Тени Грехов

Но в жизни горечь разная у нас. 

Она любовь не может изменить, 

Но у любви крадёт за часом час. 

Отрывок из сонета Шекспира № 37. 

Перевод: С. Маршака.

Прочь из города сквозь глубокую ночь мчался чёрный мотоцикл. По обеим от него сторонам высокие здания и длинные аллеи тополей спустя некоторое время сменились на лес – густой, сосновый, – кажущийся почти бескрайним. Указывающая на число сто двадцать стрелка спидометра стремительно и уверенно достигла числа сто шестьдесят. Властвовавший над скоростью Радан, гонимый будто тысячами демонов, не удовлетворился результатом, и она поползла к максимальной отметке – двести. 

Двусторонняя дорога, впрочем, как и всё вокруг, была покрыта лёгким, едва видимым одеялом тумана, а в небе, украшенном звёздами, словно угольками костра, повис яркий диск луны. Но Радан сейчас не мог наслаждаться природой и рёвом обжигающе-горячего сердца мотоцикла, шипением колёс и чувством, что они будто вгрызаются в асфальт, игрой вперегонки с ветром и свободой. Его сердце и душа были переполнены удушливым гневом на себя и Огниана, ярость к которому опаляла его нервы коктейлем искр и пропана. К тому же Радан почти физически ощущал, как неизвестный кукловод, упорно не желающий открывать своё лицо, занёс над ним дамоклов меч. Вокруг царствовала полная неизвестность, но не она сейчас, сжав сердце Радана в ледяных когтях, тревожила его, создавая иллюзию проваливающейся под ногами земли. И не спектакль, в который его вовлекли, используя слепым и глухим. Даже и не его собственная жизнь, которую он, ни на секунду не задумываясь, мог бы с лёгкостью принести в дар кому угодно, лишь бы защитить ту, что заменяла ему душу. Радана беспокоило время. Несколько часов, которые он впустую потратил на поиски призрака прошлого, тесно связанного с его настоящим. С губ невольно сорвалось имя, которое незаметно, но бесповоротно стало больше, чем просто набор звуков – для Радана оно стало самой его душой, запечатлённой в одном слове. Сейчас в запахе палой листвы его разумом владела лишь одна единственная мысль: успеть. Только бы успеть. Не опоздать. Суметь догнать и обогнать те проклятые секунды, которые каждый раз выигрывал у него Ангел Смерти. Опередить жгучую ядовитую боль, в которой утонут воспоминания и мечты о той, что не уберёг… Радан был готов взорвать весь мир, но не отдать во власть тлена ту, которую он сейчас, даже на расстоянии в десятки километров, крепко держит за руки. Позволяет ей проникать чувствами под кожу и сливаться со своей кровью. 

Не обращая должного внимания на дорожные знаки, Радан думал об угрозе, нависшей над Авелин. Пытался понять, почему Огниан сделал это именно сегодня – подкрался к нему со спины и ударил по голове чем-то тяжёлым? Отчего не поступил так полгода тому назад, как только узнал, что у Радана есть бесценная птица в клетке? Зачем он, затаившись, ждал часа расплаты за все свои страдания целых шесть месяцев, ведая об уязвимом месте врага? Ради чего… или кого? Почему Огниан не осуществил свой замысел по уничтожению той, что сумела вдохнуть в брата-противника жизнь, пока его в силу обстоятельств не было в Англии и он не мог быть рядом с ней? 

Да, безусловно, Радан не оставил Авелин без защиты. Он каждый день получал по телефону подробные отчёты о её состоянии от Велии и Леона. К тому же Радан был готов несмотря ни на что в любой момент вернуться домой. Однако хоть Авелин и была под внимательным присмотром друзей, Радан считал, что этого и достаточно, и мало одновременно. Всё время, что был далеко от девушки, которую не мог взять с собой, он не находил себе места. Опасался, что Огниан всё-таки не упустит своего шанса и попробует взять реванш. Но тот не объявлялся, не стремился нанести на холст судьбы Радана ещё несколько жирных мазков чёрной краски. 

«Почему? Неужели он знал, что вскоре появится Милена, и для чего-то ждал её? Но что их могло связывать друг с другом? И объединяло ли?.. Нет, не может этого быть», – думал Радан. 

Милена по сравнению с Огнианом была чиста и бела, как подснежник, равнодушно втоптанный сапогом Судьбы в грязь. Но Радан подозревал, что это вновь марево. Изощрённый способ усыпить его бдительность. Он остерегался – быть может, Огниан специально ждал его возвращения, чтобы осуществить свой план прямо у него на глазах? Показать, что даже присутствие брата неспособно остановить злодейство, замысленное им? Сомнений, что это так, в Радане оставалось всё меньше. Но… 

Вновь рой вопросов – и ни единого ответа, даже блёклого намёка на них. Из-за этого Радан всё больше приходил в ярость. Он отчётливо помнил, как пару дней назад Милена пыталась до него донести: Огниан стремится уберечь и спасти его душу. 

Он, сам не зная почему, несмотря на то, что изначально её слова вызвали у него скептическую улыбку вперемешку со смехом, отчего-то почти поверил. Для полного убеждения не хватило чего-то, совсем чуть-чуть. Но поступок Огниана всё вернул на круги своя. Радан испытал даже нечто сродни благодарности к нему за удар со спины, что тот не позволил ему совершить чудовищную ошибку: не дал поверить до конца, что люди меняются. Поверить, что Огниан осознал все без исключения свои грехи. Теперь стало очевидно: старый ненавистный враг каким был, таким и остался – стервятником, завистливым и обиженным на весь мир за выпавшие на его долю неудачи. Более того, Радан презирал Огниана за то, что тот не сдержал данное слово, чем опорочил офицерскую честь. 

Голова от сонма мыслей шла кругом. Он крепче сжал руль мотоцикла, продолжая соединить в одно целое все произошедшие с ним за последнее время события, которые, как он чувствовал и понимал, были сотканы меж собой таинственной чёрно-белой нитью, сплетаемой властителями судеб. Но как ни пытался, не мог узреть полную картину, будто для понимания не хватало надеть очки, и тогда размытое пятно приобретёт резкость. 

Дорога запетляла следом змеи. Радан сбавил скорость, после чего продолжил маниакально прокручивать в голове события последних часов. Придя в сознание в комнате Милены, он не увидел никого и ничего, что бы хоть как-то могло прояснить произошедшее. Помещение было пустым. И нигде не было никаких улик, свидетельствующих хотя бы о чём-то: о споре, драке, побеге. Казалось, будто всё вокруг вымерло, и увядающие цветы, стоящие на тумбе, словно были этому подтверждением. Лишь в спёртом воздухе едва улавливался до боли знакомый аромат – аромат нафталина и грейпфрута. Аромат Огниана. 

Выйдя на лестничную клетку, Радан столкнулся с одним из санитаров и, надеясь, что тот хотя бы что-то видел или слышал, спросил, куда подевалась Милана из своей комнаты. Ответ был короток: вечерняя прогулка. Подавляя в себе рычание и желание схватить мужчину и хорошо его встряхнуть, Радан спокойно поинтересовался, видел ли он, как Милана уходила, и была ли она одна. Ответом послужили кивок и фраза, явно сказанная неохотно: «Видел. Одна, если не считать Отто». К санитару подошла пара медсестёр. Радан посчитал, что расспросами ни от кого большего не добьётся, и спустился во двор пансионата. Не теша себя бессмысленной иллюзией надежды, всё же решил попробовать позвонить Милене. Но, как и предполагал, та не ответила ему. Он лишь услышал, как гудки в телефоне резко оборвались. На смену им пришёл сухой женский голос, который не уставая повторял лишь одно: «Вызываемый вами абонент отключён или находится вне зоны действия сети. Попробуйте позвонить позже». Радан чертыхнулся и решил пойти в парк. Он опасался за девушку, которая вызывала у него довольно противоречивые чувства – от полного безразличия до чего-то личного, тёплого, что можно испытывать к хорошей знакомой или подруге; девушку, которая отчаянно и нерушимо верила в свет в Огниане. Однако в парке её не оказалось. Напрашивался вывод: Огниан похитил Милену. Украл за то, что та не отвечала взаимностью на его чувства мужчины к женщине. Радану вспомнился тот поцелуй, что Милена хотела ему даровать. Как тут Огниану, узнав, было не взбеситься? Выходит, брат похитил её так, что никто из персонала не увидел и не услышал его. Щедро применял гипноз, не иначе. Радан не имел ни единого предположения, где искать брата и куда тот мог увезти Милену. А главное, было не ясно, что тот собирался делать с Миленой дальше. 

Попробовав позвонить Огниану, Радан услышал автоответчик. Злость волной обрушилась на него. 

