Тени Грехов

Есть ил в источнике, шипы – у розы, 

Приют находят червяки в цветах, 

На солнце пятна есть, а в небе – грозы; 

Безгрешных нет на свете. Вот и я 

Грешу, с тебя снимая наказанье… 

Отрывок из сонета Шекспира № 36. 

Перевод: Игорь Фрадкин.

Радан стоял посреди набережной, за спиной у Авелин, обнимая её за талию. Бесцельно смотрел на утонувший в мохнатом тумане город, сейчас вовсе не кажущийся громоздким: очертания его краёв уже сгладил ластиком вечер. В воздухе, кроме запаха сырости, витала маслянисто-вязкая, пропитанная бензином вонь проезжающих автомобилей. Свет их фар причудливо заигрывал с тенями прогуливающихся горожан. На душе у Радана было безмятежно, так же спокойно, как и на поверхности протекающей внизу реки. Ветер, явно уснувший на руках уходящего солнца, не беспокоил зеркальную гладь воды, а пахнущая грозой тревога убрала на время свои призрачные руки с плеч Радана, который всё-таки сумел ненадолго абстрагироваться и перестать думать о том, что он находится на прицеле у играющих в крестики-нолики Тьмы и Света. 

Опустив голову, он зарылся носом в волосы пшеничного цвета и, почувствовав, как они защекотали его ноздри, невольно улыбнулся. Радан, не будучи сейчас разбитым, как колода неказистых старых карт, молча наслаждался теплом прижимаемой к себе девушки. Пьянел от её присутствия и испытывал дрожь желания от прикосновений пальцев, которыми она едва уловимо водила по его запястьям. 

Лёгкость. 

Мир. 

Жизнь. 

Всё прочее вокруг казалось Радану эфемерным, похожим на один огромный мыльный пузырь-дом, который, едва побеспокой неосторожным дыханием, лопнет. Оглушительно взорвётся, уничтожив пенными ошмётками истинное волшебство. И тогда никакой клей или чудо-паяльник не смогут по мелким скукоженым граням его брызг вновь воссоздать сказку. Вернуть в явь милую, точно сплетённую из перца и шоколада девушку, что верой и любовью растапливала в душе Радана колкий лёд, развеивая скользящую по его жилам стужу. Но осознание того, что всё это – гул улицы, шорох и звон осени, жар нежных рук – реально, будто дарило Радану огненные крылья за спиной. Не было ни дискомфорта, ни смятения. Только мысленный прыжок с моста и полёт вверх, к самому космосу; сквозь тучи и мглу, прямо к звёздам и далёким планетам. 

Поцеловав Авелин в макушку, Радан посмотрел на небо, где, помимо ватных облаков и пустого циферблата ночи, не было видно ни единой звезды. Лишь что-то похожее на шёлковый платочек мелькало поодаль; летело плавно, всё ближе и ближе приближаясь к нему. Сизый голубь, описав в воздухе пару кругов, сел на перила, Радан опустил одну руку в карман куртки. Вынув оттуда горсть зёрен, аккуратно повернул Авелин к себе лицом. Её губы – сочные, как спелая вишня – украшала робкая улыбка, а на щеках играл едва проступающий румянец, свидетельствующий о том, что по её венам течёт свежая кровь. Переплетя пальцы Авелин со своими, Радан поднёс их к губам и, опалив дыханием, медленно поцеловал. Она смущённо потупила взгляд и, посмотрев на носки своих высоких лакированных сапог, чуть качнулась. Не говоря ни слова, Радан раскрыл её ладонь и положил в неё хлебные злаки. 

– Откуда?.. – только и смогла она удивлённо спросить, вопросительно изогнув тонкие брови. 

– Мама с детства приучала меня кормить птиц, и со временем я полюбил это незатейливое занятие, – посмотрев в сторону, на массивное дерево, которое было украшено ещё не опавшей листвой и поэтому отчасти напоминало собой роскошный павлиний хвост, Радан в очередной раз обвёл взглядом пару спящих воробьёв на верхней ветви. Ему казалось, что слышит едва уловимый шёпот природы, подтверждающий, что он верно поступает, не отталкивает от себя свою половину, собственный же Рай. – Потому как есть в этом что-то умиротворяющее, утешающее, дарующее некую радость, которую трудно описать словами и можно только почувствовать, – заглянув в глаза Авелин, он чуть улыбнулся. – Когда мне грустно, я всегда кормлю птиц. 

– Я так многого о тебе не знаю… 

– Узнаешь, – он заботливо поправил ей выбившийся из-под воротника пальто шарф. – У нас с тобой впереди целая вечность. 

– Вечность, – неспешно повторила за ним Авелин, словно пробуя это слово на вкус. – Звучит заманчиво. 

Пытаясь сдержать улыбку, она закусила нижнюю губу и, опустив взгляд, заправила за ухо локон. 

– Но на неё лучше не полагаться, – неспешно скользнув пальцами вниз по спине Авелин, Радан по-хозяйски положил ладонь на её талию. – Нужно ценить каждый миг и, используя его максимально эффективно, выжимать из него все соки, – прошептал он не столько собеседнице, сколько самому себе. Наученный жизнью, он теперь точно знал: всё в этом мире хрупко и, как бы ни хотелось обратного, недолговечно. Надо учиться на своих же ошибках, ведь кто этого не делает, заранее обречён исключительно страдать. Радан, как бы ему ни хотелось этого признавать, привык прятаться от чёткости и реальности судьбы за абстрактностью времени, но сейчас он всеми силами старался избавиться от этой дурной привычки, ведь как ему иначе можно было оказаться среди победителей? Никак. Следовательно, если он хочет – а он хочет – вырвать победу из цепких рук врагов, ему необходимо бороться с самим собой. 

