сошёл. Сразу видно – тунеядец.
– Ну, долго ещё возиться будете? – хмуро спросил он скрипучим и противным голосом.
– Чуть-чуть осталось, – шмыгнула носом Кхыбра.
– У тебя насморк?
– С чего бы это? – троллиха выкатила на него и так немаленькие глаза.
– А чего носом шмыгаешь?
– Уже и шмыгнуть нельзя!
– Лук будешь чистить, тогда и нашмыгаешься, – ухмыльнулся он и хохотнул. – А этот ваш ректор правильно сделал, что вас сюда прислал! Рук не хватает, а хозяйка жмётся нанять для меня ещё одного помощника.
Я хотела съязвить, что видимо помощник и вкалывает за него, но промолчала. Хоть здесь нужно первый день продержаться без скандалов. Смогу ли? – посмотрим. Кухарь сплюнул и ушёл на кухню. Мы энергичнее заработали ножами. Чистки спиралями и лепестками слетали в мусорную корзину. Наконец-то с картошкой покончено. Я пошла на кухню – не самим же нам тащить огромную кастрюлю очищенной картошки!
Как и предполагала, кухарь стоял у котла и снимал пробу, в то время как расторопный парнишка, шинковал капусту и помешивал кашу. Толстяк плямкал и причмокивал, держа над своим необъятным животом большую салфетку. Теперь понятно почему он такой чистенький! Только как ему удаётся ничего не задеть такими габаритами? Ответ пришёл сам собой: при беглом осмотре кухни я увидела в дальнем углу стул, накрытый пледом. А рядом столик с кружкой и тарелкой. На тарелке лежало и парило жаркое. Похоже, что этот тунеядец собирался обедать. Кухарка принесла плетёнку с ломтями свежего белого хлеба и поставила рядом с тарелкой. Понятно! Значит, этот дармоед весь день там сидит. Ладно, придумаю что-нибудь. Шеф-кухарь неодобрительно взглянул на меня, заподозрив что-то неладное. Он причмокнул пару раз, промокнул салфеткой пухлые губы и уставился на мою грудь, как баран на новые ворота. Знаю я эти масляные взгляды. На всякий случай, я опустила руку на скалку.
– Эй! Мы почистили картошку. Забирайте, – обратилась я к нему.
Тот лениво зевнул и сказал:
– Вы обе – дебелые девки, прита́щите сами.
От возмущения я чуть не стукнула его скалкой. Но он лишь прикрикнул:
– Чего таращишься?! Тащите, время идёт! Или вы думаете, что люди вам спасибо скажут, что столько чухались? – Затем повернулся к кухарчуку и вызверился: – Сколько можно повторять?! Солить нужно в конце, а не вначале! Олух! – и он отвесил парню оплеуху. Тот лишь скрипнул зубами от гнева, но ничего не ответил.
– Я девушка, а не грузчик! – переключила я дармоеда на себя. – Вы больше меня в пять раз! И к тому же – мужчина.
– Молчать! Я шеф-кухарь! И здесь все подчиняются мне! Сказал, принести, значит – несите! И не спорь!
Я глянула на его фартук, который еле сходился на пояснице, и мысленно послала этого шефа в Марсулу! Хорошо, притащить, значит, притащить. Мы приволокли кастрюлю с картошкой, расплёскивая по ходу воду, и не успели выйти, как ухмыляющийся шеф сказал, кивая головой в сторону двери в кладовку:
– Лук почистить. И побыстрей!
Мы глянули на корзину лука и сопя потащили на улицу. В дверях мы снова услышали его голос:
– И свиньям лушпайки поставьте варить. Добавите потом немного крупы. Крупа в сарае, в мешке. Мешок стоит под полками. Найдёте. И свет долго не жгите, а то никаких свеч на вас не напасёшься.
– Мы на ощупь определим, – не удержалась от порции яда Кхыбра.
– Зачем нам свечи жечь? Мы лучше магический светильник возьмём. Думаю, что тётя Паша будет не против.
– Она для тебя госпожа Пелагея! – рявкнул тот.
«Ладно, – про себя усмехнулась я. Меньше знаешь – слаще спишь».
– Конечно, госпожа Пелагея, – вместо меня ответила Кхыбра.
– Котёл на улице. После – вымыть и вычистить.
Я покрепче сжала скалку, а Кхыбра легонько толкнула меня в плечо, я глянула на неё: она покачала головой – не надо. Ладно, переживу.
Во дворе мы устроили совет: ябедничать тётке – нехорошо. Да и она может не поверить нам. По толстопузу видно, что он умеет пускать пыль в глаза. Значит, нужно искать другие варианты.
– Давай с ребятами вечером поговорим, – предложила Кхыбра. – Может, что-то вместе придумаем.
– Давай, – согласилась я. – Только боюсь, что до вечера или я сдохну, или он.
– Не бери дурного в голову.
А не простая барышня моя троллиха! Ох, не простая!
– Кхыбра, скажи, а где ты этому научилась? У вас тоже корчма?
– Харчевня, – нахмурилась подруга. – А там кого только не было. У нас город-то портовый. А моряки и купцы – те ещё пройдохи. Да и разбойников всяких хватало. Тех я боялась больше всего. И если появлялись, то их обслуживал брат. Я работала на кухне.
– Боялась, что украдут?
– Могли бы на Блуждающие острова увезти, а там… Некоторых женщин и девушек так увезли. Кто знает, как сложилась их судьба?
– Поэтому брат отправил тебя в столицу?
– Мама, – смутилась Кхыбра. – Она сказала, что мне не место в портовой харчевне. Я должна была поступить на курсы кухарей. Но ради интереса пришла в академию. И вот, – она улыбнулась, – мы теперь студентки.
– Да уж, – прыснула я со смеху, вспоминая вчерашнее приключение в столовой. – Чуть вчера свою судьбу не устроили!
Мы хохотали на весь двор так, что облезлый серый кот выгнулся дугой и зашипел, убегая от нас. Мы быстро нашли котёл, который видимо сроду никто не мыл – воняло от него так, что тошнота тут же подкатила к горлу. Жирный, липкий, грязный, вонючий. Разве можно в нём что-то варить?
– Что будем делать? – спросила троллиха. – В таком котле варить нельзя, – озвучила она мои мысли.
– Я пойду поищу тётку, потому как от этого обжоры мы ничего не добьёмся. Кстати, нам тоже не мешало перекусить. На миску похлёбки мы уже заработали.