Тени Грехов

Замрет моё — и твоему конец!

Отрывок из сонета Шекспира № 22.

Перевод: С. Маршака.

– Это похоже на безумие, – на выдохе пробурчал Тимофей и откинулся на спинку стула. Он с трудом осознавал, что всё происходившее вокруг и сказанное ему высоким мужчиной и обманчиво хрупкой девушкой – правда. 

В Тимофее всегда жила вера в Бога, в его милосердие и справедливость его наказаний. А также он никогда не забывал о простой истине: чем больше знаешь, тем строже спрос. И прежде, да и сейчас, это его нисколько не пугало. Но открывшиеся ему сегодня факты зародили в душе ростки страха. Колкого и едкого страха, иглами проникающего прямо под кожу, в кровь и сознание. Нет, Тимофей не боялся ни за свою жизнь, ни за жизнь кого-либо ещё, ведь никто и ничто не вечно в этом мире. Если кому-то и настало время покинуть бренную землю – на то воля Господня. Значит, так и должно быть. Также Тимофея не приводила в панику перспектива потерять веру во Всевышнего. Он знал: этого не произойдёт, потому как она – его вера – несмотря ни на что крепка и нерушима, подобно скале для муравья. Его тревожило иное: сбиться с дороги, пойти по ложному пути, приняв за истину страшные, но сдобренные патокой речи и обещания тех двоих, что сейчас находились с ним в одной комнате. Оступиться и подвести того, кого любит как родного человека. За кого каждый день усердно молится. 

Демоны есть везде, в любых обличиях, в каждом человеке, но в таком, как Ант, их была, без сомнений, целая туча. Подобным людям Тимофей никогда не доверял. В его разуме Ант представлялся вестником зла, окутанным облаком Тьмы, тогда как себя Тимофей видел рыцарем добра, из-за спины которого бил мощный луч божественного Света. Они с колдуном были по разные стороны баррикад. Извечные непримиримые соперники. Разве может быть точка мирного соприкосновения у двух людей, если один из них неистово служит Дьяволу, а другой рьяно – Богу? Тимофей всегда считал: ничего общего, объединяющего, у них быть не может никогда. Но этим ясным и солнечным осенним днём всё изменилось. Он узнал, что из всего существует исключение. Их с Антом точкой соприкосновения оказался тот, кто однажды в детстве вырезал Тимофею деревянного «волшебника», защищающего его в грозовые ночи от чудовищ. Тот, кто всегда принимал его, как младшего брата. Тот, кто играл с ним, а порой и ругал, но всегда оберегал. Тот, кто, не захотев смириться с подножками судьбы, впустил в себя истинную Тьму, но сумел сохранить в сердце и душе мелкие искорки света. 

Друг. 

Посланник Тьмы. 

Радан. 

– Жизнь – это и есть безумие, – ухмыльнувшись, Ант вытащил из барсетки небольшой шёлковый мешочек цвета неба. Развязал его. – Как говорил не обделённый юмористическим талантом Брильянт, – неопределённый жест руки, – миром правит безумие. Будем бороться с ним или присоединимся к нему? 

Подмигнув Тимофею, он подошёл к Милене, которая сидела на подоконнике и задумчиво смотрела в окно. Её волосы – чёрные, будто смоль, – спадали на плечи и прикрывали пол-лица. Невозможно было увидеть глубину её глаз, лишь кончик носа, вздёрнутый немного вверх, и розовые губы, уголок которых был опущен вниз. 

– Милена, не будешь ли ты так любезна?.. – вежливо поинтересовался Ант и осторожно, без резких движений протянул ей мешочек. 

Немного помедлив, та перевела на него взор и, кивнув, молча взяла предлагаемую ей вещь. Тимофей тяжело вздохнул. Ему, мягко говоря, очень не нравилось ни то, что происходило, ни то, что должно было случиться в ближайшие часы. Это шло вразрез с его верой и нравственными устоями. 

Тимофею было неудобно сидеть, спина и ноги ныли от боли, словно на них взвалили неподъемный груз, а голова, казалось, вот-вот взорвётся от избытка полученной информации. Зажмурившись, он потёр виски, попутно подумав о том, что ему всё-таки стоит прислушаться к словам Радана и обратиться к врачу. Ведь, как говорится, бережёного Бог бережёт. Но об этом сейчас он углублённо размышлять не желал. Да и не мог. Как можно печься о своём здоровье, когда друг, дорогой, как брат, находится в смертельной опасности; когда лёд под ногами Радана вдруг стал чрезмерно хрупок? Один шаг, один вздох мог привести к падению, и никакие крылья не сумели бы помочь взмыть в небеса. 

Прочитав про себя молитву, Тимофей перекрестился и скользнул взглядом по стройному силуэту Милены. Недовольно поджал губы. Осуждающе нахмурился, наблюдая, как она беззвучно что-то шептала в удерживаемый возле рта мешочек так, что её дыхание касалось его содержимого. Тимофей стал прислушиваться, но смысл слов ускользал от него. И причина этого крылась не в едва уловимом говоре, не в подводящем его в последнее время слухе, а в том, что все услышанные им слова были ему чужды. Они были на незнакомом языке, непохожем ни на один из тех, что он когда-либо мог слышать. 

– Ты ведь колдун, – с явным недовольством начал Тимофей. – Неужели твоей чёрной силы недостаточно? – он нервно забарабанил пальцами по своему колену. 

– Я колдун, а не демон или ангел, – убрав со лба упавшую прядь волос, елейно ответил Ант. – У всего есть свой предел. 

Развернувшись, он так посмотрел на Тимофея, что у того по телу пробежала волна мурашек. Тёмно-зелёные глаза, в которых, казалось, нет ни дна, ни чувств, будто обволакивали ненасытным огнём и прожигали насквозь. Заставляли сжаться и пожелать исчезнуть, провалиться сквозь землю. Но Тимофей с достоинством выдержал долгий тяжёлый взгляд временного союзника. 

Милена закончила шептать. Ант, чуть улыбнувшись, аккуратно забрал у неё мешочек. 

– Они необходимы для равновесия, – неторопливо пояснил он и расстегнул верхние пуговицы плаща. – Я могу сделать многое, но далеко не всё. Абсолютно всё не может сделать даже твой Господь, – стянув с шеи тёмно-синий платок, он кинул его на стул. 

– Ошибаешься. 

Блик привлёк глаза Тимофея, и он, взглянув на люстру, заметил на ней паутину. Тёплый солнечный свет, таинственно мерцая и переливаясь, неспешно играл в гранях рельефных стёклышек, незатейливым украшением обрамляющих лампочки. 

– Да? – Ант коротко рассмеялся. – В таком случае почему Он не заберёт то, что принадлежит ему по праву? – в его глазах мелькнуло ехидство. 

– Он даёт выбор каждому, и, если верить твоим словам, Огниан… 

– Из-за этого дара господнего умирают люди, – прерывая Тимофея, ровно и немного с презрением возразил Ант. – Те, кто дорог Радану, дохнут как мухи. 