Авелин кивнула и порывисто, словно от этого зависела вся её жизнь, поцеловала Радана в щёку. 

– Тогда начинаем, – едва слышно сказала она ему на ухо, на что он тут же взлохматил её волосы. 

Она попыталась увернуться, но Радан, прижав её к себе ближе, не позволил. Улыбнулся. Она в ответ сделала то же самое. Повисла пауза, но никого из них она не смущала. Глаза поведали за них сотни слов. 

– Никогда прежде этого не делала, – немного помедлив, произнесла Авелин и посмотрела на свою руку, что оказалась прижатой к груди Радана. 

– Попробуй, – он ободряюще провёл тыльной стороной ладони по её щеке. 

Девушка прикрыла глаза. 

– Тебе понравится, – аккуратно взявшись за её острый подбородок, он поцеловал Авелин в губы, не позволяя языкам соприкоснуться и, сплетясь, завертеть мир вокруг. Отстранился – неохотно, но мягко. 

– Хорошо, – согласилась Авелин и, повернувшись, бросила на мостовую полгорсти зёрен. Голубь тут же расправил крылья и, перелетев к её ногам, стал клевать пшеницу. Не прошло и минуты, как к нему присоединилось несколько его сородичей, взявшихся словно из ниоткуда. Переглянувшись с Раданом, Авелин с детской непосредственностью кинула на асфальт уже все злаки. Присев на корточки, подняла с асфальта одно из зёрен. Радан не сводил с неё взгляда. Сейчас, в свете тусклых фонарей, среди шума города и стайки птиц, Авелин казалась ему созданной из воздуха и тихого дождя с искрами костра и пыльцы крыльев бабочки. Она была подобна миражу. Обману. Бликам солнца на излучине реки. Радан смотрел и смотрел на неё, понимая, что не отдаст её никому. Она только его. И он обязательно сделает её счастливой. 

Неспешно и плавно протягивая вперёд раскрытую ладонь, Авелин хотела было попытаться покормить с руки голубя, как воробей – шустрый и ловкий, – опередив своего соперника, на лету выхватил из её ладони зёрнышко и умчался прочь. Авелин залилась неподдельно радостным смехом и, встав, обняла Радана. В её тёмных, как крепкий чай, глазах он увидел счастье, не перепачканное отпечатками боли и страха. Создалось впечатление, что даже её ресницы покрылись лучами внутреннего солнца. Радан не смог не улыбнуться осознанию того, что постепенно, шаг за шагом Авелин избавляется от всех горьких воспоминаний, что до сих пор отравляли её кровь и будущее. 

Выпрямившись, Авелин робко подняла руку и заботливо убрала чёлку со лба Радана. В её тёплом взоре, нёсшем в себе куда больше ласки, чем любое, даже самое нежно прикосновение, он прочёл признательность. Радан не знал, сколько времени они смотрели друг другу в глаза, но ему казалось, что целую вечность. Пламя в груди всё решило за них. В непостижимом едином порыве они теснее приблизились друг к другу, и их губы, жаждущие ласки, встретились в полном исступления поцелуе. Сквозь плотную ткань плаща Радан ладонями ощущал хрупкую фигуру Авелин. Каждый изгиб её тела. Дотронувшись пальцами до волны её волос и почувствовав их шелковистость, он бережно стал покрывать поцелуями её глаза и щёки. 

Изящная сумочка выпала из рук Авелин. Тихий хлопок от падения вещи вспугнул птиц. 

Радан пьянел без вина, дышал полной грудью. Вдыхал воздух, что был словно насквозь пропитан благословением, что дарил свободу, тот самый воздух, который вдыхает сбежавший узник, отсидевший в четырёх стенах не одно десятилетие. Внутри была лёгкость и был пожар. Радан посмотрел на лицо Авелин, на аккуратную маленькую родинку на её скуле, на закрытые глаза. И, прильнув к желанным губам своими, вновь почувствовал, как она – мягкая, будто воск, стёкший с зажжённой свечи, – доверчиво поддалась его движению. Беззаботно устремилась к нему. Её руки обвили его шею, и тогда, в тот самый миг, когда Радан смежил веки, откуда-то с правой стороны послышался звон колоколов церкви. Почувствовал, как целуемые губы любимой изогнулись в улыбке. Не сумев сдержать смех, она прервала поцелуй и уткнулась носом в его плечо. Начав пальцами расчёсывать её волосы, он посмотрел вдаль; туда, где едва заметно высилась стена из дождя. 

Англия. 

Он любил эту страну, город, в котором жил. Любил за мрачное небо, часто затянутое седыми облаками, за огромные грязные лужи и шелест автомобильных шин. Любил за дожди, которые иногда, то шумно барабаня крупными каплями по крышам и стёклам домов, то тихо морося и питая землю влагой, шли целыми днями напролёт. Радану нравилось гулять именно в такую хмурую погоду, вымокая до нитки. А вот солнце и его болезненно яркие лучи вызывали в нём чувство настороженности и опасности. 