Несколько минут, пытаясь обуздать рвущиеся наружу разрушительные чувства и взять под контроль непослушный рассудок, он молча смотрел на пруд. Неподалёку, среди покрытых осенней медью деревьев, по золотисто-красному ковру из опавших листьев кружилась, широко раскинув руки в стороны, невысокая девушка. Будто опьянев от свежего запаха подкрадывающейся зимы, она то и дело смеялась – то тихо, то громко. Порывы лёгкого ветра развевали её кислотно-розовые волосы и заставляли трепетать полы длинной юбки цвета лимона, не очень сочетавшейся с кожаной курткой, надетой нараспашку. 

Внезапно остановившись, девушка, погладив себя по плечам, бросила игривый взгляд на стоящего рядом парня, в коричневатых волосах которого броско выделялась ярко-салатовая прядь. Покачав головой и снисходительно улыбнувшись, он продолжил с трепетом наблюдать за своей спутницей. Сорвавшись с места, девушка быстро подбежала к нему и, рассмеявшись, поцеловала в щёку. В ответ парень шутливо укусил её за нос и попытался было заключить в объятия, но она оказалась проворнее и, притворно обидевшись, отскочила в сторону. Парень рассмеялся. Сняв с узких плеч тряпичный рюкзак, он вытащил из него буханку хлеба и протянул возлюбленной. Едва слышно что-то произнеся, он взял её за руку. Они подошли к пруду, в зеркальной глади которого отражались растущие возле берега ивы и безоблачное темнеющее небо. Видимо, он хотел покормить уток, но его желанию не суждено было сбыться: девушка, громко рассмеявшись, вырвала свою ладонь из его руки и, подбежав к воде, плеснула в него. Изобразив приступ злости, он отбросил в сторону вещи и, схватив её, повалил на пожелтевшую траву. Девушка продолжала счастливо смеяться. 

Радан отвёл взгляд от беззаботных, наслаждающихся обществом друг друга юноши и девушки, которым явно было всё равно, что о них думают прохожие. Для них не существовало никого и ничего, кроме их самих... Пусть весь мир подождёт, пока они лежат на земле. Любуются закатом и забавляются. Целуются и обнимаются. Всё им неважно, пока их сердца стучат в унисон. 

Радан непроизвольно сжал кулаки. Сейчас он мечтал, чтобы его ладони смыкались не на сухой пустоте, а касались рук той девушки, рядом с которой все его проблемы мгновенно оказывались за дверью, закрытой на крепкий замок, ключ от которого был бы легкомысленно выброшен в пучину океана. Он тосковал о той, которая принимала его любым – отстранённым, ласковым, жестоким. О той, что желала его целиком, а не лишь какую-то определённую часть. О той, с которой он забывался. Учился заново верить. Любить. 

– Авелин, – одними губами сказал Радан, желая сейчас вдохнуть аромат её волос, услышать дыхание, вкрадчивый голос. – Моя сила и моя… – запнулся и замер. Невидимые, но хорошо ощутимые, будто бы реальные клешни беспокойства сжали его сердце. – Дьявол! – сквозь зубы с рычанием произнёс он. Вынув из кармана брюк мобильный телефон, побежал к своему мотоциклу, попутно набирая номер Авелин. Он проклинал себя за то, что сразу не предположил, что Огниан, насильно разлучённый со своей сестрой, именно сегодня, спустя долгие годы мог нанести ответный удар по самому сокровенному и необходимому существу, так недавно появившемуся в жизни брата. 

Гудок. 

Второй. 

Третий... 

Радан выругался. Всё мгновенно встало на свои места: Огниан похитил Милену и увёз её куда-то, тем самым сфокусировав на ней внимание соперника. После чего, рассчитывая, что Радан вряд ли сумеет быстро добраться домой, пока ищет пропавшую, направился к Авелин. 

Четвёртый. 

Пятый. 

Шестой… 

Никто не отзывался. Остановившись возле мотоцикла, Радан скользнул взглядом по небу. Солнце уже практически скрылось за горизонтом, оставив на прощание лишь холодные лучи, окрасившие редкие облака ало-рыжим цветом. Радан попытался дозвониться до Леона и Велии, но и они не снимали трубку. Происходило нечто зловещее. Единственным, что могло спасти Авелин, было письмо, которое та должна была отдать Огниану. Оно было предназначено остановить брата хотя бы ненадолго. На час или два – неважно, ибо каждая минута была на счету. Набрав номер Наинго, Радан поджал губы. 

Гудок. 

Второй. 

Третий… 

Терпение трещало по швам. 

Секунды ожидания ответа показались Радану бесконечными. Наконец, когда он уже был готов проклясть небеса, из телефона послышался приветливый голос Наинго. Услышав, что несколько дней назад ей дали отпуск и она уехала к матери, Радан немного успокоился, потому как время для Наинго он всё-таки выиграл. Попросив ту быть аккуратной и лишний раз не гулять по городу, он завершил беседу. Надев шлем, Радан завёл мотоцикл и, газуя, устремился домой. 

И вот сейчас, взрывая ночную тишину рёвом двигателя, он мчался по шоссе. Луч фары разрезал темноту. Минута, другая… Ему уже мерещилось, что дорога никогда не закончится. Но лес постепенно стал редеть, и вскоре Радан уже увидел свой дом, приветливо мерцающий тёплым светом окон. Подъехав ко двору, соскочил с мотоцикла, на ходу снимая шлем. Опасаясь, что в доме может быть засада, устремился не к парадной двери, а к чёрному входу. Тихо переступив его порог, положил на пол шлем и крадучись прошёл по коридору. Услышал тихий и немного недовольный голос Леона: «Авелин, я же предупреждал». На долю секунды Радан застыл, увидев, что дорогая его сердцу девушка, уронив голову на колени, сидела в гостиной на полу в разорванном платье. Плечи её вздрагивали от рыданий. В сердце Радана будто вонзили нож и стали медленно его поворачивать. 

– Не трогай, не трогай меня! – вскрикнула Авелин, когда нависший над ней Леон вцепился ей в запястье, намереваясь её поднять. Она постаралась вырвать руку из его пальцев, но тот не позволил. 

– Авелин, да как же ты не понимаешь, что… – его голос был пронизан раздражением. 

– Пусти меня, не трогай! – защищаясь, она начала царапать Леону лицо, но он не отпускал. Продолжая держать её за руку, рывком поднял Авелин на ноги. Она принялась бить его в плечи и грудь. – Пусти! 

Гнев лавой разлился по венам Радана, выжигая здравые мысли и уничтожая рассудок. Мышцы во всём теле напряглись. Верхняя губа приподнялась, оголяя ряд белоснежных острых зубов. 

Радан давно чувствовал, что его приятелю небезразлична Авелин, что у него есть к ней чувства – робкие, нежные и светлые. Но прежде никогда не желал придавать этому особого значения, ибо всегда, при любых обстоятельствах видел в глазах Авелин всепоглощающую любовь только к самому себе. Он доверял ей как никому другому. Да и к тому же Радан знал, что Леон, несмотря на то, что является созданием ночи, по сути был добрым, в некотором роде податливым, без особого гонора, славным мужчиной, не способным обижать беззащитных девушек, да ещё и которые были близки ему по духу. Однако то, что сейчас видел Радан, говорило об обратном. Леон оказался не другом, а врагом. Змеёй, которую он пригрел на груди. Это казалось абсурдным, но факты были красноречивы. Радан ожидал увидеть на месте существа, посмевшего навредить Авелин, кого угодно – в первую очередь, конечно же, Огниана – но никак не Леона. Мир вокруг будто сошёл с ума. Мысли в Радане разлетелись в разные стороны, но в следующую секунду собрались в одну цель: убить. Уничтожить. Выбить землю из-под ног. Утопить в крови. 

– Авелин! – Леон попытался притянуть её к себе и обнять, но она продолжала отчаянно вырываться. 

– Пусти! Пусти меня! 

С утробным рычанием Радан сорвался с места. Оказавшись рядом с Леоном, только повернувшимся в его сторону, нанёс быстрый удар ему в челюсть. Потеряв равновесие, тот упал на пол, зацепив рядом находящийся стул. Мелкие пылинки взмыли вверх. Свеча на комоде потухла, но её восковые слёзы ещё скатывались по подсвечнику. По гостиной поплыл лёгкий аромат дыма. Радан клацнул зубами и, сделав выпад, подобный броску кобры, поймал рукой только воздух. Его соперник не был медлительным – Леон не уступал ему в проворстве. Ненужное дыхание застряло в груди. 

Шаг влево. Вперёд. Поворот. Прыжок. Радан получил удар в солнечное сплетение, выбивший воздух из лёгких. Не устояв на ногах, упал на пол. Но падение не сбило его с толку, не охладило – лишь разозлило ещё больше. Мгновенно очутившись на ногах, Радан, сконцентрировавшись, вновь бросился в атаку. Леон, попятившись, взял попавшуюся под руку кочергу. Замахнулся, но не попал: Радан успел присесть. Словно сквозь стены воды послышался ему голос Авелин. 

Выбив опасный предмет из руки Леона, Радан нанёс ему удар коленом в грудь. Потом в голову. Он бил его, не зная жалости и пощады. Ничто и никто не могли его остановить. Зверь внутри ликовал. Но этого ему было мало. Хотелось ещё и ещё. Ещё и ещё. 