– Но если бы не Огниан, то… 

– То противостояние или, – он провёл пальцем по своему орлиному носу, – если тебе угодно, борьба Тьмы и Света за их души, была бы уже давно окончена, – вновь не дав договорить Тимофею, сказал Ант. – Посуди сам: пелена сродни вирусу. Она поглощает. Ломает. Переделывает под себя. Но, как и любую болезнь, её можно уничтожить. Однако желание… 

– Радан идёт, – тихо произнесла Милена, отходя от окна. – Прекращайте спорить, – кинув на них недовольный взгляд, сложила на груди руки. – И поторопись, Ант. У тебя не больше пары минут, прежде чем Радан будет здесь. 

Ант лишь почтительно кивнул и стал посыпать себя и Тимофея извлечённым из мешочка серебристо-чёрным порошком. Осев на одежду и кожу, порошок моментально начал впитываться в ткань и плоть. 

– Без этого никак? – немного раздражённо спросил Тимофей, потирая двумя пальцами тыльную сторону ладони. Ему было неприятно, что в его организм проникает частица Тьмы. Возникло неудержимое желание вскочить с места и бегом отправиться к реке Иордан и мыться, мыться в ней, пока не исчезнет вся та «грязь», что смешалась с его кровью. 

– Ты ведь хочешь получить подтверждение нашим словам, не так ли? – изогнув губы в кривой улыбке, Ант поднял брови. 

Тимофей чуть опустил взгляд и заметил, что у его собеседника длинные ногти. И они вовсе не походили на те когти, которые так часто можно увидеть на иллюстрациях книг, посвящённых магии. 

– Если Радан тебя увидит, то этого не случится. Он даже разговаривать с нами не станет, потому как, – Ант пожал плечами, – всё равно не услышит. Пелена не позволит. А время, увы, поджимает. Скоро полнолуние, медлить нельзя. 

– И что, этот твой дьявольский порошок скроет от него наше присутствие? – скептически поинтересовался Тимофей и стал принюхиваться, желая по аромату порошка распознать его ингредиенты. Но, как бы ни старался, он не мог почувствовать ничего. Совершенно ничего, кроме солоновато-горького флёра, что незримыми нитями тянулся от Анта. 

– Не только от него, – закончив посыпать себя и Тимофея странным веществом, Ант спрятал пустой мешочек в карман брюк и присел на стул. – Но и от Огниана. Благодаря моему, – он закатил глаза, – «дьявольскому порошку» и добросердечному стремлению уважаемой Милены помочь нам, ни один из них не увидит, не почувствует и не услышит нас. А у тебя, – он окинул Тимофея оценивающим взглядом, – скорее всего, возникнут некоторые вопросы. 

– Это похоже на безумие… – Тимофей почесал подбородок. Взглядом скользнул по вазе с увядающими цветами, что стояла на находящейся рядом с ним тумбочке. Пара скукоженных, давно лишившихся жизни лепестков лежала на полу. Нагнувшись, Тимофей поднял их. Он терпеть не мог беспорядка. Когда-то давно Радан, будучи ещё юношей, приучил его к идеальной чистоте. 

«Радан, – подумал Тимофей, – сколько же тебе ещё уготовлено потрясений? Но ты сильный. Ты всё выдержишь с достоинством. Сейчас я в тебя верю как никогда. Ты не сломаешься. Прости, друг, что когда-то я считал тебя…» 

– Ты это уже говорил, безумие, здравомыслящий ты наш, – прерывая мысли Тимофея, с ёрничеством подметил Ант. 

– А она… – пропуская мимо ушей колкость собеседника, Тимофей исподлобья кинул взгляд на Милену, которая, опираясь спиной на стену, стояла с закрытыми глазами. Весь её вид показывал, что она о чём-то задумалась. – Она нас продолжает видеть и слышать так же, как и до применения этого твоего… – заминка. – Заклинания, или как оно там правильно называется? 

– Тимофей, – цокнув языком, Ант усмехнулся, – друг мой, – в его голос влились ручейки мёда, – не расстраивай меня. Ты ведь ещё не впадаешь в старческий маразм? Конечно, Милена продолжает нас и видеть, и слышать, ведь она помогла мне заколдовать порошок. Без неё я бы никак не справился. Ты не находишь, что это не в её интересах – создавать стену невидимости, за которой мы были бы ей невидимы? 

– И как долго это заклятие будет действовать? – игнорируя вопрос Анта, Тимофей задал свой и неосознанно начал чесаться. Ему казалось, что по всему его телу скачут блохи и кусают его за руки и ноги, оставляя за собой на коже дорожку из красноватых воспалённых пятен. 

– До заката солнца, – стоило только произнести Анту эти слова, как раздался стук в дверь. 

Тимофей напрягся. Ему претило наблюдать за кем-то через замочную скважину. И пусть сейчас её не было в буквальном смысле, он чувствовал себя преступником. Предателем. Ему становилось противно от самого себя, но он продолжал сидеть. Терпеть и ждать, чтобы в дальнейшем, если будет необходимо, помочь другу. 

Поправив волосы и одёрнув довольно короткую юбку, Милена неспешно прошла в коридор, скрывшись от взора Тимофея. Через пару секунд послышался лязг замка и тихий скрип открывающейся двери. 

– Здравствуй, – прозвучал приглушённый голос Радана. 

– Привет. 

– Огниан уже пришёл? – бесстрастно спросил он, проходя в комнату и теребя в руках связку ключей. 

Увидев внешне спокойного и ложно расслабленного друга, который расстегнул куртку и едва уловимо обвёл помещение цепким взглядом, Тимофей задержал дыхание и почувствовал, как его щёки покрылись густым румянцем. Тело обдало жаром. Глаза опустились. Ему было стыдно – стыдно за свой поступок, стыдно что-то утаивать от дорогого ему посланника Тьмы. 

– Относительно. 

Шагала Милена бесшумно, потому как на её ноги поверх колготок были надеты шерстяные носки и двигалась она плавно, будто плыла. 

Тимофей увидел, как она робко улыбнулась и, немного протянув руки вперёд, подошла к кровати. Присев на постель, она жестом пригласила к себе Радана, но тот не сдвинулся с места, предпочтя стоять недалеко от выхода. Взглянув на наручные часы, он плечом оперся на стену. Вид у него был немного отстранённый и скучающий. 

– Думаю, Огниан скоро будет, – сказала Милена и, немного помедлив, добавила: – Он знает, чувствует, что я его жду. 

Радан вопросительно изогнул бровь и косо улыбнулся. В холодном взгляде синих глаз, на пару мгновений застывшем, Тимофей заметил незаданный вопрос. Но, видимо, не пожелав продолжать разговор, Радан не произнёс ни слова. 

Комната погрузилась в тишину. Ничто не нарушало её, кроме едва слышного сквозь приоткрытое окно щебета птиц и скрипа заржавевших качелей. 

