Страница 19 из 116
Повозка свернула, и мы проехали мимо Лирического квартала. Там жили как раз представители всех видов искусства: поэты, музыканты, художники, писатели, скульпторы, актёры и певцы. Дома у них были весёлые – одни с башенками, другие со смешными скульптурами или химерами на фасаде, третьи приземистые, но с расписными ставнями и эркерами. Все пёстрые, как пряничные домики.
Наконец мы приехали к тёткиной таверне. Возле неё стояло несколько завсегдатаев – орк, гордо выпятивший челюсть, и парочка гномов, деловито засунувшая большие пальцы под широкие кожаные пояса. У меня глаз намётан, и я запросто определяю, кто путник, а кто нет. Завсегдатаев хозяева таврены любят и привечают. Частенько наливают за счёт заведения. А как же! Они доход приносят. У них лучший стол и лучшее обслуживание.
Папа рассчитался с извозчиком, и мы с Кхыброй, подобрав юбки, двинулись к таверне. Тётка встретила нас с улыбкой на лице. Они расцеловались с отцом.
– Ну, что, Проша! Если бы не твоя бедовая девка, ты бы до медовара2 не приехал?
– Паша! А ты похорошела!
– Похорошеешь тут с твоей егозой! Вчера чуть совсем не поседела!
– Молодая ещё, чтоб седеть – сказал отец, подмигивая мне. Затем повернулся к тётке: – Приехал бы! Куда б я делся? Разве её одну можно оставлять?
– А корчма сейчас на ком?
– На Петрухе Бобрике.
– Вымахал небось? Сколько ему?
– Что есть, то есть, вымахал. Потолок скоро макушкой цеплять будет. Двадцать три на днях стукнуло.
– Так чего ты малую за него не сосватал?
– Тёть Паш, это моя подруга, Кхыбра, – вклинилась я в разговор, чтобы сменить тему. Что-что, а о своём сорвавшемся замужестве думать хотелось меньше всего. Казалось, что всё это было так давно, а прошло всего-то полтора дня!
– Здравствуйте, – поздоровалась троллиха и улыбнулась.
– Очень приятно. Можешь называть меня тётей Пашей. Идите-ка, девочки, на задний двор, там корзина картошки стоит. Почистить и сварить. Свиньям в одной кастрюле, людям – в другой.
– Толчёнку? – уточнила я.
– Нет, кусочками. Часть в суп пойдёт, а часть со шкварками сделаем. Ну, чего ухи развесили? Вперёд! И чтобы через час картошка была почищена. Ножи возьмёте на кухне. Рута, где кухня, помнишь?
– Ага.
Папа и тётя проводили нас напряжёнными взглядами.
– Ты ничего не рассказывала о свадьбе, – сказала Кхыбра. – Ты из-под венца сбежала?
– Нет, – покачала я головой, открывая дверь таверны. – Будем чистить картошку, расскажу.
В таверне сидело всего несколько человек занятые пивом и едой. На нас поднялись несколько пар мутноватых глаз и тут же, потеряв всяческий интерес, опустились к своим мискам и кружкам. Мы прошли на кухню. В котлах булькала вода. Из одного вкусно пахло куриным бульоном, а из второго тянуло перловкой. Я скривилась – с детства не люблю эту кашу.
Когда мы только открыли корчму и затянули пояса, то три месяца, до самого снеготала3 ели перловку: или на молоке, если с утра, или со шкварками, если в обед или ужин. Перебирать не приходилось, поэтому я стойко терпела пытки ненавистной кашей. Когда после очередного ужина я выбежала во двор, выворачивая желудок наизнанку, то бабушка сказала, что больше этой каши в моей жизни не будет. И пока она была жива, никто в доме её не ел.
Бабуля всего на полдня слетала куда-то и вернулась с заплечной корзиной гречки, пшена и кукурузной крупы. Ещё там оказались два куска окорока и мука. Это было для нас. В дилижансе стояло ещё пять корзин и пять мешков продуктов и круп, которые голова забрал, чтобы разделить между горожанами.