Сколько Радан себя помнил, он всегда ощущал себя более комфортно в объятьях мрака, чем под вуалью света. Но сейчас всё каким-то странным образом начало меняться. Как во тьме, так и в её брате он начинал чувствовать себя одинаково спокойно, только если… рядом с ним была Авелин. Он не знал как, но ей удавалось сглаживать в нём смертельно острые углы. Менять его, делать чуть лучше, чем он был на самом деле. И подтверждением этому служило то, что он начал стараться видеть в Огниане не только зло, но и… добро? Да, возможно. Он силился понять, почему брат вдруг решил его спасти? Зачем? Неужели старые обиды можно забыть? Но сумеет ли он, Радан, простить врагу смерть матери, отца, Виолетты?.. 

Может быть, когда-нибудь… Но не стало ли уже благодаря Авелин наступать это «когда-нибудь»? Радан запутался, но знал одно: хватит тянуть за собой прошлое. Никто не безгрешен. У каждого за спиной есть ошибки. Разница в том, каким был человек тогда и сейчас. И если Огниан и вправду хочет чем-то помочь, во что Радану всё ещё верилось с большим трудом, то он не должен противиться, ведь именно этого он столько лет и ждал. Жаждал раскаянья брата. И если тот сделает шаг навстречу, то он, глуша неприязнь, зеркально повторит его действие. 

Позвонив днём Огниану, Радан рассказал ему о своей встрече с Миленой и об их разговоре. Но вопрос о том, от чего брат пытается его уберечь, он задавать не стал. Рассудив, что лучше это сделать при личной встрече, которая, по договорённости, должна произойти после того, как они оба увидятся с Миленой. 

– У тебя есть монета? – вытаскивая Радана из задумчивости, неожиданно спросила Авелин. 

– Конечно, – поцеловав её в лоб, он вынул из кармана брюк десять пенсов и положил их в раскрытую ладонь. 

– Давай, – она взяла Радана под локоть и вместе с ним сделала пару шагов вперёд, – бросим её в реку? Говорят, если так сделать, то обязательно вернёшься на это место. 

– А ты знаешь, откуда пришла такая примета? – поинтересовался Радан, любуясь счастливой любимой. Прежде он никогда и не видел, чтобы улыбка столь долго не покидала с её лица, а глаза сияли неподдельной радостью. 

– Нет, – Авелин покачала головой и, прижавшись спиной к перилам, притянула к себе Радана. – Расскажешь? – дыша ему в губы, спросила она. 

В её голосе и движении он почувствовал нотки не только смущения и робости, но и жажду его соблазнить. Авелин начала постепенно раскрываться, учиться показывать то, что находится внутри неё, освобождаться от ржавых оков. Подавляя в себе желание вновь поцеловать Авелин, Радан, не сдерживая улыбки, едва касаясь её лица, пальцами обвёл его контур. 

– Существует легенда, – приглушённо начал он, – в которой рассказывается, что когда-то давным-давно жил один венценосец. В течение долгого времени он искал подходящее место для закладки нового города, расширившего бы его владения. Но сколько бы замечательных земель ни объездил и ни увидел, он всё никак не мог найти место, которое покорило бы его. Зародило бы в нём желание остановиться и обосноваться. Монарх уже совсем отчаялся, удручённый, подошёл к морскому берегу и, размахивая кошельком, воскликнул: «У меня есть множество золота и серебра, не счесть меди, а вот места – самого достойного и лучшего – я так и не сумел отыскать». Морская волна, будто обиженная до глубины души словами короля, накрыла его сапоги и промочила их насквозь. Правитель, отскакивая в сторону, уронил в воду кошелёк с монетами, а волна, удовлетворённо улыбнувшись пенным барашком, отхлынула, забрав с собой трофей. Чертыхаясь и нервно всплескивая руками, венценосец вернулся в лагерь своей свиты без денег, – небольшая пауза. Радан, наклонившись к уху Авелин, провёл носом по её волосам. Наваждение. – После того события прошло несколько лет. Владения короля обнищали. И однажды, сидя в пустом, покрытой паутиной замке, он вспомнил о выроненном в воду кошельке. Оседлав лошадь, поехал искать своё золото. И когда он подошёл к морскому берегу, то волна с пеной и шипением вынесла к его ногам потрёпанный кошелёк, что был набит монетами. И тогда король понял, что лучшего места ему не найти, и спустя некоторое время заложил там свой город. С тех пор и существует эта примета, – Радан щёлкнул по носу Авелин, внимательно слушающую его. – С давних времён вода считается таинственной субстанцией, которая хранит в себе абсолютно всю информацию о том, что происходит в мире. Бросая в неё монету, ты тем самым выражаешь ей своё уважение, в некотором роде ублажаешь её, словно прося разрешения вернуться. А она, подобно гостеприимной хозяйке, ищет способ вновь привести тебя на это место, ведь её связи безграничны и действуют во всей вселенной. 

– Интересная история… – Авелин дыханием коснулась лица Радана, а ладони её, скользнув по его широким плечам, легли ему на грудь. Аккуратно прижавшись своей щекой к его, она начала ластиться к нему, будто кошка. Обхватив руками стройную фигуру, Радан приподнял Авелин. Она тихо рассмеялась, но, вздрогнув, умолкла, словно испугалась поверить в собственное счастье. Но стоило Радану её, закружив, начать целовать, как она между поцелуями вновь позволила себе отдаться веселью. И смех её был подобен нежности лепестков камелии и звону маленьких хрустальных колокольчиков. Она жила. И это не могло не радовать Радана. Весь мрак, что находился в его сущности, точно начал затираться белым мелком. 