Посмотрев на Анта, Тимофей закусил губы, опасаясь, что если этого не сделает, то обязательно что-нибудь скажет. 

– Не волнуйся ты так, – поймав на себе его взгляд, Ант улыбнулся. – Он тебя не услышит и не увидит. 

– А если он решит сесть на стул, на котором нахожусь я? – неуверенно шёпотом и с придыханием спросил Тимофей, наблюдая за Раданом. Услышал или нет, задавался он вопросом. Но тот как стоял, так и продолжал не двигаться на месте. 

– Даже если это случится, он ровным счётом ничего не почувствует. Ему будет казаться, что он сидит на стуле, тогда как ты будешь видеть его на твоих коленях, – Ант повёл плечами и закинул ногу на ногу. – Наше с Миленой заклинание не только скрывает нас с тобой от слуха и взора Радана, но также на подсознательном уровне немного отпугивает его. Поглощает желание подойти ближе, – одну из рук он положил на щиколотку. – Но ты ведь не только об этом сейчас хотел спросить, да? – хитрая улыбка скользнула по бледным губам. 

– Я не понимаю, – Тимофей провёл ладонью по лицу, словно таким образом мог очистить разум. – Не понимаю, почему Милена притворяется перед Раданом слепой? 

– Это было её решение. Она считает, что таким образом напоминает Радану о Мае. А что значит Мая для Радана? – выжидательная пауза. 

Тимофей промолчал. 

– Это юношество. Далёкое прошлое, которое некоторым образом граничит с детством, где и нарушилось равновесие между чёрным и белым, – Ант усмехнулся. – Внешность Милены, её мнимая слепота – это что-то вроде толчка, благодаря которому Радан должен мысленно вернуться в то время, когда стартовал обратный отсчёт. 

– Но этого ведь не может произойти, потому как ты сам говорил, что пелена… 

– Верно, – прерывая Тимофея, Ант кивнул, – пелена многое блокирует, но даже в самой прочной монолитной стене всегда можно найти трещину. Например, я нисколько не удивлюсь, если Радан после недавней встречи с Миленой начал видеть странные и пока непонятные ему сны. Жадность к знаниям и крови… – он многозначительно улыбнулся. 

– Хорошо, пусть будет так. Но скажи, – тяжёлый вздох сорвался с едва дрожащих губ, – к чему сейчас весь этот спектакль? Радан всё равно не услышит, не поймёт, не вспомнит, потому как, – Тимофей чуть всплеснул руками, – пелена. Снова пелена… 

– Это подготовка Радана. Чтобы при подъёме занавеса ему было легче не только услышать истину, но и принять её. А соответственно, и сделать правильный выбор. Это раз. А два – он уже сейчас должен будет понять: нечто крепко связывает Милену и Огниана. Потому как есть вероятность того, что его брат будет до конца бороться за его душу, чему Радан не должен содействовать. 

– Это… 

– Похоже на безумие? – Ант рассмеялся. 

– Это и есть безумие, – недовольно пробурчал Тимофей и посмотрел на друга, который безразлично наблюдал за Миленой и порой поглядывал на часы. 

– Милена, – прерывая затянувшееся молчание, начал Радан, – нам долго ещё ждать Огниана? 

– Ты куда-то спешишь? – заправив за ухо прядь волос, Милена сжала в кулаках концы рукавов свитера. Встала и нетвёрдой походкой двинулась к Радану. 

Тимофей отметил про себя, что Милена отличная актриса. Ничем она не выдавала и малейшего намёка на то, что её здоровье безупречно и в комнате есть посторонние. Перед ней стояла цель, и она всеми способами была готова её достичь, заплатив при этом любую цену. Несмотря на то, как трудно ей приходилось, как не нравилось врать, она уверенно и безбоязненно шла вперёд. 

– Не люблю понапрасну тратить время, особенно когда меня ждут. 

– Авелин? – встав почти вплотную к Радану, бесцветно спросила Милена. 

Тот выпрямился и свысока посмотрел на неё. Вежливо улыбнулся. Не сделал попытки увеличить дистанцию между собой и Миленой. Видимо, как решил про себя Тимофей, эта близость его нисколько не смущала. Она была ему безразлична. Или?.. 

– Авелин, – утвердительно прошептала Милена, рассеянно смотря куда-то за спину Радана. 

– Тебя это не касается, – ровно и с налётом то ли равнодушия, то ли усталости ответил он. 

Милена чуть качнулась. 

– Может, ты и прав, – положив ладони ему на грудь, мягко произнесла она, словно усыпляя его бдительность. Встала на носочки. 

Радан вопросительно изогнул бровь, с едва различимой скептичной ухмылкой наблюдая за ней. 

– А может быть, и нет. Смотря с какой стороны посмотреть, – Милена, скользнув руками по плечам Радана, внезапно обвила его шею. Явно собралась даровать поцелуй, как он, перехватив её запястья, призвал остановиться. 

Глаза Радана тут же потемнели, губы сжались в тонкую полоску. Тимофей был готов поклясться, что сейчас тот аккуратно оттолкнёт от себя Милену, но вместо этого он неожиданно зажмурился и схватился за голову. Доля секунды, и Радан упал на пол. 

Звякнули ключи. 

Тимофей тут же сомкнул веки, боясь увидеть причину случившегося. Его заколотило. Лоб покрылся испариной. Дыхание сбилось. Сердце, точно получив электрический разряд, забилось с удвоенной силой. Перекрестившись, Тимофей неуверенно приоткрыл глаза, но все же не решился посмотреть в сторону друга, который теперь лежал без сознания, загораживаемый большим круглым столом с длинной скатертью. 

– Нельзя ли это было сделать иначе? – шурша лепестками и превращая их в мелкие кусочки, запинаясь, спросил Тимофей. 

– Нет, – отозвался Ант. – Только так, – беззвучный смешок. – Ударом по рассудку. 

– Но ты ведь колдун! – сквозь зубы сказал Тимофей и метнул в него полный гнева взгляд. 

– Мы с тобой это совсем недавно обсуждали, – Ант запрокинул голову назад и стал увлечённо разглядывать потолок, будто это был вовсе не он, а ночное небо, украшенное россыпью звёзд. – Да, я колдун. Многое в моей власти, очень многое, но далеко не всё. 

– Зачем?.. 

– Что зачем? – Ант лениво повернул голову и, посмотрев Тимофею прямо в глаза, прищурился. 

– Зачем тебе всё это? Зачем помогать Милене? Радану? Огниану? 

Криво улыбнувшись, Ант вновь принялся любоваться потолком, тем самым позволяя Тимофею разглядывать его греческий профиль. 

– У меня на это имеется несколько причин. Но ответь мне, Тимофей: почему я должен тебе о них рассказывать? Мы всё-таки не на исповеди. Да и не нужна она мне. 