Очередной взмах кулака и промах: Леон успел увернуться и, схватив Радана за грудки, с размаху прижал его спиной к стене. Удар был такой силы, что Радану показалось, будто его позвоночник треснул. Картина, которая висела в паре метров от них, с грохотом упала. Адреналин смешался с кровью, и секундная боль тут же отпустила. 

Глаза в глаза. Рычание Радана и шипение Леона слились воедино, из-за чего нельзя было больше расслышать ни треска огня в камине, ни всхлипов Авелин, перемешанных с мольбами остановиться. 

Отмечая даже едва уловимые изменения в мимике соперника, Радан не сводил с него взгляда, попутно сжимая его запястья, стараясь вывернуть кисти. В карих глазах напротив он видел отчётливо смятение, ненависть, даже страх. С губ Радана сорвался смех – злой, издевательский, насквозь пропитанный смертельной желчью. Покачав головой, словно осуждая провинившегося ребёнка, он обнажил клыки и замер. Он не спешил. Поединок давал ему возможность выплеснуть наружу накопившиеся отрицательные эмоции. Бой приносил удовольствие. Каждой клеточкой тела Радан чувствовал свои силу и превосходство. Он получал удовольствие от процесса. Для него это была жестокая, но приятная игра. Радану нравилось наказывать посмевшего дотронуться до того, что он считал своим и только своим. 

Глаза Леона поблекли. Было ясно, что тот пришёл в замешательство. Не знал, как же следует поступить дальше: продолжить сражение или остановиться. Радан с радостью пришёл ему на выручку. Резко схватив растерявшегося Леона за волосы и быстро развернувшись, он прижал его лицом к стене. 

Любая битва – это своего рода танец, в котором необходимо уметь чувствовать своего партнёра, иначе – неизбежный крах. Один лишний взгляд, одно неверное движение, одна мелкая ошибка могут привести к фатальному исходу, и тогда уже ничто не поможет вырвать из рук соперника корону. Нельзя сбиваться с ритма, этому Радан научился благодаря своему заклятому врагу – брату. 

Леон попытался вывернуться из железной хватки, но не смог. 

Втянув воздух сквозь стиснутые зубы, Радан почувствовал в нём лёгкий солоноватый аромат крови. Он был словно первый неловкий поцелуй, подаренный стеснительной, но прекрасной в своей невинности и свежести девушкой. Он возбуждал в нём зверя и обострял чувства. 

Заметив, что Леон – обездвиженный и тяжело дышащий – устремил свой угрюмый взор на кинжал, висящий на гвозде в нескольких сантиметрах от него, Радан самодовольно ухмыльнулся. Небрежно толкнув его, он разжал пальцы и сделал два шага назад. 

Радан предвкушал, как дав противнику на миг почувствовать вкус победы, одарит его оглушительным и безапелляционным поражением. Это дарило ему удовольствие, сравнимое лишь с отупляющим опьянением от дозы морфия. 

Получив свободу, Леон, не раздумывая, сразу же схватил кинжал и, повернувшись лицом к Радану, вынул его из ножен. Оскалился. Его лицо с ярко выраженными скулами перекосилось от ненависти. Растрёпанные волосы на концах перепачкались в крови. На порванной рубашке не хватало теперь нескольких пуговиц. Зрачки расширились. Широкие брови сошлись на переносице. Сейчас мужчина напоминал собой ангела, в которого вселился бес. Жирные вены стали проступать на его шее. 

– Попробуй. Удиви меня, – смотря на Леона сквозь густые пряди чёлки, колко и вызывающе процедил Радан. Он провоцировал. Намеренно подстрекал к непоправимому. Приподняв подбородок, сжал и разжал ладонь. 

– Нет! – не успел Леон сдвинуться с места, как внезапный крик Авелин разрезал повисшую на секунду тишину. 

Леон, точно получивший обухом по голове, почти что окаменел. Его плечи поникли. Взгляд, метнувшийся от Радана к Авелин, потух. 

– Не смей! – низко, почти рыча, потребовала она и бросилась в сторону Леона. 

Радан крепко схватил её под локоть и рывком притянул к себе. Аромат горького шоколада ударил в нос. 

– Отойди, – не терпящим неповиновения голосом жёстко сказал Радан и довольно резко завёл Авелин за свою спину. Но она ловко пронырнула под его плечом и встала между ним и Леоном. Развела руки в стороны. 

Радан вскользь обратил внимание на то, что несколько её ногтей были сломаны. Пальцы дрожали, будто она уже час или два стояла на лютом морозе в лёгком весеннем пальто. Грудь быстро то поднималась, то опускалась из-за глубокого частого дыхания. 

– Хватит! – на последнем слоге непоколебимую уверенность затмил отпечаток плача. – Пожалуйста, прекратите… – Авелин с немой мольбой вначале посмотрела на Радана, а потом на Леона. 

Вытерев тыльной стороной ладони кровь с разбитых губ, Леон с презрением кинул кинжал на пол. Сплюнул. Отвёл взгляд в сторону, но Радан успел заметить, как в глубинах его глаз заплескалась боль, страдание от осознания того, что Авелин в любом случае выберет не его, а того, кто может осознанно причинить ей мучения. Нет, Радан не собирался наносить раны её сердцу, но знал: иногда он может быть чрезмерно жестоким даже с тем, кого любит. Особенно в подобных ситуациях. 

Наблюдая за слабостью и бесхребетностью Леона перед Авелин, Радан не удержался и позволил себе усмехнуться. Всё его нутро жаждало продолжения драки. Перед глазами всё ещё стояла алая пелена. Обхватив рукой талию Авелин, Радан приподнял её и осторожно переставил в сторону. Заскрежетав зубами, пошёл на Леона. 

– Радан! – задыхаясь, позвала его Авелин. 

Почувствовав, как она положила руку на его плечо, тем самым призывая остановиться, он грубо скинул её ладонь. 

– Ты с ума сошёл! – с негодованием выпалил Леон. – Это ты виноват, что… 

– Замолчи, замолчи, замолчи! – отчаянно закричала Авелин. 

Боковым зрением Радан увидел, как она, путая пальцы в своих волосах, будто желая их вырвать, упала на колени и согнулась. У неё с новой силой началась истерика. Радан зарычал. Каждая слеза Авелин отдавалась болью в недрах его души. «Обидчик должен быть наказан», – шипела бурлящая в его жилах кровь. Радан хотел было уже вновь накинуться на Леона, как вдруг до его слуха донеслись произнесённые вкрадчиво слова: 

– Леон не виноват… Радан, милый мой, хороший, он не виноват, он хотел помочь. Услышь меня. Пожалуйста. Мне так страшно… – дрожащий голос упал. – Страшно… – шёпотом сквозь рыдания. 

Радан, всё ещё желая растерзать и уничтожить Леона, неохотно перевёл взгляд на Авелин. Далось ему это с трудом, и тут же внутри него что-то застыло, а что-то вспыхнуло, подобно спичке в глубине пещеры. Радан поджал губы. Свет, что зажигала в нём Авелин, непроизвольно коснулся его сознания и сердца. Тьма отступила на шаг назад, но всё ещё крепко держала его за плечи. Радан знал: в его глазах по-прежнему стоит ночь, но блеклый рассвет уже стал пробиваться на горизонте. 

В нём началась борьба двух противоположных сторон, одна из которых была черна, будто уголь, другая – бела, как хлопковое полотно. Каждая из них умело манипулировала Раданом, дёргая за ниточки эмоций и желаний, будто он был марионеткой, за которую схватились в смертельной битве два сумасшедших могущественных кукловода. Один – добро, другой – зло. Осталось только сделать выбор, кто он сам – демон или ангел. Радан знал: он ни то, ни другое. Тьма была ему ослепительно прекрасна, но в ней не было места для Авелин. Она оказывалась за границей мрака. Свет же ему был чужд, вызывал дискомфорт и необъяснимый страх. Нагонял удушающее ощущение, что в нём он лишний для любимой. Радан ломал себя, когда отказывался от того, что было ему привычно и близко. Однако Авелин была ближе, чем воздух лёгким, чем кожа плоти и кровь сердцу. С ней он хотел меняться. С ней он мечтал забываться. 

Осталось сделать только выбор: попытаться разобраться в случившемся или поступить так, как он чувствует. А ощущает он гнев и ярость по отношению к Леону. 

Раздражение и отвратительное, подавляющее чувство зависимости охватило Радана, взяло под свой контроль. 

Не сбежать от него. Не скрыться. 

Выдохнув, Радан позволил каплям света смыть корку мрака с сознания, хотя избавление от привычной и родной тьмы доставляло ему дискомфорт. Он не любил показывать свои слабости, но, когда дело касалось Авелин, был готов пойти не только на это, ибо она была его дыханием. 

Он молча приблизился к ней. Его тянуло к этой женщине, словно мотылька к огню. Присев на корточки, он бережно обвёл пальцами контур её лица и коснулся подбородка. Хотел было её поднять, но короткий взгляд – и Авелин, встав на колени, потянула руки к его лицу. Чтобы не потерять равновесие и быть ближе к ней он тоже встал на колени и крепко её обнял. 

