Страница 17 из 116
Рядом с богинями Тьмы стояла крепкая фигура Гра́марха – бога войны. В руках он держал меч – Поцелуй Хаоса, и отрубленную голову Ариида – родного дяди, который согласно легенде убил родителей Грамарха, когда ему было всего восемь лет, чтобы завладеть троном. Грамарху удалось сбежать от убийцы. Он вырос в приюте. Никто не знал, что он наследник короны. Когда парень повзрослел, то отправился на службу, где овладел искусством боя настолько виртуозно, что побеждал наставников. Им двигала жажда мести. Когда контракт закончился, он подался в наёмники и уже на практике овладевал искусством войны. Он стал наилучшим воином, но слухи о его свирепости и беспощадности распространялись быстрей, чем мысли рождались в голове. Он вынудил короля орков Тыырха развязать войну с Ариидом. Но прежде присягнул Моредане на верность, окропив её алтарь своей кровью. Моредана приняла его в своих чертогах. Он был первый и единственный, кто вернулся из Марсалы. Моредана, уговорив Маруну, даровала Грамарху Поцелуй Хаоса. Именно этим мечом он обезглавил дядю-предателя и вышел на стену замка, держа в руках его голову и обнажённый меч, по которому стекала кровь. Именно этот момент и запечатлел скульптор.
Дальше судьба уже короля Грамарха полностью сплелась в бесконечных войнах, которые он с огромным удовольствием развязывал с соседними государствами. Период его правления был назван Песнью Смерти – Поцелуй Хаоса постоянно требовал крови. Умер король, как подобает воину – в бою. Тисовая стрела Биртаруо́н4 попала ему прямо в глаз. Король умер мгновенно.
Маруна, восхищённая великим воином, даровала ему великое посмертие – сделав Грамарха богом войны. Все воины, которые жаждут победы в бою, приносят жертву Грамарху – голову убиенного животного, и кладут на алтарь в храме. Алтарь сделан из вулканического стекла в виде Поцелуя Хаоса. И если принесённая в жертву голова вспыхнет чёрным огнём, превратившись в прах, то молитва будет услышана, воин проявит себя в бою и останется жив.
Я любовалась изваяниями, когда меня легонечко потянула за рукав Кхыбра.
– Прости, никогда не видела такие огромные статуи богов. В храмах они и то поменьше.
– Нам нужно идти. Ректора лучше не злить.
Оказывается, пока я предавалась мечтам и вспоминала легенду о Грамархе, Кхыбра узнала у адептов как найти ректора. Его кабинет находился на двенадцатом этаже. Мы задрали головы вверх и насчитали только восемь видимых снизу. Я вздохнула, и мы медленно стали подниматься наверх. Когда мы дошли – языки висели на плечах. Красотки: тяжело дышащие, потные, красные, словно телеги разгружали. Носовых платков у нас не оказалось. Поэтому, мы, не сговариваясь, вытерли лица изнанкой юбок. Ничего, придём, постираем. Ну не скалкой же нам вытираться! Я окинула быстрым взором этаж, где мы оказались: круглый коридор, на стенах висят портреты магов академии, как нынешних, так и ушедших в Айгронис. Разглядывать нам их было некогда. Мы подошли к большой дубовой двери с чёрной табличкой, на которой светящимися буквами было выведено – ректор МАСМ, профессор наивысшей Спирали Маятника, Ричард Бланц.
Мы только и успели, что отскочить от резко открывшейся двери и прижаться к стене. Я услышала громкий голос отца.
– Ноги́ её в этой академии не будет! Что бы она ни натворила, а Руте здесь нечего делать! – резко он бросил на пороге. – Знал бы, что так получится, отправил бы её в Глоск! Пристроил в харчевню и был спокоен!
– Вы слышите только себя, – раздался глухой мужской голос.
– Маятник выбрал её, понимаете? – поддержал его женский. Очень похожий на голос нашего куратора профессора Грэхем. – От судьбы рогожкой не накроешься.
И тут папа очень живописно сказал, куда она вместе с ректором должны засунуть эту судьбу и чем накрыться.
– Я никогда ни перед кем не прогибался! И тут расшаркиваться тоже не буду! Сегодня же заберу дочку домой!