– Ты мне ничего не должен, – Тимофей смахнул со лба капли пота. – Но я хочу понять… А ты обещал мне отвечать на все вопросы и… 

– Начнём с того, – прерывая его, сказал Ант, явно не желая слушать нудные для себя реплики, – что, как ни крути, у меня перед Раданом должок. 

– Но это ведь неосновная причина. 

– Бинго! – улыбнувшись, Ант вознёс руки к небесам. – Ты начинаешь мне нравиться, – он подмигнул Тимофею. 

– Тебе за это что-то обещали? – тишина. – Что? 

– На вашем языке это называется повышением, – неохотно отозвался Ант. 

Тимофей с осуждением покачал головой. 

– Почему ты так смотришь на меня? – приглушённый, но полный нежности голос Милены заставил Тимофея перевести взгляд на неё и на того, кто стоял рядом с ней. 

Дыхание перехватило. С левой стороны груди что-то отчаянно заныло. Глаза увлажнились. Не моргая, Тимофей взирал на высокого мужчину, который, немного склонив голову набок, ласково улыбался, любуясь Миленой. 

– До сих пор не верю, – прошептал брат Радана. 

– А ты верь, – Милена широко улыбнулась. – Верь, Огниан! – она прильнула к его груди и крепко обняла за талию. 

– Ты вернулась, – проведя ладонью по чёрным волосам, он взял её лицо в ладони. 

– Благодаря тебе, – она обвила его шею руками. – Если бы не ты, Радан вряд ли… 

– Нет, Милена. Ты ошибаешься. Это было его решение, уверенность в правильности которого я лишь слегка укрепил. Но скажи как? Как ты поняла… 

– Нет, Огниан, – мягко возразила Милена, приложив палец к его губам и задержав на них взгляд. – Не нужно тебе выставлять Радана в лучшем свете, чем он есть. Мы с тобой оба знаем, что любую промелькнувшую в его голове солнечную мысль Тьма тут же безвозвратно поглотила бы. Уничтожила, если бы не ты… Если бы не ты, я вряд ли бы сумела узреть истину, понять все свои ошибки. Раскаяться. Моё спасение – полностью твоя заслуга. И не спорь, – улыбнувшись, она провела ладонью по щеке внимательно слушающего её Огниана. – Да, у нас было мало времени. Очень мало. Но знаешь, в своём лабиринте зеркал я видела разное. Но когда столкнулась с зеркалами в доме Радана, для меня многое было непонятным, неясным и… странным. Особенно вид твоего брата – то, каким он был, когда я смотрела на него через разделяющую миры стеклянную границу. Вид Радана или… Пусть и неправильное определение, но его отражение порой меня пугало. Вселяло такой ужас, что хотелось бежать без оглядки. Я не понимала того, что происходит, почему оно у него такое. Но всё равно оставалась на месте. Что-то держало… И когда мы с тобой встретились впервые, я думала, ты зло. Враг. Чужой, – спешно проговорив, она жадно вдохнула, словно утопающая, и тихо, на выдохе добавила: – Прости… 

– Тебе не за что извиняться. 

– Есть. Я должна была раньше всё понять, а не в тот вечер, когда благодаря тебе и только тебе Радан рассказал мне правду об Алане, о моих родителях. Не тогда, когда он разбил зеркало в своей комнате и ушёл к Авелин. И уж точно не тогда, когда после всего этого я всё-таки немного задержалась возле зеркала в гостиной и ты… Ты мне всё пояснил, и я... Я поверила тебе! Ты был так добр ко мне. Да... – Милена спрятала лицо на груди Огниана. – Во мне ты видел не только тех, кем ранее дорожил Радан и кого он в минувшие годы не только любил, но заставлял любить и тебя… Ты ведь видел именно меня – Милену, девушку со своей судьбой и чувствами. Понимаешь, о чём я? – подняв голову, она заглянула в глаза Огниана. 

Тот, грустно приподняв уголки губ, кивнул. 

– Я очень скучала по тебе, – смущённо произнесла Милена. – За такой короткий миг ты отогрел меня. Заставил поверить в себя. Вселил в меня желание бороться. И только благодаря тебе я спаслась. 

– Я искал тебя, – низким голосом произнёс Огниан. – Пытался узнать, сумела ли ты найти выход. 

– Я знаю, – Милена привстала на носочки и коснулась кончика его носа своим. – Но я не могла раньше дать тебе весточки о себе. Мне необходимо было, чтобы Радан вернулся домой и полностью впустил в свою жизнь Авелин, – пауза. – Мне было трудно… Тяжело наблюдать за тобой, не имея возможности подойти к тебе, обнять, сказать, как тоскую… Ведь в последнее время ты практически не появлялся. 

– Пелена… 

– Да, она сейчас начинает работать с удвоенной силой. Авелин. Причина в ней. 

– Но Радан и раньше любил, – Огниан чуть нахмурился. – Мне и в прошлые разы приходилось трудно, но… Я не понимаю, Милена, почему именно сейчас пелена начала столь стремительно сгущаться. Она словно решила пойти ва-банк и, применив всю свою мощь, выйти победителем или сгинуть окончательно. 

– Огниан, – ласково сказала Милена, заботливо заправляя пряди его волос за ухо. – Да, Радан и прежде любил, но не так, как сейчас. И причина этого отчасти заключена в самих девушках. Мая и Виолетта никогда не были полностью его. Мая была молодая неопытная девочка, которую ты изначально сильно напугал. Потом, когда ты решил, что раз она не в силах поверить твоим словам, то лучший выход – перестать говорить ей о том, кем ты являешься на самом деле, потушить тобой же созданный огонь истины, что плавил воск реальности – той самой реальности, которая так привычна и логична была не только для Маи, но и для близких Радана, Мая пожелала с тобой подружиться. И это была ошибка, которая стоила ей жизни. 

– И мой просчёт, – Огниан плотней прижал к себе Милену, прижавшись щекой к её макушке. – Мне не стоило… 

– Стоило, Огниан... – Милена начала слегка поглаживать его по спине. – Ты старался уберечь душу Радана. И ты имел полное право быть не только «живым», но и счастливым. 

– Это не оправдывает меня. 

– И пусть! К чему это? – подняв голову, спросила она. – На твоём месте я сделала бы то же самое ради Алана. 

– Я должен был усвоить урок с Маей, но совершил ту же ошибку и с Виолеттой, – с презрением к самому себе процедил Огниан. 