– Ты здесь, – заговорила она, словно боясь поверить в это. – Здесь, – погладила его щёки, брови, губы. – Вернулся… Услышал. 

По телу Радана пробежала согревающая волна, словно он после длительной поездки приехал домой, где его ждали, любили и берегли. 

– Тише, тише, – прижавшись щекой к макушке Авелин и погладив её вдоль спутанных волос, он холодно посмотрел на Леона. Тот, присев на подлокотник кресла, вернул ему взгляд, полный неприкрытой ненависти. 

В разлитой по комнате тишине теперь можно было отчётливо услышать доносящийся из камина звук потрескивающих поленьев, пожираемых огнём. Рыжее свечение рисовало на стенах и потолке дрожащие бархатные контуры кованой каминной решётки. Заставляло хрусталь настольной лампы мерцать – мягко и радостно, как снег, поливаемый лучами яркого солнца, как звёзды в лунном свете. 

Смотря в глаза Леона, Радан не мучился угрызениями совести. Он совершенно не сожалел о том, что, не разобравшись в ситуации, напал на друга. Бывшего друга. Потому как считал: никто не смеет трогать то, что принадлежит ему и только ему, Радану. Защищать, оберегать – да, но по-хозяйски трогать – однозначно нет. 

– Авелин... – Радан поцеловал её в висок. – Что произошло? – как можно сдержаннее спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ. Но Радан желал узнать все детали, чтобы в судный час напомнить их тому, кто заставил страдать единственную отраду в его жизни. Напомнить во время самой жестокой казни, которую когда-либо видел мир. 

Подняв на Радана затуманенный взор, Авелин закусила нижнюю губу и отстранённо покачала головой. Казалось, она была далека от него настолько, насколько бес от креста. Свет от Тьмы. Вода от огня. В её покрасневших и опухших глазах пульсировала боль – глухая, тупая боль. А ещё там плескались граничащие с безумием капли страха, покрытые шалью пустоты. Сердце Радана словно пронзило ледяной иглой. Одно имя. И он всенепременно сровняет с землёй того, кто посмел обидеть Авелин, по щекам которой скатывались слёзы. 

– Авелин, – мягко произнёс Радан и хотел было уже вытереть солёные капли с её лица, как вдруг она стала выкручиваться из кольца его рук, неуверенно, но в то же время упрямо. Радан нахмурился, но позволил ей вынырнуть из своих объятий. Резко вскочив на ноги, она, чуть не упав, опёрлась спиной о стену, точно желая в ней раствориться. 

– Скажи, – Радан поднялся с колен и убрал чёлку с глаз, – тебя напугал… – пауза. 

Потупив взор, Авелин поправила разорванную лямку платья и обхватила себя руками за талию. 

Секунда. 

Две. 

Три. 

Тишина зазвенела тонким плачем. 

– Огниан? – сквозь шипение спросил Радан. 

Авелин, которую заметно колотило, исподлобья посмотрела в его глаза, но тут же отвернулась. По её быстрому взгляду, который был красноречивее любых, даже самых громких слов, он понял, что не ошибся. 

– Дьявол! Авелин… – подойдя к ней вплотную, Радан сжал её плечи. – Чего он хотел? – слегка её встряхнул. – Почему ты сразу же, как увидела его, не отдала ему письмо? Сразу, как я тебя просил! Он… 

– Пусти меня! – зажмурившись, Авелин упёрлась руками в грудь Радана, отталкивая его от себя, но на сей раз он не позволил ей этого сделать. Держал крепко. Непреклонно. Авелин начала его бить. И её удары, наносимые то ладонями, то кулаками, не причиняли ему весомой физической боли, но наносили раны где-то в глубине сознания. Авелин – его певчая птица, его солнце, гонящее зиму, – секунда за секундой отдалялась от него всё дальше и дальше. Близкие ранее души будто начала разделять бездна, не позволяющая Радану двинуться в сторону Авелин. Ведь шаг сулил падение, после которого ничего уже нельзя было вернуть. Радану казалось, что он теряет девушку так глупо, но так заслуженно. Он не уберёг её. Не защитил. Не был рядом, когда был так нужен. 

– Я поверила… А ты, ты! – она постепенно перестала вырываться. – Ты все ещё помнишь о них. Помнишь… – её голос упал до едва различимого шёпота. – Я – никто, я грязь, они всё: жизнь, воздух. Как ты для меня, Радан. Они, она… 

Радан, внимательно слушая Авелин и пытаясь понять, о чём она говорит, начал аккуратно вытирать слёзы с её щёк. 

– Она тебе нужна. Она, не я. Мне бы сразу это понять, но так верила… Надеялась, что заслужила хотя бы частичку, совсем немного, всего капельку счастья. Да, да, я получила, но… Оно так быстро ускользнуло. Как же больно, – робко обняв Радана, Авелин спрятала лицо на его груди. – Ты не врал, ты ошибся. Как и я, поверил в иллюзию. Но… Радан, я ничего не могу с собой поделать. Я ненавижу её… Ненавижу и проклинаю! А это так плохо, так низко, так нельзя… – Авелин начала медленно обмякать, лишь крепкие руки Радана удерживали её на ногах. – Пусти… Прошу, отпусти меня, пожалуйста. 

– Нет, – твёрдо сказал он. – Вначале ты расскажешь мне, что произошло. Что сделал и сказал Огниан? О какой девушке ты ещё говоришь? Что за… 

– Отпусти её, – быстро подошедший к ним Леон сжал его плечо. 

Скрежет зубов. Радан закрыл глаза, стараясь отключить эмоции, что давалось ему весьма тяжело. Но, несмотря на дикое, рвущееся с цепи желание разорвать глотку Леона, он всё-таки нашёл в себе силы спокойно развернуться к нему. Сначала ему было необходимо разобраться в том, что случилось в его отсутствие с Авелин, а утопить Леона в крови он всегда успеет. 

– Почему тебя не было дома? – сквозь глухое рычание, отчеканивая каждое слово, спросил его Радан. – Где, чёрт побери, Велия? Кажется, я просил вас быть рядом с Авелин, когда меня нет поблизости. 

Напряжение, пронизывающее воздух гостиной, казалось, трещало, словно два высоковольтных провода, сцепившиеся друг с другом из-за сильного ветра. 

– Да нас не было, потому что ты… – заговорил Леон. 

– Замолчи! – прерывая его, закричала Авелин. 

Повернувшись к ней, Радан увидел, как она, едва слышно поскуливая, обессиленно сползла по стене вниз. Он хотел было удержать её на ногах, но в следующий миг передумал. Тьма внутри него требовательно желала наказания для Авелин за её упорную защиту Леона. 

– Радан, – сквозь прерывистое дыхание тихо заговорила Авелин. – Я сама… Сама скажу. Они не виноваты. Они думали, что ты со мной, – она безотрывно смотрела в пол, прижимая колени к груди. 

На миг Радану показалось, будто у неё и не было восьми лет рядом с ним. Авелин была точно так же напугана, как в ту ночь, когда он нашёл её в заброшенном особняке, где почти на каждой стене, на каждой половице был кровавый отпечаток. 

Привкус обречённости. 

Радан инстинктивно оглянулся, будто ожидая, что гнетущее прошлое спряталось где-то в углу его жилища и чтобы вновь в него окунуться, чтобы его вернуть, необходимо было только протянуть руку. 

– Авелин, – покачивая головой, негодующе и хрипло произнёс Леон. Подошёл к камину и, нагнувшись, кинул в него несколько поленьев. 

– С чего ты взял, что я дома? – Радан окинул его цепким взглядом. Всё происходящее вокруг казалось ему вычурной пьесой, поставленной психически нездоровым режиссёром. 

Смотря на огонь, Леон хмыкнул и, сморщив лоб, потёр шею. 

– Я сказала, – запинаясь, робко прошептала Авелин. – Сказала ему и Велии, что ты через пять-десять минут будешь дома. Я… – она провела ладонью по лицу, но взгляда так и не подняла. – Я хотела побыть с тобой. Вдвоём. Поэтому попросила их уйти. 

– Зачем? – Радан вопросительно изогнул бровь. Что-то в словах Авелин его настораживало, но что именно, он никак не мог понять. Его это нервировало. Неудача уязвляла, но он был уверен, что поймать можно даже тень. – Ты знала, что меня не будет. А также должна была догадываться, что я буду крайне недоволен твоим своевольным поступком. 

– Хотела сделать сюрприз, – Авелин обняла себя за плечи. – Подготовить в одиночестве… 

– Что? – выжидательная пауза. Тишина. – Авелин, говори! – низко, непреклонно. Чуть слышно, но чётко. 

– Уже неважно, – она лихорадочно начала вытирать со щёк следы слёз. 

– Ты врёшь, – холодно процедил Радан. Интуиция, которая прежде его никогда не обманывала, так и кричала: «Обман!». Радан, как ни старался, не мог представить, почему Авелин – его Авелин! – лжёт ему. Говорит неправду тому, за кем готова следовать куда угодно, даже за край земли. 