Поставив Авелин на землю, Радан отогнул ворот женского плаща и стал аккуратно покусывать её за шею. Внутри него всё начинало кипеть, и, если бы они были не на улице, где, несмотря на столь позднее время, было довольно много людей, его касания стали бы более требовательными, а поцелуи – хищными. И он вряд ли смог бы вести себя так благоразумно, как сейчас. 

Внезапно он почувствовал, что Авелин напряглась. Замерла, боясь пошевелиться. Радан поднял голову, но девушка резко спрятала у него на груди лицо, которое, как он успел заметить, побледнело и стало походить на полотно. Пропали все, абсолютно все прежние краски беззаботного счастья и радости. Она была чем-то напугана. Радан попытался немного отстраниться, чтобы заглянуть в глаза Авелин и понять, что же с ней произошло, но она лишь ещё сильнее прижалась к нему, словно желая от кого-то спрятаться в нём. 

– Пташка, – он провёл ладонью по её волосам, – что случилось? 

Авелин, продолжая крепко обнимать Радана, приподнялась на носочках и посмотрела куда-то за его спину. Оглянувшись и не увидев ничего, что могло бы привести девушку в такой ужас, он аккуратно сжал её за плечи и немного – всего на пару сантиметров – отодвинулся, чтобы увидеть её лицо. Его прошиб озноб, когда он заглянул в карие глаза: в стеклянной, практически мёртвой глубине он словно видел лики и отражения сотен и сотен смертей. 

Авелин начала бить крупная дрожь, словно на неё обнажённую то и дело обрушивались порывы ледяного ветра; взгляд стал невидящим и был направлен в пространство, словно она смотрела на то, что было не дано увидеть Радану. Он хотел было обернуться, но она вновь прижалась к нему. 

– Давай… давай уедем, – её голос стал до неузнаваемости разбитым. – Пожалуйста, Радан! – взмолилась она, безуспешно глуша нахлынувшие рыдания. 

Каждый её всхлип впивался в его сердце подобно игле. Не зная причины слёз, Радан чувствовал себя беспомощным. Это начало его злить. 

– Давай, давай… 

– Авелин… – обхватив руками её запястья – они оказались холодными как лёд, – он попытался сделать шаг назад, тем самым хоть немного расширив пространство меж собой и девушкой, и внимательно осмотреться, но она вновь не позволила ему этого сделать. Цепляясь за Радана, словно ища избавления от какого-то жуткого и непонятного кошмара, она прильнула к нему, как вьюн к могучему дереву, без опоры которого зачахнет. 

– Пожалуйста, Радан, – взмолилась она осипшим голосом. – Я хочу… хочу уехать… 

– Мы уйдём, когда ты объяснишь мне, что произошло, – как можно ровнее отозвался он. – Авелин, – обхватил её лицо ладонями, – что тебя так напугало? 

Она не смотрела на него. Будто лишившись дара речи, устремила взор на яркие огни автомобилей, растворяющиеся в табачно-жёлтом свете фонарей и молочно-белом тумане за его спиной. Зрачки её были расширены, а губы дрожали. По щекам текли слёзы. Она была напугана. Радан, стараясь успокоить девушку, ласково зашептал ей на ухо нежности, но не был уверен, что она услышала хотя бы одно слово. Будучи рядом с ним, она словно находилась где-то далеко, в параллельной вселенной. Действуя осторожно и мягко, Радан вскоре сумел, обнимая Авелин, развернуться и проследить за её взглядом. 

Она смотрела на троих мужчин, которые стояли на противоположной стороне дороги. В свете стенда с меняющейся рекламой они шумно о чём-то спорили, порой бранясь. Один из них был низкорослый, в меру упитанный, лысый и с глубоким шрамом на лице, что тянулся от его густой левой брови к правому уголку рта. Размахивая руками и сверкая глазами, точно прожекторами, на прохожих, он гневно пытался что-то объяснить второму мужчине, который, в отличие от своего собеседника, был высок и худощав, с аккуратной, уже немного седой бородой, ухоженный от макушки до каблуков фирменных туфель. Нервно крутя на указательном пальце связку ключей, он порой пытался что-то сказать, вставить какую-нибудь фразу, однако лысый не позволял ему сделать этого. Но ни первый и ни второй мужчина, которым можно было дать на вид лет сорок-пятьдесят, так привлекли внимание Радана. Больше всего его насторожил третий, со смолянисто-кудрявыми волосами и чёрными хищными, как у ястреба, глазами. Ехидно улыбаясь, он даже не пытался вклиниться в спор. Опершись бёдрами на капот припаркованного автомобиля и сложив руки на груди, он спокойно наблюдал за товарищами, порой посмеиваясь над ними. 

Радан нахмурился. Не до конца осознавая, почему ему вдруг захотелось разорвать этого мужчину в клочья и отчего Авелин вообще испугалась этой компании, он вновь аккуратно и незаметно для неё проследил за её взглядом, чтобы понять, кто именно из троих мужчин пугает её больше всего. Доля секунды – и кусочки мозаики стали медленно вставать на своё место. Радан окаменел. Подобно лаве в жерле вулкана ярость начала стремительно подниматься в нём, застилая его глаза кровавой пеленой. Ему не хватало лишь крохотного подтверждения, чтобы бросится убивать. 

– Это он? – низким и жёстким голосом спросил Радан, почувствовав, как Фортуна поцеловала его в губы. Авелин, что-то беззвучно шептавшая побелевшими губами, вдруг вся сжалась. Обхватив голову руками, заскулила и начала оседать на асфальт. Радан, подхватив её, крепко прижал к себе. 