Спросите, почему огородины не было? – саранча всё сожрала. Маги не успели и пальцами щёлкнуть, как все поля и сады Курчавого и его окрестностей почернели. Это уже когда она поднялась тучей ввысь, маги её уничтожили. а восстановить не получилось. Да и кто будет выделять мага-природника, – так называли магов земли, – чтобы он восстанавливал растения? Во-первых, энергозатратно, а во-вторых, подобные услуги слишком дорого стоят. Дешевле купить новые саженцы. Соседний Глоск помог только перловкой, как оказалось и их поля саранча частично уничтожила. Бабушка разделила и нашу часть, и раздала, как она сказала – излишек – соседям. Мать не хотела делиться, говорила, что голова всё разделит, им и так перепадёт, а в семье у нас дети малые. Но бабушка Нита сказала, что плохо трескать за обе щёки, когда у соседей шаром покати. Она, не спрашивая маму, делилась молоком: не только в нашей семье были дети.
Многие курчавцы скотину порезали и продали, а мы корову оставили. Из-за саранчи мяса в тот год было в избытке. Кормить животину нечем, вот и ушла она практически вся под нож. За ней ушла и домашняя птица. Утки даже жира нагулять не успели. Боялись, что кормить их будет нечем. Что тушёнкой закрыли, что грифонам завялили и запасли, а большую часть продали. Да и держали в основном по одной-две корове, чуть больше свиней да овец с козами. Наша коровёнка осталась чуть ли не единственной на всё Курчавое. И то, только из-за того, что сарай был большой и сено прошлогоднее осталось. Вроде бы курчавцы были и с деньгами, а цены на крупы и овощи с фруктами в столице и соседних городах взметнулись до небес. Вот и выживали как могли.
Зима в тот год выдалась настолько морозная и снежная, что грифон-дилижанс не работал. Сарай с грифонами утепляли все мужики. Кому нужны больные звероптицы? Да и вылечить их не было возможности. Горпина между людьми разрывалась: то дитё заболеет, то старик, то кормилец… Да и лечить грифонов вряд ли она умеет. Это не коню треснувшее копыто вылечить и не корову заговорить на хороший удой. Строить портал до нашего города – затратно. Поэтому грифонам, в отличие от курчавцев, на рацион грех было жаловаться. А покупку новых Курчавое не потянуло бы. Строить портал в наш город почему-то никто из столичных магов не захотел. А покупку новых грифонов Курчавое не потянуло бы.
Никто не думал, что в начале выстужанца4 выпадет первый снег, а через пару дней с Зорекрылых гор прилетит такая пурга, что заметёт дома по самые крыши. Я не знаю, что пообещала бабушка магу-погонщику, но он согласился слетать с ней куда-то. Она так и не сказала, где была. Боги смилостивились, и погода в тот день стояла ясная, и не было обжигающего мороза. Словно Акридена уговорила Ирдо́нгу5, чтобы тот ослабил мороз.
Я многое переосмыслила тогда и приняла твёрдое решение – взять пример с бабушки Акониты: никогда не опускать рук, доводить начатое дело до конца, даже если трудно и, кажется, что силы на исходе нужно верить в себя, идти вперёд и помогать другим. Она столько раз подбадривала батю. И он шёл за ней. Верил и слушал её. И в итоге у нас всё получилось. А ещё, я никогда не хотела бы быть похожей на маму. Нет, внешне она у меня довольно симпатичная женщина, а вот характер… Ни разу за всю зиму она доброго слова бате не сказала, только и жужжала про убытки, да пилила, что мне всегда из отцовской тарелки перепадал лишний кусочек мяса или ложка шкварок.
– Хватит кормить, её потом ни за кого не сосватаешь! Того и гляди по весне гардероб менять будет нужно.
– Будет нужно, сменит! – сказал батя и маманя не посмела перечить, только надулась как мышь на крупу.
В корчме дела шли тоже не очень. Спасли три бочонка шкварок, залитые смальцем, да грибы. Мы с бабушкой и Ерошкой вдоволь их насобирали. Бабушку лес любил, мы никогда с пустыми корзинами не возвращались. И она всегда брала с собой гостинец: и соли на пне оставит, и ячмень в большую кормушку насыплет. Кормушку эту Ерошка сам сделал из берёзовых веток и лыка, и гордился невероятно.
Правда, посетителей в корчме в ту зиму немного было. И откуда им взяться, если нас как от мира отрезало. Король самолично отправил магоптица со словами: «Сочувствую вам, курчавцы, но ничем помочь не могу. В бюджет не заложены катаклизмы. Ваш город всегда считался климатически стабильным. Маги, отвечающие за погодные условия вашего региона, будут строго наказаны. Держитесь, мои верноподданные, ваш король с вами!» Я посчитала издевательством подобную речь Эрика Второго. Как так можно? Ведь целый город может вымереть! Бабушка лишь горько улыбнулась на мою вспышку гнева, но не проронила ни слова.