– И этому есть своё объяснение, – Милена провела ладонью по его лбу, открывая тем самым спрятанные под чёлкой синие глаза. – Виолетта любила Радана. Очень любила. Но она была больна. А её вторая личность тянулась к тебе. Не к нему. Видимо, чувствовала, где опасность, а где добро, – короткий поцелуй. – Понимаешь, если в случае с Маей, которая стремилась быть в хороших отношениях как с Раданом, так и с тобой, было всё довольно просто, то с Виолеттой всё было чуть иначе: в ней жили две девушки – одна для твоего брата, вторая для тебя. Каждая из них хотела быть в отношениях только со своим мужчиной, второго же предпочитала не знать. Помнишь, ты желал отпустить Маю? Но ты не успел уйти, а ведь оставалось совсем чуть-чуть... –тяжёлый вздох. – За всё есть своя плата. И пелена взяла её с тебя сполна. Одно дело – удерживать пелену, и совсем иное – бороться с ней. Когда ты познакомился с Виолеттой, ты влюбился. Полюбил девушку ещё больше, чем когда-то Маю, потому как от года к году твоя связь с Раданом крепла всё больше и больше. Да и… Как я уже говорила, ты имел полное право быть счастливым. 

– И я решил «заместить» Радана, самоуверенно считая, что удары пелены не смогут влиять на меня так же сильно, как на него. 

– Да, – кивнула Милена. – И это для неё было подобно вызову. К тому же она, как болезнь, причину которой не лечили, а лишь боролись с вызываемыми ею мучительными симптомами. Образно говоря, сбивали жар, но не уничтожали размножающиеся бациллы. Все эти годы – от смерти Маи до встречи с Виолеттой – она наращивала свои силы. И когда ты решил, «заместив» Радана, стать «живым», ты оказался ею перехитрён. 

– И сейчас я вновь иду по кругу. Повторяю те же ошибки, – сжав Милену за плечи, Огниан немного отодвинулся. – Нельзя. Каждый раз последствия ухудшаются. Всегда кто-то близкий умирает. Я больше не хочу, да и никогда прежде не желал трагедий. Поэтому, – он позволил себе улыбнуться, – Милена, я очень рад, что ты нашла своё спасение. Встретилась со мной, – Огниан провёл ладонями вдоль опущенных рук Милены, смотрящей на него растерянным взглядом. – Но мы больше никогда не увидимся. Пока не поздно я уйду и продолжу сдерживать пелену, – он отступил на шаг назад. 

– Огниан! – она сжала его ладони в своих. – Её невозможно всё время сдерживать! – её голос сорвался в полукрик. – Рано или поздно она полностью подчинит тебя и Радана себе! И тогда ваши души навсегда пропадут, будто их и не было вовсе! Но перед этим она обязательно нанесёт ещё один удар! Победа будет за ней, это неизбежно! Огниан!.. 

– Я не отдам брата Тьме, – ровно и твёрдо. – Я больше не буду появляться в его жизни, и тогда он наконец-то сможет быть счастливым. 

– Нет, не будет этого! Огниан, – Милена положила ладони на его плечи, – Авелин… 

– Будет жить, – сквозь зубы он закончил за неё фразу, сжал в руках её запястья. – Я приложу все усилия, чтобы эту девушку миновала участь Виолетты и Маи. 

– Ты не сможешь этого сделать, – Милена покачала головой. – Во-первых, Авелин своими абсолютными любовью и преданностью к Радану начинает рассеивать в его душе сгустки Тьмы, впуская на их место Свет. А пелене это, мягко говоря, не по нраву. Авелин – угроза на её пути, которую она будет стараться во что бы то ни стало уничтожить. Во-вторых, ты уже начинаешь испытывать тягу к Авелин. Пусть ещё незаметная, совсем крохотная, но она уже есть. Дальше она начнёт только крепнуть. И ты, вновь попав в сети, вернёшься. Захочешь «заместить» Радана. Вы слишком тесно связаны с ним. Твоя любовь к Авелин неизбежна! В-третьих, как я и говорила, пелену невозможно всё время сдерживать. И сейчас приближается пик её мощи, когда она может, подчинив тебя с Раданом себе, истребить ваши души! Вы станете безумными, бесчеловечными существами! – замешательство и долгий взгляд двоих друг другу в глаза. 

Тимофей откинулся на спинку стула. Внутри него словно шёл холодный проливной дождь. Он и не заметил, как по его щеке начали скатываться слёзы. Теперь он точно знал: ни Ант, ни Милена ему не врали. Их фразы оказались пропитанными страшной правдой. 

– Но всё можно исправить, – приглушённо, со следами радости в голосе сказала Милена. – Абсолютно всё. Я могу тебе помочь. Ты вновь будешь свободным! 

Огниан отвёл в сторону взгляд, в котором плескались потоки грусти и неверия. 

– Милена, – надтреснутым голосом произнёс он и посмотрел на неё. – Я ценю всё то, что… 

– Ты будешь счастливым, обещаю, – не дав ему договорить, повторила она. – Ради тебя, – обхватила ладонями его лицо, и её голос упал до шёпота, – в первую очередь я ради тебя вернулась, – не дожидаясь его реакции, Милена уверенно накрыла губы Огниана своими. Секунда, – и он крепко сжал её в объятьях, словно она туманом могла просочиться сквозь его пальцы и бесследно исчезнуть. Стал жадно целовать, как будто боясь опоздать, словно он встретил её на мгновенье, чтобы после расстаться навсегда. 

Тимофей тяжело вздохнул и опустил взгляд. Дрожащими ладонями вытер влагу под глазами. 

– По-моему, всё очень мило, – с лёгкой издёвкой произнёс Ант. – Ты не считаешь так, друг? 

– Я тебе не друг, – сердито проговорил Тимофей. 

– Пока мы в одной лодке, – смешок, – мы точно не враги. 

– Это всё плохо кончится. 

– Иногда стоит посмотреть на ситуацию под иным углом, чтобы… – Ант многозначительно замолчал. 

– Без кровопролития ведь не обойдётся? 

– А ты, оказывается, можешь быть довольно прозорливым, если захочешь, – язвительно. – Крови не будет, ни единой капли, – зрачки чернокнижника таинственно блеснули. – Но будет… 

– Милена, – прошептал Огниан, невольно заставляя Анта замолчать. Но Тимофей догадался о том, что имел в виду его собеседник. По спине пробежал холодок. Ему до клокотания в груди было обидно за друга. За то, что ему ещё было уготовлено пройти. Вдруг Тимофей стал задыхаться. Его дыхание сбилось, стало частым и поверхностным. Голова закружилась, в локте левой руки появилась тягучая боль, а всё тело неожиданно покрылось липким потом. Желая унять волнение, Тимофей постарался выбросить из головы лишние тяжёлые думы, но у него ничего не вышло. Все его мысли, словно шерстяные нити, насквозь пропитались клеем и запутались в клубок. 

«Радан, Радан, Радан». 

Казалось, это имя молотком било по вискам Тимофея, словно желая выдавить из головы мозг, точно сок из граната, и пытаясь расколоть череп на мириады осколков. 

Сгорбившись, он стал искать по карманам нитроглицерин. 

– Не поможет, – заметил Ант. – Возьми это, – он протянул Тимофею неизвестно откуда взявшуюся в его ладони серо-жёлтую таблетку. 