Монета выпала из пальцев любимой. Закружившись по ровной поверхности асфальта, покатилась в сторону края набережной, но, остановившись, так и не упала в реку. Оглянувшись и убедившись, что шумная компания ещё не движется с места, Радан поднял сумочку и повёл Авелин в сторону автомобиля, что стоял метрах в пяти от них. 

– Уезжаем? – словно возвращаясь в реальность, вдруг спросила она дрожащим голосом. 

Радан молча открыл дверь. 

– Прости, я вновь всё испортила, – глуша слёзы и пытаясь успокоиться, она стыдливо подняла затравленный взгляд. – Прости. 

– Садись в машину и жди меня, – только и ответил он. 

– Зачем?.. Радан, – Авелин схватила его за руку, – что ты задумал? Уедем, давай просто уедем?.. Пожалуйста, я очень тебя прошу. 

– Нет, – непреклонно ответил он. – Сиди и жди, – добавил тоном, не терпящим неповиновения, и захлопнул дверь. 

Быстро перейдя проезжую часть, подошёл к троице, связанной с мрачным прошлым Авелин, и сразу же поймал на себе вопросительные взгляды. Незнакомцы выпрямились, словно почувствовав исходящую от Радана угрозу. На ходу приказав лысому и худому мужчинам замереть, он вплотную подошёл к третьему. Каждая мышца тела Радана звенела от напряжения, а руки сжались в кулаки. Все мысли были лишь об одном: переломать хребет. Разорвать на части. Уничтожить. Заставить мужчину захлебнуться его же кровью. Но Тьма в Радане напевала Сиренами, что месть должна быть долгой и вкусной, а не скорой и пресной. Пленив Арно чарами, Радан дал ему указ ехать с приятелями в ближайший лес – как раз тот, который находился по соседству с его и Авелин домом. Он посчитал, что совершить неподалёку от их свиваемого гнёздышка правосудие – это упоительно верное решение судьбы. Вернувшись к своему автомобилю, Радан сел за руль, нежно провёл пальцами по щеке мертвецки бледной любимой, включил зажигание и выжал до упора педаль газа, рванув с места, вылетая на главную дорогу и свистя дымящимися покрышками. 

– Радан, – несмело позвала она его, – куда мы едем? 

– В лес, – быстро проговорил он и переключил скорость на более высокую передачу. Красный свет высоких ярких светофоров стал его раздражать. 

– Радан, я не хочу… 

– Чего именно ты не хочешь, Авелин? – прорычал он, переключая передачу. – Чтобы я убил его? Его! Того самого, кто столько лет держал тебя в заключении и издевался над тобой, как только желал! Того, кто на твоих глазах убил твою дочь! – его пальцы с ещё большей силой сомкнулись на руле, едва не ломая. – Того, кого ты по сей день панически боишься! Да так трепещешь, что даже ненависть за всю полученную боль, все страдания и унижения оказалась слабее! Ничто в сравнении с твоим страхом, Авелин! Ведь именно из-за него ты не продолжала свою месть! Не убила его! Из-за лютого и раздирающего разум ужаса! Будучи теперь сильнее его в разы, ты боишься его, Авелин, словно он Бог, а ты гусеница!.. 

– Радан, – перебивая его, запинаясь, протянула она. – Ты прав, прав… – положив ладонь на его плечо, она уткнулась в неё переносицей. – Я боюсь, но… – глотая слёзы, она сделала глубокий вздох. – Я не хочу, Радан! Милый мой, хороший, я не хочу, чтобы из-за меня ты брал на душу грех… Это моё наказание. Поэтому если он всё ещё жив, значит, так надо. Радан, любимый мой, родной, пожалуйста, пусть… Пусть его покарает судьба. 

– Душу?.. – злая и одновременно горькая усмешка. – В таком случае я его судьба, – резко огрызнулся он, не желая продолжать бессмысленный разговор, ибо уже всё решил, и никто и ничто не могло его переубедить. Пора оставить один из скелетов прошлого там, где ему и следует быть – в могиле. 

– Радан… Тогда… – на мгновение Авелин перестала трястись и, словно собираясь с духом решительности, сделала небольшую паузу. – Убей его медленно. Пусть ему будет невыносимо больно, – шёпотом, почти беззвучно, точно сама не веря в свои слова, попросила она и ещё сильнее сжалась, будто стыдясь озвученной просьбы. – За Айми. 

– В этом можешь не сомневаться, – косо улыбнувшись, Радан свернул с шоссе на посечённую ямами грунтовую дорогу. Он нисколько не был удивлён просьбой Авелин, потому как знал – она всем сердцем желала отомстить Арно за дочь. Жаждала, но панически робела. Ему трудно было её упрекнуть за слабость перед садистом. Не она была виновна, а тот, кто украл её силу, но теперь тот всё вернёт с процентами. 

В автомобиле повисла тишина, однако она нисколько Радана не напрягала. Придумывая, каким мукам подвергнуть ненавистного ему мужчину, он и не заметил, как доехал до окраины леса. Остановившись и погасив фары, вынул ключ из замка зажигания. Макушки деревьев едва уловимо покачивались, словно приветствуя его тихими аплодисментами. 

– Ты уверен, – нарушая молчание, шёпотом начала Авелин, – что хочешь… 

Радан кинул на неё колючий взгляд. Она судорожно вздохнула и опустила глаза. 

– Можно… Разреши, я останусь здесь? Я не хочу его вновь увидеть… Это, это всё слишком… – она умолкла и закрыла лицо ладонями. 