Авелин боязливо подняла на него взгляд. Покачала головой. Сжалась. 

Губы её дрогнули. 

Сейчас, именно сейчас она как никогда была похожа на взъерошенного, до смерти напуганного воробья, у которого были сломаны и крылья, и лапки. Казалось, будто в Радане она видела хищника и смиренно ждала, когда он вонзит в её хрупкое тело когти. 

В её глазах лютый страх. И где-то на его дне любовь. Она тянулась сердцем к Радану, как тонкий стебель тянется к солнцу. А он стоял в стороне, хоть все его нутро желало подхватить Авелин на руки и спрятать от всего мира. Но ложь есть ложь. Это предательство. Поступок сродни выстрелу в упор. Деяние, разрывающее душу обманутого на мелкие части. 

Треск огня. Мягкий полумрак. А за окном – звёздная россыпь на небе. Ещё утром Радан думал о вечере, о том, как возьмёт Авелин за руку и отведёт на крышу высокого здания. Покажет, как прекрасен ночной город с высоты птичьего полёта. Увидит улыбку и услышит её смех. Сорвёт с губ новый поцелуй… Но… 

Радан знал, крыши – это слабость Огниана, который любил проводить там часы в одиночестве, тихо о чём-то мечтая, строя только ему известные планы. Прежде Радан никогда не понимал этого пристрастия. Почему именно крыша? Почему нельзя предаваться раздумьям в другом, более привычном месте? Но совсем недавно он и для себя открыл в этом что-то особенное. Таинственное. И личное. 

– Нет… Нет, нет, не вру, – ломко вполголоса произнесла Авелин. – Ты ведь знаешь, что я тебе никогда не врала. Радан, я… 

– А сейчас врёшь, – он хотел ей верить, но не мог. Что-то мешало. Чего-то не хватало. Сжав пальцами переносицу, он смежил веки. 

– Радан… – позвала она его. 

– Почему? – сорвалось с его губ. Он распахнул глаза. – Почему ты мне лжёшь, Авелин? – выдох. – Ты ведь знаешь, тебе не нужно меня бояться. 

– Радан… – она было начала протягивать к нему руки, но, дрогнув, пугливо их отдёрнула. – Пожалуйста, поверь мне, Радан. Пожалуйста. Я не вру, – её лицо перекосилось от внутренней боли. Отчего-то стыдливо она вновь опустила глаза. 

Смятение. Оно давило, сжимало призрачно-каменными руками виски Радана так, словно пыталось расщемить его череп, выдавить оттуда мозг, как сок из самого спелого граната. Пожалуй, впервые за долгое время он не знал, как поступить. Поверить в данной ситуации означало для него перешагнуть через себя, свои чувства и ощущения. Не поверить – потерять Авелин. 

Осталось сделать выбор, который всё равно будет означать потерю чего-то. Всегда приходится чем-то жертвовать. Закон бумеранга. 

– Радан… Пожалуйста. 

Взглянув на неё, Радан остро осознал: выбора у него нет и никогда не было. Он при любых обстоятельствах выберет Авелин. 

– Она не лжёт, – запоздало сквозь зубы прошипел Леон. 

– Рассказывай, – приказным тоном велел ему Радан. – А ты, Авелин, – он поднял указательный палец, – молчи. Не смей перебивать. 

Его настораживало то, что она всё время вмешивалась, не давая возможности Леону произнести ни слова. Будто тот мог сказать что-то лишнее. 

Зажмурившись, Авелин кивнула. 

– Спасибо, – беззвучно, одними губами произнесла она. 

– Днём… – апатично начал Леон, вытерев рукавом ещё сочащуюся из носа кровь. – Днём ко мне с Велией подошла Авелин и сказала, что ты только что с ней созванивался и сказал, что скоро будешь, –неопределённый взмах руки, – минут через пять или десять. Авелин попросила меня с Велией уйти, мол, она очень сильно хочет побыть с тобой наедине… Что-то там для тебя приготовить. Безусловно, перед тем как уйти, я с Велией проверил окрестности дома, нет ли поблизости Огниана. 

Леон метнул на Авелин взгляд, полный осуждения, после чего поднял стул. Упёрся руками в его спинку. С минуту молчал. Радан ждал, глядя на Леона с раздражением. 

– Его не было, поэтому мы ушли. Точнее, – он повёл плечами, – уехали в город. Немного там погуляли, после чего… – Леон запнулся, точно мысленно покинул гостиную, но ненадолго, всего на пару секунд. 

Откинув копну волос за спину, подошёл к окну. Взглянув во двор, зачем-то закрыл шторы. Гостиная погрузилась в ещё больший мрак, лишь свет от камина слегка разбавлял его. Обернувшись, Леон кинул пустой взгляд на Радана. 

– Велия… Ты ведь знаешь, что в последнее время она начала вести себя очень странно. Она стала замкнутой, – тень от пушистых ресниц разлилась лужицей под круглыми, немного выпученными, как у шаржевой куклы, глазами. Он опустил взор. 

Подойдя к креслу, Леон присел на подлокотник. 

– Велия изъявила желание погулять… в одиночестве. Поэтому мы расстались недалеко от церкви. С наступлением сумерек мне позвонила Авелин. Честно говоря, я мало что понял из её слов: трудно было разобрать сквозь рыдания. Было ясно только одно: Огниан только что был рядом с ней. Тебе не позвонил, – опережая вопрос Радана, огрызнулся Леон, – потому как я ни о чём не мог думать, кроме того, чтобы как можно быстрее вернуться домой. А почему она сама не позвонила… Предполагаю, это связано с тем, что она что-то говорила о том, что боится тебя, твоего прихода, потому как ты будешь очень сильно на неё за что-то зол. Видимо, поэтому… Когда же я увидел Авелин в гостиной… – в голос к ярости влилась грусть. – То, как она плакала в разорванном платье… Такая напуганная… – тишина. Он покачал головой. – Через пару минут ты заявился, – он сложил руки в замок. 

Радан обвёл внимательным взглядом сгорбленного Леона и всхлипывающую Авелин. Внутри него ширилось странное ощущение, словно вокруг царил блеф, в котором не было ни единой капли правды. И слова Леона, прозвучавшие вполне достоверно, всё равно… не убеждали Радана. Его до сих пор что-то смущало. Не давало поверить до конца. 

– Скажи, – Радан сделал шаг вперёд, – что ты имел в виду, когда говорил Авелин, что предупреждал её? Почему не отвечал на мой телефонный звонок, раз сам не додумался позвонить? 

Пауза. Леон провёл языком по разбитым губам. 

– Я предупреждал её, что Огниан тот, кто может причинить ей боль. А врать… всегда опасно. Нехорошо, – с какой-то лёгкостью сказал он и пожал плечами. – А не отозвался на твой телефонный вызов по той причине, что не слышал его. 

Радан медленно, словно хищник, подкрадывающийся к своей добыче, подошёл к Леону. Тот, вскинув свою светловолосую голову, с гордостью ответил на его прямой жёсткий взгляд. 

– Ты не оправдал моего доверия, – нагнувшись к уху Леона, приглушённо начал Радан, подавляя в себе желание пальцами коснуться его шеи и медленно, растягивая наслаждение, сломать её. – Я дал тебе указ никогда… Слышишь? Ни-ког-да не оставлять Авелин одну, без присмотра, пока меня нет рядом с ней. Ни под каким предлогом. Ты же… 

Глаза в глаза. Лбы почти соприкоснулись. 

– Ты оставил. Уничтожить тебя за это мало, но… – Радан с деланой заботой, граничащей с унижением, заправил прядь волос за ухо Леона. Отстранившись от него, с презрением улыбнулся. – Собирай вещи и убирайся из моего дома, – твёрдо сказал он. – Сейчас же. Или мне ясней выразиться? – вскинул бровь. 

– Боишься конкуренции? – неожиданно смело, едко, с перцем. 

Радан с трудом подавил в себе смех. Вопрос Леона его искренне позабавил. 

– Твоей, что ли? Нет, – цокнув языком, он покачал головой. – Но даже в том случае, о котором ты уже так давно мечтаешь… Кстати, Велия в курсе? – Радан прищурился. – Не из-за этого ли она в последнее время черней грозовой тучи? – мягко и приторно-сладко. – Ах, да, не из-за этого… Всё время забываю, что и она тебе лжёт, – улыбка коснулась его губ. – Если даже предположить, что вдруг произошло чудо и Авелин выбрала бы тебя, то я бы её не отпустил. Посадил в темницу, на цепь, под замок, связал бы, украл её от всего мира, но она всё равно не была бы твоей, – улыбка перешла в оскал. Мнимая дружелюбность сменилась на ненависть. – Моё должно принадлежать только мне. И Авелин… Она изначально знала, на что шла. Не так ли, пташка? – риторически поинтересовался Радан с горделиво вздёрнутым подбородком. – Я удовлетворил тебя ответом, Леон? – его голос вновь пропитался мёдом. 