– Нет, спасибо. Я как-нибудь без твоей магии обойдусь, – прерывисто с трудом ответил Тимофей, нащупав в кармане пластиковый пузырёк и сжав его в кулаке. Боль с новой силой ударила в грудь. Пальцы начали неметь. 

– Ты нужен нам живым. Так что не глупи, – ровным, но не терпящим возражений тоном сказал Ант. 

В глазах у Тимофея всё уже начало расплываться, и казалось, что говорит не один Ант, а целых два. 

– Ты ведь хочешь помочь Радану и Огниану? – едко поинтересовался колдун. 

Опустив взгляд, Тимофей поджал губы. Его сердце укололо, ведь Ант был прав. За несколько дней, что остались до полнолуния, тот вряд ли найдёт какого-нибудь другого священника, который даст не только своё согласие на участие в ритуале, но и встанет между молотом и наковальней – между Светом и Тьмой, ведущими друг с другом отчаянную борьбу за душу его друга и Огниана. К тому же Тимофей понимал, что даже если чернокнижник и сумеет отыскать среди священников храбреца, который не побоится ответственности, то он – богослужитель – вряд ли за столь короткий срок успеет проникнуться светлыми чувствами к Радану. Из-за нехватки времени отчаянный доброволец не успеет увидеть те капли добра, что ещё были в сердце посланника Тьмы. Капли, за свет которых не жалко отдать и свою жизнь. Нет, такого священника на замену ему Анту сейчас ни за что не отыскать. 

Две ночи и две зари. Слишком короткий промежуток времени на бесконечно прямой линии вселенной. 

Выдохнув, Тимофей, подавляя в себе отвращение к собеседнику, взял из его руки таблетку и положил себе под язык. Во рту тут же появился странный привкус, будто он сосал мел, в который были добавлены хрусталики соли и сахара. Боль постепенно начала отпускать, а дышать становилась всё легче и легче. 

– Милена, – вновь прошептал Огниан, – подожди. 

Подняв взгляд, Тимофей увидел, что тот, зажав девушку между собой и шкафом, крепко обнимал её за бедра и губами касался её виска. В свою очередь та скользила руками по его плечам и жадно целовала в шею. 

– Огниан, – простонала Милена, немного сгибая ногу в колене. – Пелена. Радан скоро… 

– Скажи, – его рука, опустившись ниже, отдёрнулась, чтобы не скользнуть под юбку, – какая плата за… 

Милена резко замерла, словно чего-то испугавшись. Сосредоточилась. Огниан, немного отстранившись, стал внимательно вглядываться в её лицо. Повисла пауза, и в этой паузе, казалось, было больше напряжения, чем в грозовом небе. 

– Нет, – он нахмурился. – Нет, – нервный смешок. – Нет, Милена, нет! – отойдя от неё в сторону, он запустил пальцы в волосы. – Я не дам тебе на это согласия, – твёрдо. – Никогда, – с последним слогом с его губ сорвался утробный рык. 

– Огниан, – попыталась возразить Милена, но он её прервал. 

– Нет, – чёрство и холодно. – Этого не будет, – он стал мерить шагами комнату. В каждом его движении отображалось, что как противоречия раздирают ему разум. – Я не позволю этому случиться, – чётко сказал он, резко остановившись и прямо посмотрев на Милену. Глаза его потемнели, а лицо ожесточилось. 

– Это не в твоей власти, – её плечи опустились. Она отошла от шкафа. 

– В моей, – сквозь зубы уверенно сказал Огниан и застегнул молнию на куртке. – Запомни, – его взгляд стал ледяным, – я не перестану бороться за брата. Тьма никогда его не заполучит. Я не позволю этому случиться, а также я не допущу, чтобы пелена сделала из меня и из него дьявольских кукол. Мы не будем марионетками ни в её руках, ни в «игре» чёрного и белого. 

– Огниан… – обречённо, кусая губы. 

– Милена, – подойдя к ней, он взял её руки в свои. – Спасибо, что нашла меня и дала понять, что у тебя всё хорошо, но… – освободив одну из своих рук, он провёл по носу Милены кончиком мизинца. – Прости меня, – хрипло и приглушённо. – Прости, что не оправдал твоих надежд. Пойми. Прошу… – положив ладонь на её затылок, стал путать пальцы в её распущенных волосах. Почти коснулся её лба своим. – Я не могу поступить по-другому. 

– Знаю, – ломко сказала Милена. – Но надо. Иначе никак. 

Огниан ничего не ответил, лишь молча посмотрел в серые глаза. В его взгляде были нежность и грусть. 

– Прости, – поцеловав Милену в лоб, он разжал её пальцы. – Больше мы никогда не увидимся, – проведя ладонью по её щеке, он отстранился. Улыбнулся одними уголками губ. – Будь счастлива, – развернулся, но Милена схватила его за локоть, не дав уйти. 

Покачав головой, она обняла его. Доля секунды, и её губы встретились с его в полном исступления поцелуе. Огниан не стал отвергать Милену, лишь теснее привлёк к себе. 

– Любовь, любовь… Как много жизней ты поломала, – Ант вязко улыбнулся, – но и спасла, не отрицаю. Ах, какая проказница, какая негодница! 

– Смотрю я на тебя и думаю… – в комнате для него стало душно и Тимофей расстегнул несколько пуговиц своего одеяния. – Опасный ты человек… 

– Неужели ты в этом сомневался? – перебивая его, елейно поинтересовался Ант. 

– И глупый, – спокойно закончил свою мысль Тимофей и улыбнулся, заметив, как его собеседник вмиг стал серьёзным. – Милена-то ведь продолжает нас и видеть, и слышать, а ты позволяешь себе на столь серьёзные для неё темы… шутить? 

– В каждой шутке есть доля правды, – ровно отозвался Ант. – Или ты со мной не согласен? Разве не любовь погубила Париса и Елену? Разве не любовь спасла Марию Магдалену? У всего есть две стороны, одна из которых светлая, а другая – тёмная. Не находишь никаких параллелей? – его губ коснулась лёгкая усмешка. – А Милену я уважаю и ценю. Она достойна почитания не только за то, кем она сумела стать после всего произошедшего, но и за то, что вернулась, рискуя собственной душой. И не только потому, что хочет помочь твоему другу, но и потому, что желает спасти того, кого любит. Кому навечно отдала своё сердце. Немногие сумели бы совершить то, на что решилась она. Милена верит в Огниана не меньше, чем Авелин верит в Радана, – короткая пауза, поразительно похожая на торжественную. – И только их вера, – тихо и с горечью, – может уберечь любимых ими мужчин. И спасти их всех, – последнюю фразу Ант произнёс с едва уловимым налётом разъедающей его душу зависти. 