Ну уж дудки! Я набралась смелости и сделала из-за двери шаг вперёд. Кхыбра напрасно схватила меня за рукав – кофточка предательски затрещала и рукав оторвался. С оголённой рукой и в порванной кофточке я сделала шаг в приёмную и упёрла руки в бока, нащупав на всякий случай свою верную скалку. Волосы растрепались пока мы поднимались к господину Бланцу, и коса теперь больше походила на гномью щётку.
– Овощ в помощь! Я совершеннолетняя! И сама буду решать где мне учиться! – рявкнула я и исподлобья глянула на отца.
Батя, ректор и Лионелла Грэхем онемели. За моей спиной маячила Кхыбра, пряча за спину рукав моей любимой ситцевой кофточки. У всех троих лица чернее туч, видимо, спор шёл уже не первый час. Я батю знаю. Если он ругается по-быстрому, то лицо у него просто злое. А если ругань долгая – то он становится мрачным и хмурым.
– Подслушивали?! – скорее уточнил, чем спросил папа, грозно метнув взгляд и на Кхыбру.
– Мы только пришли, а вы тут орёте! – грозно ответила я. – Вас на всю академию слышно!
– Ты сейчас же соберёшь свои манатки, и мы уезжаем, – с плохо скрываемой яростью сказал батя.
Я подошла к нему, обняла и уткнулась носом в плечо.
– Пап, ты у меня любимый и самый лучший. Но пойми, я выросла. Мне двадцать два года…
Батя взвыл так, будто у него внезапно заболел зуб.
– Позволь мне жить своим умом и своей жизнью.
– Я уже наслушался про твой ум и жизнь. И в Курчавом накануне свадьбы ты его проявила сполна. Нет, Рута, домой.
Я отстранилась от него.
– Нет, – твёрдо сказала я. – Я остаюсь.
– Три приключения за один день, не многовато ли?
«Хвала Акридене, что ты про упыря и мою поездку на извозчике ничего не знаешь, – подумала я. – Значит, два в уме».
– Но я же вышла победительницей, – улыбнулась я.
– Это её последний шанс, – послышался тихий голос госпожи Лионеллы. – Через год кулинарная магия ей будет недоступна. Мы сможем открыть в ней этот источник. Доверьтесь нам. Не лишайте академию…
– Да чихать я хотел на вашу академию, – почти со стоном прервал её отец. – Мне дочь важна, а не ваши дурацкие магические источники. Какой прок от них?
– Мы позаботимся…
– Довольно, я уже наслышан о вашей заботе! Сплошной разврат!
– Кухари будут сегодня же уволены! – горячо пообещал ректор.
– Не надо их увольнять, – подала голос Кхыбра. – Они не виноваты, что родители их торопят с женитьбой. Я вчера слышала, как Мыш говорил, что не нужно было брать эти капли у маменьки.
Ректор уставился на Кхыбру непонимающим взглядом.
– Простите их. Сами знаете как сложно найти хороших кухарей, – поддержала я подругу.
– Вы это слышали?! – отец уронил голову от бессилия. Он больше ни на что не мог повлиять.
– Пап, – я снова прижалась к нему, – прошу, услышь меня. Я выросла. Я хочу жить так, как я хочу, а не так, как хотите вы с мамой.
– Что мне с тобой делать? – сдавленным голосом выдавил батя.
– Дать возможность жить своей жизнью.
Четыре пары глаз уставились на Прохора Морошкина в ожидании ответа.
– Дыру прожжёте, маги недоделанные, – голос отца дрогнул и потеплел.
– Папка! – я повисла у отца на шее и расцеловала его в заросшие щёки.
– Тише, егоза, задушишь! – смущённо сказал он.
Но на этом моя радость улетучилась.
– Но наказание вы всё же понесёте, – раздался за спиной голос ректора. – До калитника отправитесь работать в таверну. И если я услышу от госпожи Пелагеи хоть одну жалобу на вас, пеняйте на себя! Вместо зимних каникул отправитесь работать посудомойками в худший кабак Сытова!
И на том спасибо, дорогой ректор. Мы с Кхыброй улыбнулись и счастливо засмеялись.