– Она не вещь. 

– Но она моя, – подмигнув, Радан чуть склонил голову набок. – А теперь убирайся, – колко. – Я не желаю больше видеть тебя в своём доме. 

– Ты подонок, – Леон встал и расправил плечи. – Самовлюблённая сволочь. 

– Я никогда этого и не отрицал. 

– Ты её погубишь. 

Радан непроизвольно скривился из-за этой фразы. Он хорошо помнил слова Милены: «Ты можешь стать её погибелью, но также и спасением». 

– Я спасу её, – непоколебимо. 

– Ты слишком самоуверен. 

– А ты слишком жалок, – Радан отошёл на пару шагов назад и взглядом скользнул по Авелин, которая, подтянув колени к груди, сидела почти неподвижно. Её лицо прятала копна всклокоченных волос. Внутри Радана всё сжалось, но он не подал вида. – И да, – обернулся к Леону, – Велию забери с собой. Она мне здесь больше не нужна. 

– Ты предполагаешь, что сумеешь в одиночку справиться с Огнианом? – растерянно, скептично, со злостью. – Ты этого не сможешь! – всплеск руками. – Авелин надо спасать не столько от Огниана, сколько от тебя самого! Да ты… 

– Тебя это не касается, – резко, с привкусом металла прервал его Радан. 

– Ты лишаешь Авелин друзей, – сквозь зубы. Руки в кулаки. 

– Ошибаешься. Я лишаю её тех, кто притворялся другом. 

Долгий взгляд глаза в глаза. 

– Авелин, – тихо позвал её Леон полным нежности и заботы голосом. 

Жгучая ревность, ловко запустив свои склизкие клешни под кожу Радана, пробежала мерзкими лапками по его рёбрам и играючи проникла в сознание, впрыснула в вены липкий гнев, которому он стойко пытался противостоять. На его лице не дёрнулся ни один мускул. 

– Уходи, прошу тебя, – не поднимая головы от колен, простонала она. – Радан… – его имя она произнесла ласково-отчаянно и более тихо, чем все остальные слова. – Радан прав, я всегда знала, на что шла. Уходи! 

– Видишь, даже девушка просит, – елейно сказал Радан и сделал величественный жест рукой, указывая Леону на дверь. – Не заставляй меня дважды повторять свою просьбу. 

– Вы оба совершаете ошибку, которая может привести к фатальным последствиям! – сердито воскликнул Леон. Он медлил, не спешил уходить. 

Терпение Радана было на пределе. Злость кипела внутри него, с каждым мгновением приближая его к взрыву. 

– Авелин… – позвал Леон. – Прошу тебя, одумайся! – сокрушённо. 

– Уходи, – уверенно отозвалась она. 

Леон сжал челюсти и с силой ударил кулаком по столу. Щепки разлетелись в разные стороны. Деревянная ножка сломалась. Радан устало закатил глаза. 

Нахмурившись, Леон опустил голову. 

– Если тебе нужна будет моя помощь, – не поднимая взора, смиренно, – зови. Я приду, Авелин, – сказав это, он схватил с кресла свою куртку и выбежал из дома, громко хлопнув дверью. Ещё одна свеча потухла. Но поленья в камине продолжали трещать. 

– Друзья, как свечи, зажигаются и гаснут. Но не они очаг. Так ведь, пташка?.. – немного помедлив, Радан подошёл к Авелин. Присев рядом с ней, молча взял за плечи, притянул к себе. Он ощущал непривычную для себя растерянность, смешанную с раздражением, вызванным тем, что он просчитался, самоуверенно решив, что сделал всё безупречно правильно для обеспечения безопасности любимой. 

Досада. 

Неудовлетворённость. 

Злость. 

Радан знал, они его не отпустят, пока он не отомстит. Пока не уничтожит Огниана. 

– Радан, – Авелин упёрлась руками в его грудь. – Пожалуйста, пусти, – зажмурившись, она начала вырываться из его объятий. Всхлипнув, затряслась. – Мне больно. Очень-очень больно. Пожалуйста, если я хоть что-нибудь для тебя значу… Прошу, пусти. 

Радан испытал душевную боль, которая была острее и пронзительнее, чем та, которую можно ощутить, когда проводишь осколком стекла по венам. 

– Нет, – непоколебимо. Радан теснее прижал к себе хрупкое тело Авелин. Она была ему нужна. – Ты должна мне рассказать о том, что тебе сказал Огниан. Что он с тобой сделал? – последнюю фразу Радан озвучил с глухим рычанием. Он гнал прочь из головы самые худшие мысли, отчаянно надеясь, что в его недруге осталась хоть какая-то, пусть самая мизерная светлая часть. 

– Нет! – распахнув глаза, Авелин, будто чего-то панически испугавшись, надрывно закричала. – Нет, нет, нет! – она начала с остервенением бить Радана. Ногтями поцарапала его шею. – Пусти меня! Пусти! Не хочу вспоминать! Не хочу думать! Она, она!.. Не хочу! Не хочу, Радан! Не хочу! 

– А чего ты хочешь?! – с силой встряхнув Авелин за плечи, теряя терпение, спросил он. Она замерла. В карих глазах лихорадочно заблестели нотки безумия. Радан неохотно разжал руки. 

– Чего я хочу? – шёпотом. Авелин отстранилась и неуверенно, медленно поднялась. Оглянулась, будто испугавшись, что за ней кто-то подглядывает. Поёжилась. Склонила голову набок, словно подслеповатая голубка. – Ты хочешь знать, чего я хочу? – удивлённо переспросила она. 

– Да, чёрт возьми! – раздражённо. Вдох сквозь стиснутые зубы. 

Авелин инстинктивно втянула голову в плечи и сделала шаг назад, будто ещё мгновение, и на неё мог напасть голодный хищник. 

– Скажи, – пытаясь взять себя в руки, уже чуть спокойнее потребовал Радан. Он всегда был терпелив к нерешительности Авелин, но в данную минуту это выводило его из себя. 

Авелин часто поверхностно задышала. Было видно: в ней идёт борьба двух противоположностей, одной из которых были страх и робость, а другой – оголённые нервы и эмоции, доведённые до предела. Она заметалась по гостиной, как загнанный в клетку зверь. Радан не мешал ей и, внимательно наблюдая за каждым движением, пытался отыскать ответы на свои вопросы в её поведении. 

Неожиданно Авелин взяла стул и, подвинув его к секции с книгами, встала на него. Достала зеркало. Заглянула в него. Прикрыла рот ладонью. 

– Ненавижу! – она с размаху кинула зеркало на пол, и оно со звоном разлетелось на мелкие кусочки. – Ненавижу её! – спрыгнув со стула, подбежала к лестнице и быстро начала по ней подниматься наверх. 

Спустя несколько секунд слуха Радана достиг звон разбитого стекла. Определённо, звук раздался вначале из комнаты Леона, а после из её спальни. Тут Радан осознал, из-за какой девушки случилась истерика у любимой, и направился к ней. Взбежав на второй этаж, он увидел открытую дверь в свою комнату. Подойдя к порогу, стал наблюдать, как Авелин, стоя возле склеенного им зеркала, пальцем проводила по его швам. 

– Ты ведь ждал её… – не оборачиваясь, прошептала она. – Ждал. Надеялся, что она вернётся. Но она так долго не приходила, и ты… Ты решил забыться со мной. Так ведь, Радан? – она порывисто обернулась. – Так?! 

– Почему остановилась, не разбила и это зеркало? – с напускным равнодушием поинтересовался он. Её вопрос представился ему глупым, неуместным, вздорным, даже капризным. И он его проигнорировал, как король нелепую шутку захмелевшей королевы, несмотря на то что ему ещё раз захотелось встряхнуть Авелин, чтобы привести её в трезвый рассудок. 

Она рассмеялась точно безумная. 

– Я не заслуживаю ответа? Ты вновь уходишь от него! – схватившись за голову, согнулась. – Верно, я никто, я… 

– Замолчи, – с глухим рычанием приказал Радан. – Перестань нести чушь! Чтобы я больше никогда этого от тебя не слышал, – пауза. Радан сделал глубокий вдох, ища в себе спокойствие. – Нет, – уже уравновешенней, но сквозь зубы. – Ты неправа. Я не ждал Милену. 

Он зашёл в комнату. 

– Врёшь… – сквозь слёзы. – Врёшь. 

– Ты мне не веришь? – студёно. 

Авелин затряслась, как охваченная ознобом. 

– Ненавижу её… – вполголоса. – Она гадкая. 

– Авелин, – вздохнув, Радан подошёл к ней. 

Сделав шаг назад, она упёрлась бёдрами в подоконник. Взгляд её заметался, словно у дезориентированного зверька. 

Радан поднёс руку к лицу Авелин, но она дёрнулась, словно ожидая пощёчину. Он мысленно выругался. Всё, что выстраивал на протяжении восьми лет, все его старания привить девушке полновесное доверие к себе и как можно нагляднее доказать, что не причинит ей вреда, рухнули, как карточный домик, от одной капли с неба. 