Тимофей нахмурился. Он прекрасно знал, что его собеседник – честолюбивый и гордый – одинок. Из пешки он мечтал превратиться в ферзя, а потому ему ни в коем случае нельзя было иметь собственное «солнце». Уязвимое место. Но, как известно, даже в пучине Ада жестокие и надменные демоны могут мечтать о свете. О любви. Так уж повелось от падения Люцифера. Но для этого должно быть сердце – пусть исколотое, разорванное, отданное во власть зимы, но оно должно быть. И теперь Тимофей задавался вопросом: есть ли оно у Анта? Есть ли сердце в груди статного, не знающего жалости мужчины? И какое оно – коварное или испуганное? Вопрос в пустоту. В никуда. Но ответ на него уже есть. Он томится где-то в недрах сознания. Он прост и понятен. Логичен и чист. В каждой Тьме есть Свет, в каждом Свете есть Тьма. Две части одного целого. Иначе и быть не может. 

– Не понимаю, – пробурчал Тимофей, одновременно думая и о братьях, и о колдуне. Поняв, что произнёс это вслух, и тут же почувствовав на себе тяжёлый взгляд Анта, поспешил задать вопрос: – Когда Милена с Огнианом успели полюбить друг друга? – он старался не смотреть на влюблённых, продолжающих дарить друг другу секунды неподдельного счастья. 

– Тимофей, Тимофей, – неожиданно ласково сказал чернокнижник. – Можно кого-то любить и при этом не касаться его ни дыханием, ни пальцами; не встречаться под сиянием луны; не видеть при свете, в толпе или в поле; не знать ни привычек, ни вкуса его поцелуев. Любить и не иметь возможности смотреть в глубину его глаз. Любить, любить… Ни за что. Просто так. Лишь единожды услышав его шёпот в тишине, прикипеть душой, создать связующую нить. И тогда, – его голос стал до неузнаваемости мягок, – неважно, сколько километров вас разделяет, сколь далеки вы друг от друга, ведь между вами уже есть притяженье душ и сердец. 

– Звучит не очень реалистично, – подметил Тимофей. 

– Потому как это редкость, – пожав плечами, ответил Ант. – Будь иначе, мир существовал бы совершенно другим. Да и люди тоже. Но это не значит, что после решения одной проблемы не возникло бы сотни иных – более трудных и неизбежных. Любовь может быть как самым сильным лекарством, там и самым страшным ядом. Но, – Ант поднял указательный палец вверх, – яд может стать и лекарством, все зависит от дозировки, – он пригладил волосы. – Возвращаясь к ответу на твой вопрос, я вот что добавлю: любовь может родиться в одно мгновение, а может создаваться на протяжении долгих томительных лет. Но любовь есть, даже если она не абсолютная, она всё равно настоящая, просто... недолговечная. Да и, как ни крути, без неё, пусть даже искусственной, мы все как ходячие мертвецы с ничего не говорящими именами и пустыми, никому не нужными мечтами, несомыми через дни и ночи. Несколько незначительных дат – лишь они останутся на обелиске, да и то, – он приподнял один из уголков губ, – если этот памятник забвению кто-то сделает и поставит на могилу. 

– Ант, не разочаровывай меня. Из циника ты начинаешь превращаться в романтика, склонного к меланхолии. 

Колдун рассмеялся. 

– Ты впервые назвал меня по имени. Благодарю, – он игриво поклонился. – Я реалист, – взмах руки. – И не отрицаю того, что видел собственными глазами. 

– И чувствовал? Или всё-таки нет? Что-то мне подсказывает, что… – Тимофей рассеянно моргнул и на мгновение задумался. – Да, чувствовал… – решив прислушаться к интуиции, сказал он и понял, что не ошибся. 

В расширившихся зрачках Анта будто разверзлась морозная бездна, обнажая его чёрную душу. 

– Испытываешь по сей день, – шёпотом. – Кто она? – Тимофей не смог сдержать улыбки. Нет, он не злорадствовал и не пытался задеть собеседника. Он был приятно удивлён, что даже у слуги Дьявола под рёбрами бьётся пульс крохотного света. И неважно, загрязнен ли он чернотой или нет. Он есть. Остальное не имеет значения. 

– Тимофей, – Ант прищурился. Его голос вновь стал твёрдым, словно броня. – Напоминаю: мы не на исповеди. 

Заложив руки за голову, чернокнижник прикрыл глаза. Если бы не его поджатые в кривую линию губы – немного пухлые, с оттенком блёклого неба в пасмурную погоду – Тимофей мог бы поклясться, что вид у колдуна довольно умиротворённый. Лучи солнца, переливаясь в чёрных волосах Анта, ласкали высокий гладкий лоб, создавая едва уловимую тень, что прозрачной шёлковой вуалью прикрывала ему оставшуюся часть лица – узкого, со впалыми щеками. 

– Приходи ко мне как-нибудь в церковь, – теперь Тимофей был прочно убеждён в том, что Антом движет не только честолюбие и желание стать сильнее и выше рангом других тёмных. За этими стремлением и тщеславием скрывалось нечто большее. И оно было заключено в самых обычных шести буквах. 

– Тимофей, – устало протянул Ант и, цокнув языком, натянуто улыбнулся. – Ты неисправим, – лениво, будто только что проснувшийся кот, приоткрыл глаза. Ресницы его были густые и длинные. 

– Как и ты, – парировал он. 

Колдун криво усмехнулся. 

– Скажи, ты никогда не жалел о своём выборе? – спросил Тимофей, стараясь, чтобы голос не выдал мальчишеского любопытства. В ответ он не получил даже взгляда. – Твои родители вряд ли желали тебе такой жизни. Ты никогда не задумывался о том, что чувствовали они, когда ты… стал таким? Когда отверг Бога и примкнул к Дьяволу? Встав на скользкую дорожку, ты потерял многое. Неужели не жалеешь? 

– Не потеряв, не обретёшь, – был ему короткий ответ. Но он не удовлетворил Тимофея, считавшего, что нельзя никогда и ни за что ни от кого отворачиваться. Как говорил Вольтер, угрызения совести есть единственная добродетель, остающаяся у преступников. А Тимофей хотел верить, что где-то в глубинах души колдуна остались крупицы этой самой совести. 

– А как же… 

– Тимофей, – Ант апатично закатил глаза, – не пытайся взывать к моей совести. Иначе, – хитрая полуулыбка, – я начну взывать к твоей. И поверь, тебе это не понравится, особенно если учесть тот факт, что я буду прав. 

– Самоуверенность, которой у тебя хоть отбавляй, часто рождает заблуждения. Почему ты всегда считаешь себя правым? 

– Привычка, – косая улыбка. 

Тимофей осуждающе покачал головой и перевёл взгляд на мужчину и девушку. 

– Милена, – прерывая поцелуй и стремительно переходящие из сдержанных в откровенные ласки, произнёс Огниан. – Мне пора уходить. Радан совсем скоро… 

– Я не в силах тебя отпустить, – обхватив ладонями его плечи, прошептала Милена. – И не хочу этого делать… 

– Знаю, но… 

– Ты её не спасёшь, что бы ни предпринял. Это под силу только ему. 