Поцеловав её в висок, Радан вытащил из бардачка шприц с наркотическим препаратом. После рассказа Авелин о её прошлом он стал возить его с собой, начав искать Арно, не ожидая чудесного подарка от ночи. Положив его в куртку, вышел из машины. Захлопнув дверь, не оглядываясь, зашагал в глубину мрачных и безмолвных объятий леса. Кое-где виднелась лесная трава, непримятая ни любителями сбора грибов, ни ветром – беспечным и неугомонным. Высохшая и вялая, она уже скинула семена на землю и печально шуршала под ногами Радана, а коричневое и тускло-зелёное, пятнами оранжево-жёлтое покрывало тихим шёпотом следовало за его шагами. Выйдя на небольшую прогалину, Радан остановился и, осмотревшись, стал дожидаться Арно. Скользнув взглядом по серповидной луне, что тоскливо кидала на него свой свет, заметил, как на её фоне на высокую стройную берёзу медленно опустились два ворона. Он без труда узнал в одном из них Феликса, а во втором – птицу Авелин. Радан вспомнил, как однажды, когда он решил пойти по тропе Тьмы, посланник Князя поведал ему, что после того, как два вампира, полюбив друг друга, станут парой, их вороны всегда будут где-то поблизости от них. Ворон Радана станет беспрекословно слушаться не только его, но и выбранную им девушку. И возлюбленная станет иметь над тёмной птицей большую власть, чем сам Радан. Так же как и он получит контроль над её вороном. 

Улыбнувшись, он подмигнул им, птицы синхронно каркнули и продолжили сидеть почти на самой макушке берёзы с видом, словно чего-то ожидая. 

«Дух Смерти манит вас, пташки». 

Спустя несколько секунд за спиной Радана раздался шорох встревоженных ветвей кустарника, а несмелый порыв ветра принёс ему аромат кедра и сандала. Этот запах доминировал над парфюмом ещё двух обречённых, что привёл с собой Арно. 

«Вот и настаёт недобрый для вас вечер, сыны шакала». 

Смахнув со лба чёрные пряди волос, Радан медленно повернулся и посмотрел на человека, который, не сумев когда-то возобладать над своей страстью и похотью, раз за разом на протяжении долгих и мучительных восьми лет насильно овладевал Авелин. Мельком осмотрел его недоумённых настороженных друзей: лысый держал руку в кармане пальто, худощавый скрывал ладони за спиной. Радан отметил про себя, что честного поединка не будет, да он этого и не хотел. 

«Разве честно Арно с подельниками глумился столько лет над своими жертвами? Как эти мрази храбры с беззащитными девочками и женщинами. Пускай же теперь испытают удачу со зверем. Для них бой будет нечестный, а для меня и Фемиды – вполне справедливый!» 

Полуулыбка и дерзкий взгляд в наглые и хищные глаза напротив. Сердце с лихвой наполнилось ненавистью. 

Радан не желал сразу выдавать себя и старался сдерживать растущую ярость. Иначе бы цвет его глаз изменился. Тёмная пелена сумрачного флёра заполнила бы последние капли белесого рассудка, и взгляд его превратился бы во взор адского создания. Зрачки расширились, и в их глубинах оказались бы лишь кромешные пустота и холод. На губах бы осталась улыбка – единственное, что напоминало бы ему, что он отчасти человек. Он знал, что со стороны в такие мгновения походил на само воплощение зла. 

Засунув руки в карманы брюк, Арно, находясь под внушением, прямо и безбоязненно глядел на него, явно не догадываясь о том, кто – или, вернее сказать, что – стоит пред ним. Не подозревая, что ему уготовили. Он, вероятно, верил, что по своей воле приехал на мужскую встречу выяснить, кто кому и сколько должен. 

Сколько они молча смотрели друг на друга, Радан не знал. Минуту. Две. Может, чуть дольше. Первым не выдержал Арно и неспешно и даже как-то лениво сказал: 

– Ты чрезмерно храбр или крайне глуп, раз позвал сюда и пришёл один, – он немного прищурился и как-то нервно вздохнул. – О чём ты захотел со мной поговорить? 

– Обсудим, кто из нас более туп? – вскинув бровь, елейно спросил Радан. – Хотя это слишком… мягко для тебя сказано, – он не спешил действовать, желая ощутить весь вкус того, что будет происходить далее. 

– Даже так? – скептический смешок и небольшой шаг вперёд. – Хорошо, пусть будет так, – самоуверенность так и сквозила в каждой нотке голоса Арно. – Так в чём причина твоей или моей глупости?.. 

– В ком, – поправил его Радан. 

– Ты позвал меня, чтобы за кого-то отомстить? – догадался Арно и не смог сдержать улыбки. Видимо, его забавляла и вовсе не пугала сложившаяся ситуация. – Позволь полюбопытствовать, за кого? Тебе ведь хочется, чтобы я знал, ради чьей чести ты умрёшь. 

– За Авелин, – подняв руку, Радан согнул один из пальцев и увидел, как и без того тёмные глаза собеседника стали ещё темнее. Губы сложились в тонкую полоску. – За Айми, – он согнул второй палец. – За Тибо. За меня отчасти. И за всех остальных, чьи жизни ты поломал, – сжав кулак, Радан склонил голову набок. – Как думаешь, этого достаточно или нет и мало? 