– Авелин, не бойся меня, – как можно мягче сказал Радан. – Я тебя не обижу. 

Она шмыгнула носом. 

– Ненавижу её, – повторила почти беззвучно, будто не видя перед собой Радана. – Ненавижу. Это так плохо, так нельзя. Она – отголоски прошлого, где ты был счастлив. И сейчас… 

Авелин хотела обойти Радана, увеличить расстояние между ними, но он не позволил. Сжал её плечи, молча принуждая остановиться. 

– Пусти, – шёпотом. – Пусти! – громко. – Пусти меня, пусти! – в очередной раз за вечер она начала бить его по груди. Вырываться что есть сил. – Отпусти меня! Отпусти! Я ненавижу её! Ненавижу! 

– Авелин, успокойся! 

– Ненавижу! Ненавижу тебя! – в порыве она ударила ладонью по его щеке. 

Радан разжал пальцы и медленно отодвинул её от себя. Внутри него на какой-то миг образовалась пустота, что стала, будто щёлочь, выедать в нём всё живое, причиняя острую боль. Но тут уже накрывала поднимающаяся волна цунами куда более мощного чувства. Того, что было равно по древности самой смерти, и бесконечно успешно ведущее с ней бой. 

Авелин замерла, боясь пошевелиться. Казалось, будто она только что проснулась от кошмарного сна. 

– Радан… – робко, напугано. 

Он, покачивая головой, сжал и разжал кулаки. Криво усмехнулся. Хрипло прошептав: «Лучше покажи мне, как ненавидишь», – резко сблизился с растерявшейся Авелин. Одной рукой схватил её за волосы на затылке, а второй обвил талию, намертво привлекая к себе. Запрокинув голову, заставил Авелин ртом прижаться к его шее. 

– Ненавидишь меня? Грызи! Давай, кусай! Грызи до позвоночника! – прорычал он, уже сжимая не её талию, а ягодицу. – Ну же, убивай меня! Не любишь ведь? Кусай! 

Вместо клыков, разрывающих кожу, Радан ощутил нежное и влажное касание языка к его горлу. Дамба, сдерживающая до этого все его мужские желания, прорвалась. Маленькое отверстие, некогда пробитое в ней первым поцелуем Авелин, от пощёчины пустило трещины, и теперь от монолитного строения моментально остались руины. 

Мгновение, и он усадил всхлипывающую Авелин на подоконник. Грубо рванул на ней верх платья, открывая взору грудь, прикрытую кружевным бюстгальтером. Авелин глухо вскрикнула. 

– Радан, – потерянно только и успела она сказать, как он губами припал к её лицу. Жадно целуя солёные глаза и щёки, холодеющими пальцами избавился от низа платья. Широко властно раздвинул её ноги. 

– Я покажу тебе, как ты меня ненавидишь! – хрипя, он зубами стащил с груди Авелин последнюю одежду и голодно набросился языком на соски. Они быстро затвердели. 

– Не надо… Ты не меня… нет… я… – со смесью всхлипов и стонов накатывающего удовольствия Авелин запустила пальцы в волосы Радана, не то пытаясь оттащить его от себя, не то опустить его голову ниже, туда, где он рукой настойчиво гладил промокающую ткань трусиков. 

– Ты моя! – его голос заклокотал. 

Облизывая и покусывая грудь, плечи, шею растерянной Авелин, Радан расстегнул ремень и пуговицу с молнией на брюках. Нетерпеливо порвал последнюю ткань, отделяющую его от нестерпимо желанного женского естества. 

Авелин, дрожа, слабо упёрлась руками в его ключицы. 

– Радан, не на… – договорить она не успела. Приподняв ей ноги, он грубо вошёл в неё. Её губы приоткрылись, и в следующую секунду с них слетел не то стон, не то крик. 

Схватив опустившую руки ему на торс Авелин за шею, Радан заставил её смотреть прямо ему в глаза. Видеть, до чего она его довела. Как ему она нужна. 

– Моя! И только моя, – рык вырвался из глубин души. 

Мир взорвался. Всё вокруг перестало существовать, только он и она. Она и он. Рассудок затуманился настолько, что не было ни единой мысли в нём, только вспышки от глубины касания его плотью женского естества любимой. В сердце грохотал вулкан, в венах бурлила лава. 

Пылкие, глубокие и быстрые толчки. Хаотичные поцелуи до крови. Стоны. Рычание. Судорога, сводящая низ живота… 

Авелин покорно выгнулась, когда Радан ослабил хватку. Обняла его за плечи, целуя каждый участок его кожи, до которого могла дотянуться. Облизывала и сосала ему пальцы, а он брал её и брал, утопая в аромате горького шоколада. Она была напугана, но послушна, а ему было всё мало и мало. Он до боли сжимал её бёдра, подчиняя своему желанию каждый её вдох и выдох. По-хозяйски блуждал ладонями по спине, оставляя засосы на шее и неустанно шепча: «Моя». 

Авелин дышала урывками. Её несмелые ласки дурманили, побуждая внутреннего зверя Радана ликовать. Мчаться в пучину сладострастия. 

Секунда, вторая, и волна жара накрыла его с головой. Вселенная на бешеной скорости помчалась кругом. Комнату пронзили громкие стоны Авелин, запустившей руки под куртку рычащего Радана и царапающей ногтями его грудь. Яркая вспышка эмоций на миг ослепила. Тяжело дыша, Радан уткнулся носом в шею Авелин. Та несмело начала гладить его по голове. 

– Я буду для тебя кем хочешь, – едва слышно прошептала она. – Одарю всем, что желаешь. Лишь не бросай меня. 

Радан скрипнул зубами. Злость, страсть с новой силой обрушились на него. Выпрямившись, жёстко посмотрел в глаза Авелин. Она сжалась. Её глаза заблестели нежностью и страхом. 

– Всё ещё ненавидишь меня… – процедил Радан и, обхватив Авелин за талию, поставил на ноги. Резко развернул к себе спиной. 

– Радан, я… 

Он вновь не позволил ей договорить. Раздвинув её ноги, резко проник в неё указательным и средним пальцами. Намотал на ладонь светлые волосы, потянул на себя, заставляя Авелин глубже выгнуться. Начал искать внутри неё что-то маленькое, что-то неведомое и горячее, обжигающе горячее. 

– Ненавидишь меня, говоришь, – уголки его губ чуть приподнялись. – А совсем недавно утверждала, что любишь. А теперь не ты со мной, значит. Что же… – он посмотрел на ночное небо, задорно подмигивающее ему огоньками звёзд. Куснул Авелин за плечо. Ускорил движения пальцев внутри неё. – Невелика твоя любовь оказалась. Так кто со мной? Кому ты отдаёшь меня? Кого я беру, а? 

Он знал, что слова о неприязни Авелин были сказаны не всерьёз, в пылу нахлынувших чувств, однако не желал просто так это оставлять. По его мнению, она должна была знать, какую черту не стоит переходить. 

– Радан… 

В стекле окна он увидел отражение лица Авелин, она поджала губы. 

– Говори! – приказал он и, вынув из неё пальцы, накрыл ладонью всю влажную плоть между ног любимой. Начал тереть нежно и жёстко, теребить кончиками пальцев клитор, очерчивать вход… – Говори! – потребовал, усиливая ласки. 

– Прости меня, пожалуйста. Я не хотела этого говорить. Радан, я… я случайно, не знаю, что на меня нашло. Просто… – она, хватая ртом воздух, жадно задышала. Постанывая, сама ещё чуть шире развела ноги и немного присела. – Мне очень страшно и больно. Это невыносимо... Не знаю, что думать, говорить. Это не оправдание, но… Я запуталась… Не вижу выхода. Прости. Что бы ты ни сделал, я не смогу тебя возненавидеть, ты ведь знаешь это? Знаешь?.. Радан… – она почти стала задыхаться. – Я люблю тебя, – отчаянно сказала она. – Не хочу тебя терять, понимая… Понимая, что уже… уже… – вскрикнула, а Радан, вновь возбудившись, вошёл в неё пульсирующим членом. Её плечи сотрясались. По венам пробежала дрожь. 

– Дальше! – он начал мучительно медленно двигаться в ней. Уже трезво понимал, что творит, но остановиться не мог, не хотел. Его радовало в сложившейся ситуации, что Авелин наконец-таки не убегала, не молчала, а говорила о чувствах. Делилась с ним более уверенно, чем прежде. Она становилась его, по-настоящему его. 

– Радан… – Авелин едва ощутимо подавалась движением бёдер к нему навстречу. – Прости, мне не стоило… Я должна была пережить всё это в одиночку, не обрушивать на тебя свои чувства… Прости. Только, прошу, не гони. Пожалуйста, позволь мне быть рядом с тобой хотя бы тенью. Я не буду мешать… Без тебя не смогу. Радан… – простонав его имя, Авелин дёрнула головой. 

Он выпустил её волосы и шлёпнул по ягодице. Она напряглась внутри и плотнее обхватила его член, напористо задвигала бёдрами. Радана окатила поднимающаяся волна упоительного удовольствия. Он невольно зарычал, крепко беря её за талию. 