– Для него это будет хуже Ада, поэтому… Если даже у меня и нет ни единого шанса на победу, я всё равно не отступлю. Продолжу сопротивление. Как известно, полное поражение может ожидать только в одном случае – когда перестаёшь двигаться, идти вперёд; когда, не попытавшись обнажить свой меч, поднимаешь белый флаг. Побеждает лишь тот, кто не бежит от боя, а с головой в него окунается. Поэтому… 

– Ты упрям и невыносим, Огниан! – Милена ударила кулаком в его грудь. 

Обхватив рукой её запястье, он покачал головой. На его губы легла тень ласковой улыбки. Поцеловав тыльную сторону ладони любимой, Огниан развернулся и молча ушёл. Милена осталась стоять на месте, на сей раз не предпринимая попытки его остановить. 

– Конец. Занавес, – Ант потянулся, выгибая спину. – Что скажешь, Тимофей? Как тебе спектакль? Ты с нами или нет? 

Подойдя к окну, Милена закрыла его и, уперев руки в подоконник, прижала лоб к стеклу. Её взгляд был прикован к какой-то точке во дворе. 

Тимофей заскрежетал зубами и почесал бровь. Покрутив ступнями, размял ноги, встал. 

– С вами, – дал он чёткий ответ и посмотрел на задумавшуюся Милену. Она напоминала Тимофею фарфоровую куклу, которую на долгое время забыли в коробке на чердаке. А сейчас она, взвесив на весах чёрное и белое, вернулась. Сама. Без лишней помощи. Она была грустна и одинока, но в её глазах пылал огонь. Пламя жизни и любви. Теперь она точно знала, чего желает. Была решительна, и страх прогневить Небеса и Ад не сковывал её чистое сердце. Её не пугала ни верёвка, затянутая на шее, ни взятая на себя ответственность. Сейчас, как он теперь мог заметить, она наблюдала за удаляющейся мужской фигурой, но ничто не могло разлучить её с Огнианом. 

С губ Милены начали слетать какие-то слова, Тимофей не сразу смог их разобрать, потому как голос её был тих, как шорох осенних листьев на дороге. Но в итоге он всё-таки сумел расслышать последние фразы: 

– Нет, мой дорогой, мой боец за справедливость, ты и сам ещё не знаешь, что ничего не решил. Не только Радан окажется перед выбором, но и ты… ты, мой Огниан, – Милена провела кончиками пальцев по стеклу. – Ты забыл, что, если взглянуть на картину под другим углом, она преображается. Открывается с новой стороны. Ситуациям, как и суждениям, свойственно меняться. И совсем скоро ты в этом вновь убедишься. Два вечера, два утра и третья по счету ночь всё вернут на круги своя. Маски будут сорваны. Ты узнаешь, что не зря потратил столько сил. Ничто не было напрасным. Ты сумел сохранить в нём частичку света, тепла. Ты будешь счастлив узнать, что он… Он не убил её. Но та, которую ты сейчас попытаешься уберечь… Огниан, Огниан, тут ты бессилен. Пелена не позволит. 

Она резко повернулась и, посмотрев в глаза застывшему Тимофею, доброжелательно улыбнулась. Протянув вперёд руки, быстро подошла к нему и крепко обняла, будто только он один сейчас мог подарить ей покой. Дать силы для нового рывка. Тимофей недоумённо заморгал. По его телу от неё пробежала согревающая волна. О большем он и мечтать не мог. 

– Спасибо тебе за помощь. И… – она подняла голову. В её глазах сияла солнцем благодарность. – И за веру. Там, – она выделила это слово, – обязательно зачтутся все твои заслуги. Ни одна смерть не будет пустой. 

– Твоя последняя фраза не внушает мне радости, – прошептал Тимофей и почувствовал, как кровь отхлынула от лица, будто на его голову вылили ведро студёной воды. Он не желал, чтобы кто-то ещё умирал, но понимал: за всё жизнь предъявляет вексель к оплате. И свобода не исключение. Один-единственный грех создал воронку, что вскоре обещала привести к масштабной катастрофе. Есть первый и последний шанс на спасение многих людей, после чего или всё вернётся к балансу добра и зла, или же… Новый круг. Взрыв. Пустота. И две потерянные души – ни светлые, ни тёмные – безумные. Море слёз невинных… 

– Знаю, – немного поникнув, Милена отошла от него. – Ступай домой. Отдохни. И не переживай, всё будет хорошо. Я тебе обещаю. 

– Тебе ведомо, что это не так, – грустно возразил Тимофей. – Радан… – он покачал головой. 

– Я знаю чуть больше, чем ты, – успокаивающе. – Верь мне. 

– Ничего иного и не остаётся, – горько подметил Тимофей. 

– Готовься к худшему, надейся на лучшее, – вставая со стула, лениво протянул колдун. 

– Ант, – Милена перевела на него приобретающий жёсткость взгляд. – Скажи мне лучше, – в её голосе мелькнули нотки властности, – как обстоит дело с демоном? 

Тот тут же выпрямился подобно натянутой струне. Весь сарказм, мелькавший в улыбке и глазах, исчез с лица. 

– Если ты не против, – он вежливо поклонился, – мы обсудим это наедине. Тимофей? – он впился в него пристальным взглядом. Глаза Анта, вдруг утратив присущую им зелень, стали чернее ночи, выражая больше, чем самые громкие слова. 

– И всё-таки, – Тимофей взял в руки прислонённую к стулу трость, – всё происходящее похоже на безумие, – хромая, пошёл к выходу, умышленно не смотря на то место, куда совсем недавно, потеряв сознание, упал Радан. Ему до сих пор было совестно перед другом за скрываемую от него истину, даже несмотря на то, что теперь Тимофей точно знал: всё, что сейчас делается представителями Тьмы и Света обоих миров, совершается во благо душ братьев. 

Выйдя из комнаты, Тимофей плотно захлопнул дверь. Увидел двух пациентов, дерущихся на лестнице и громко кричащих друг на друга. Решил проявить благоразумную осторожность и немного задержаться, не спускаться вниз по ступенькам мимо небезопасных личностей. Упёршись спиной в дверь помещения, которое он только что покинул и в которое больше не желал возвращаться, он вдруг услышал, как Милена и Ант вновь заговорили на незнакомом ему языке. Они общались громко и жёстко, что свидетельствовало лишь об одном: у них возник ярый спор. Но этот разговор на повышенных тонах у них был не между собой. В комнате появился кто-то третий, и у этого таинственного незнакомца был низкий и неприятный на слух голос. По спине Тимофея в который раз за день пробежал холодок. Он перекрестился. Невольно скривился. Ему безумно захотелось оглохнуть. Но, увы, он продолжать всё слышать, не понимая ни единого слова, кроме двух. И это были имена: Зоарх и Велия. Они отчётливо несколько раз были сказаны Антом. Тимофей вновь перекрестился. Было ясно, что за дверью опять решают чужие судьбы.