– Ты дорого ценишь свою жизнь. Моя улыбающаяся куколка ещё жива? Хороша собой? – приподняв уголки губ, спросил Арно, но от взгляда Радана не ускользнуло то, что мужчина сильно напрягся. – Знаешь, мне больше всего нравилось, когда она улыбалась, отдаваясь мне. Хотя не скрою, порой я любил бить и душить её, брать, смакуя страдание на её прелестном юном личике. Слышал бы ты, как она порой кричала, визжала, когда я всё глубже и грубее проникал в неё, но эта маленькая сучка никогда не ломалась, лишь гнулась. Это было… потрясающе! Как же она была хороша! – Арно подмигнул, явно заметив, что его фразы сильно злят Радана. Он, очевидно, специально его провоцировал, считая себя сильнее. – С виду невинный цветок, а в постели!.. Я многим интересным штучкам её научил! – пауза. – Она крайне редкий товар. И кто ты ей? – полюбопытствовал он. – Брат? Для сына ты довольно взрослый. 

– Я не родственник ей, – сухо отозвался Радан. 

Арно рассмеялся. 

– Только не говори, что любимый мужчина! Ты для неё слишком… – он окинул Радана уничижительным взглядом. – Слишком мягкотел. Ей между ног нужен самец! Тебя, мальчик, она и не почувствует. Хотя… – скептическая ухмылка. – Быть может, ей нравится твой язык на её ступнях. 

– Сожалею, но она чувственно ощущает меня везде в себе и рада моему языку на любом миллиметре себя. Я вернул в неё женщину. И выгнал из неё навсегда резиновую куклу, на которых у тебя с дружками только и встаёт, – мягко, вкрадчиво и с издёвкой. 

– В таком случае поведаешь мне, как тебе это удалось? Или предпочтёшь держать в тайне, умирая? – огрызнулся Арно. Быстро глянул на приятелей. Те усмехнулись. 

– Вскоре ты и сам всё поймёшь, – Радан хищно улыбнулся, но продолжал стоять на месте. Слушая противные для себя слова, он наслаждался тем, что, давая Арно чувствовать себя победителем, знал, какой Ад ему уготован перед смертью. 

– Ты крадёшь у меня время. 

– Ошибаешься, – Радан покачал головой. – Я тебе его сейчас дарю. 

– Неужели? – вновь рассмеявшись, Арно быстро подошёл к нему, на ходу стремительно вынув из кармана брюк выкидной нож. 

Щелчок выталкиваемого пружиной лезвия. 

Радан даже не предпринял никакой попытки увернуться от разящего удара. Мгновение – и острое жало, пронзив куртку, глубоко вошло в его грудь, чётко под ребро и в сердце. Радан ощутил мимолётную боль, но она была вызвана не сталью в плоти, а эмоциями. Они бесновались в нём от представления всего того, что испытала Авелин, когда Арно убивал её дочь. Как он подчинял её себе и резал, давая смотреть на гибель ребёнка... Радан театрально согнулся и, упав на колени, поднял взгляд на луну. Устало улыбнулся и покачал головой. Встал. 

– Любовь не убить. Она воскрешает мертвецов, и они приходят за такими как ты, мразь, что губили, веселясь, их свет и невинность, – с ледяным спокойствием он перехватил оружие из задрожавших пальцев Арно. Вынул нож из груди, злостно и желчно рассмеялся. Его смех был подобен вою Цербера в ночи. 

Арно попятился, не сводя с него потрясённого взгляда. 

– Господи, – прошептал мучитель Авелин. 

– Поздно молиться. Ушло время к нему взывать, – ядовито ухмыляясь, сказал Радан и облизал лезвие, глядя прямо в глаза побелевшего Арно. 

– Стреляйте! – крикнул тот и метнулся в сторону. 

Его приятели уже целились из пистолетов в Радана. Он метнул нож… 

Выстрелы. 

Пули, выпущенные лысым подельником Арно, улетели в звёзды, потому как тот, судорожно нажимая на курок, осел на землю с клинком, вошедшим через глаз в мозг. 

Худощавый интеллигент успел дважды попасть в живот Радану, прежде чем он свернул ему шею, как тщедушному цыплёнку. 

– Что за?.. – вскрикнул Арно, бежавший без оглядки куда глаза глядят, но настигнутый Раданом у края поляны, оказался отброшенным обратно к её центру. 

– И куда ты собрался? Мы не договорили. Не установили, кто из нас глупец, – наигранно обиженно сказал Радан и, подбежав к ползущему, пнул его в бок ногой. 

Арно издал стон, откатываясь кривой палкой. Радан выдернул из трупа нож и легко нагнал вновь попытавшегося уползти Арно. Тот замер возле одинокой сосны, стоящей на поляне. Радан, присев рядом с ним на корточки, покачал ножом перед выпученными глазами Арно, после чего медленно и очень аккуратно провёл им по его горлу. Лезвие лишь слегка разрезало кожу и выпустило капли крови. Арно трясся и обливался потом. Было видно, что его сковал животный страх. 

– Вот волк и стал овцой. Глупой, тупой, от ужаса забывшей даже, как блеять! – Радан, дьявольски улыбнувшись, всадил нож по рукоятку сначала в одну ногу Арно, затем во вторую. Удары были филигранны, они не задели артерий, не дали шанса на скорую смерть. 

Истошный крик моментально полетел по лесу. Пара воронов, продолжавшая сидеть на берёзе, громко каркнула, они словно одобряли звучащую в ночи боль. 

Вытащив нож, Радан распрямился. Дав волю своей тёмной силе, приказал Арно встать. Тот, дрожа, поднялся на ноги с перекошенным мучением лицом, и цепляясь руками за ствол сосны. Его чёрные глаза блестели от слёз. 