– Не уходи к ней! Тебе будет хорошо со мной! Очень хорошо! Я обещаю! Я умею! Видишь, я могу, могу! Для тебя могу всё, что хочешь! Неужели она может лучше меня… – сквозь горячие стоны со всхлипами открылась Авелин. 

Радана будто кобра ужалила в сердце. Любимая не понимала, что он не трахает её, а любит. Не осознавала, что сексом он может заниматься с сотнями женщин, но любить может лишь её. Не чувствовала, что ему нужна она, не другая. 

– Остановись, – вполголоса сказал он и, прижав ладони к её животу, уткнулся носом ей в мокрый затылок. 

Авелин послушно замерла на месте. 

– Порой, – стал медленно целовать ей шею, – ты невыносима, пташка. Посмотри на меня. 

Авелин, изогнувшись, робко заглянула в его глаза. Он как можно теплее улыбнулся, желая показать, что она ему дорога более, чем прежде. 

– Ты мне расскажешь, что произошло? – Радан тронул её губы. 

Она, словно провинившийся ребёнок, опустила голову. Её молчание злило его. Однако он уже знал, как её разговорить. 

– Авелин, – проведя пальцами вдоль позвоночника от желания подрагивающей возлюбленной, Радан возобновил покачивания её бёдер вперёд-назад. Она охнула, вцепляясь в подоконник и раму окна. – Я не знаю, что тебе наговорил Огниан, но Милена… – Радан вздохнул. Ему претило объяснять мотивы своих поступков, но сейчас он видел, что это крайне важно для девушки, которая бесценна его сердцу и его проклятой душе. – Да, она вернулась. Я не говорил тебе о ней, чтобы ты понапрасну не беспокоилась, не мучилась глупыми мыслями о том, что она якобы может быть мне нужна, что у меня якобы могут быть к ней какие-то чувства. Вначале мне необходимо было самому во всём разобраться: зачем и почему она вернулась, каковы её мотивы и что за всем этим последует. 

Он постепенно увеличивал темп и глубину. 

– Склеил я зеркало для того, чтобы… – Радан чуть пожал плечами. – Мало ли, вдруг она не нашла бы выхода из своего заключения, а как работают зеркала в её мире, для меня всегда оставалось загадкой, как впрочем, и для неё. Кто знает, поставь я новое зеркало на место старого, может, путь к нему в зазеркалье был бы иным. А я бы не хотел, чтобы она при неблагоприятном исходе своего поиска осталась одна. И вовсе не потому, что она внешне похожа на Виолетту, которую я когда-то – слышишь? – когда-то, – он особо подчеркнул интонацией это слово, – любил. Мне жаль Милену, и… отчасти я виновен в том, что в нужный момент рядом с ней не оказалось близкого человека, который не позволил бы её душе упасть в омут. Мне нужна ты! Только ты. Запомни это и больше никогда не смей запускать в свою голову дурные мысли. Хорошо? – Радан поцеловал Авелин в лопатку. 

– Скажи, – подстраиваясь под его такт и усиливая внутри обхват члена, – она тебе не нужна? Совсем-совсем не нужна? 

– Зачем, что мне от неё?.. – шёпотом, сквозь улыбку. – Но это не значит, что я полностью равнодушен к её судьбе. Ведь не просто так она была послана в мою жизнь. Как только я со всем этим разберусь, обещаю, ты больше никогда не услышишь о Милене. Её не будет в нашей жизни. 

– В нашей? – Авелин, ловко полуобернувшись, с надеждой заглянула в глаза Радана. 

– В нашей, пташка. Какая же ты гибкая! – он ласково провёл ладонью по её лицу и понял: она вновь его. Полностью, больше, чем раньше. Теперь без остатка. Всей душой его. Континенты их чувств снова собрались в Пангею. На душе у Радана стало чуть легче. С его сердца будто спали ледяные оковы, и оно по новой стало разносить по телу тепло, которое было во сто крат сильнее любого мороза и светлей любого зла, что пытались проникнуть в его разум. – А теперь, милая моя, – Радан легонько шлёпнул Авелин по обеим ягодицам, – будь так любезна, – не просьба – приказ, хоть и в бархатной упаковке, – расскажи мне всё то, что произошло в моё отсутствие. 

Он сбавил темп, давая ей возможность спокойней дышать. 

– Радан… – в голосе Авелин в очередной раз за последний час промелькнул страх, а движение бёдер она сделала требовательней. – Прошу тебя, не спрашивай меня об этом. Давай забудем об этом всём? – попросила, заклиная, на грани мольбы. 

– Нет, – непреклонно ответил Радан. Жадно и резко стал брать её, вгоняя член глубже, глубже и глубже. Зарычал, стискивая её горячие бёдра: – Мни себе грудь! И говори, что ты моя! 

Авелин повиновалась, одной рукой упираясь в наличник окна, второй лаская себя. 

– Я твоя! Только твоя! Твоя, Радан... 

«Быстрей, ещё быстрей!» – только эта мысль сверкала непрерывно молнией в его кипящем вожделением разуме. В каждый толчок Радан вкладывал всего себя, любящего эту женщину без остатка. Она уже не могла стоять и полулежала грудью на подоконнике и полувисела на его сильных пальцах, поддерживающих её под талию. Близкая разрядка собрала Радана в тугой комок внизу живота. Под горящим, разрывающимся от напряжения членом словно сжалась пружина. Вместе с глухим рычанием она выстрелила, и Радан, желая как хищник пометить свою самку, быстро вынул извергающую семя плоть из измождённо стонущей Авелин. Направил дёргающийся член ей между ягодиц и выше… он покрыл спермой самый низ её спины. Властно поднял и повернул любимую к себе лицом. Прижал к стене так, что ещё сочащийся член гладил ей лобок. 

Жадно поцеловал в губы, ловя с них тяжёлое дыхание. Настойчиво смотря в глаза, сладко вполголоса спросил: 

– Девочка моя, думаешь, я уже сыт? – изогнул бровь. 

– Нет, – Авелин, раскрасневшаяся донельзя, потянулась к нему за поцелуем. Её глаза сияли счастьем, но был в них и страх. 

– Так ты мне говоришь нет?.. – Радан криво усмехнулся, дразня, лизнул её приоткрытые губы. 

– Я могу ещё, любимый, сколько хочешь, – она смутилась и её голос стал тих. – Ты хочешь, чтобы я взяла в рот? Могу. Не волнуйся, мне будет приятно. 

Она опустила глаза, но тут же подняла их. В них полыхнуло нечто дьявольское. Решимость сеять ветер и пожинать бурю. Это была Тьма. Именно она нужна была Авелин, чтобы осуществить предложенное, ведь пока в зеркалах её отданной Князю души читалось, что она была не готова получать удовольствие таким способом. 

Радан прищурился и улыбнулся: 

– Потом, когда ты этого пожелаешь, пташка. А сейчас всё же расскажи, что произошло между Огнианом и тобой? 

– Радан… – потянув за молнию, она расстегнула куртку и стала снимать ту с его окаменевших плеч. – Пожалуйста, не заставляй. Всё равно не скажу. Я… – речь её оборвалась. – Мне страшно… Просто будь со мной. 

Уговоры были излишни, они не принесли бы никаких плодов, Радан это знал. Но он не собирался так просто сдаваться. Это было не в его правилах, это было против его воли и всего его естества. Поэтому он решил действовать бескомпромиссно. Плотней привлёк к себе Авелин. Коснувшись её носа своим, улыбнулся одними уголками губ. Она взволнованно вздохнула. Лбы соприкоснулись. Молчание. Радан бы многое отдал, чтобы этот миг длился вечно. 

– Я скучала по тебе, – шёпотом, робко. – Думала, боялась, что ты больше никогда не вернёшься. 

– Глупенькая, – Радан погладил её по голове, смотря на влажные губы. – Я всегда буду возвращаться к тебе, где бы ты или я ни были. Всегда. 

– Правда? – дыхание Авелин участилось. Касаясь лица Радана, оно будто начало сдувать с его души пепел тьмы, одновременно лишая его контроля. Самообладание вновь затрещало по швам. В груди вспыхнуло пламя всепоглощающего пожара, разносимое с каждым ударом сердца по телу. Как же он уже успел соскучиться по Авелин… 

Дурман. 

Наваждение. 

Голод. 

Безумие желания. 

Сейчас Авелин была слишком близко от Радана, внутри которого царствовала страсть. 

– Правда, – на последнем слоге он уверенно накрыл её губы своими. Она пугливо дёрнулась, но в следующий миг смежила веки и стала самозабвенно отвечать на поцелуй, будто ещё мгновение – и мир рухнет, разлетится на мелкие кусочки, никого не оставив в живых. 

Весна… Авелин стала для него самой настоящей и долгожданной весной после суровой, неумолимой зимы. 

Одновременно жар лета, окутывающий тело, и прохлада колодезной воды, что пьёшь маленькими глотками, окрыляла сердце.