– А теперь раздевайся, – приказал Радан. 

– Что?! – будто задыхаясь от нехватки воздуха, переспросил мужчина. 

– Догола, – Радан приподнял уголки губ. – Раздевайся, – ровно повторил он. Внезапно сменивший направление ветерок донёс до него со спины шлейф аромата перца и сахара. Сконцентрировавшись и прислушавшись, Радан точней определил направление, откуда за ним, сбивчиво дыша, наблюдала Авелин. Она не вполне умело, но талантливо пряталась за толстыми стволами вековых сосен, выстроившихся в ряд на окраине прогалины. Он не удержал мимолётную довольную полуулыбку. 

Трясясь подобно осеннему листку на промозглом ветру, мужчина выполнил приказ. Радан не торопил его, несмотря на то что ему уже невыносимо трудно было удерживать себя от быстрой расправы. Быстрая смерть – дар, а не кара. Радан всем своим существом желал подарить Арно хотя бы каплю Ада на Земле. 

Вдалеке мелькнула молния, а затем послышался гром. Сильный порыв ветра ударил в лицо, будто стараясь тем самым хоть немного, но все же потушить все те ярость и гнев, что бурлили в крови Радана. Однако чем больше он смотрел на Арно, тем жарче ему становилось. Он его ненавидел. Это разрушительное чувство было велико, значительней, сильней, чем всё, что он когда-либо испытывал к Огниану, несмотря на то что винил «брата» в смерти любимой матери. К Арно ненависть была самозабвенная, ведь тот абсолютно не чувствовал никакой вины за собой, а вот Огниан… Отчего-то Радану верилось, что брат, как бы тот это ни отрицал, любил Невену, ведь она дарила ему столько добра и тепла. А значит, он не желал ей ни зла, ни смерти. В Огниане была какая-то человечная, живая часть. Ведь будь это иначе, он бы не боролся за Виолетту и не переживал бы так за свою сестру Лазарину. И сейчас эти мысли боролись с безумием ненависти в Радане, оставляя ему контроль над разумом. 

Радан повернулся к Авелин и жестом руки позвал к себе. Немного помедлив, она всё же подошла, опустив голову и не смея взглянуть ни в чьи глаза. Коснувшись её подбородка, Радан заставил Авелин посмотреть на него. В её зрачках застыли боль и страх. 

– Как ты хочешь, чтобы он умер? – тихо и нежно. 

– Радан… – зажмурившись, она замотала головой. – Решай сам. Я, я… 

Проведя ладонью по щеке Авелин, он решительно вложил в её руку нож. Распахнув широко глаза, она устремила на него растерянный взгляд. 

– Айми ждёт отмщения, Авелин. Твоя девочка боится, что это чудовище и до неё доберётся… – твёрдо и в то же время мягко заговорил Радан. Он хотел сам уничтожить Арно, но понимал, что это не ослабит силки, душащие Авелин, а вот если она… – Что ты сделаешь, чтобы этого не случилось? Что он заслужил, чтобы она никогда не плакала? – нежно развернул Авелин к Арно, положил ладони на её плечи и слегка подтолкнул вперёд, ступая за ней. – Где его сила? Где твой страх в нём? Убей его, освободи Айми… 

Авелин направила лезвие в искривлённое ужасом меловое лицо Арно, но её рука, дрожа, стала опускаться ниже. Вот остриё указало на его горло, тронуло грудь над пропустившим удар сердцем, прочертило кровью кривую линию по животу… 

Рука Авелин застыла, указывая клинком на член Арно, зашептавшего: «Нет… нет… нет…» Гипнотическая сила Радана мешала тому сделать что-либо большее. Позволяя только умолять… 

– Ты сильная, пташка, и должна уничтожить собственные страхи. Я с тобой. 

Авелин посмотрела в безумные глаза Арно и с криком схватила его за член и мошонку. 

Мелькнуло лезвие… брызнула кровь. Мгновение – и всё, что делало Арно мужчиной, упало на землю, как и он сам. Лесная тишина утонула в его вопле. Этот крик был для Радана самой настоящей благословенной песней ангела в священной, истинно райской тишине. 

Авелин выронила нож. Отшатнулась. Заплакала в голос и, развернувшись, спрятала лицо у него на груди. 

Радан взял на руки Авелин и велел катающемуся по земле сжавшемуся в комок Арно: 

– Жри своё достоинство! Жадно, с аппетитом, чтобы подавиться! – и, криво усмехнувшись, стал медленно удаляться с места свершения правосудия. Он прекрасно знал, что Арно оставалось жить от силы пару минут. 

– Боишься меня? – покинув поляну, осторожно спросил, чтобы отвлечь рыдающую Авелин, вцепившуюся в него крепче удава. Она всхлипнула, вздрогнула, словно от удара током, и притихла, через несколько секунд замотала головой. 

– Я знала, чувствовала, что ты можешь быть таким… жестоким. И меня это никогда не пугало, и сейчас тоже, – она, часто моргая, окровавленной ладонью размазала слёзы по напряжённому лицу. Севшим, разбитым голосом продолжила: – После всего того, что он сказал тебе… Ты… –тяжёлый вздох сорвался с её бледных губ, и она зажмурилась. – Я стала тебе противна? – уткнулась носом в его плечо. 

Радан склонил голову набок. Ласково улыбнулся. 

– Глупенькая, – остановившись возле автомобиля, поставил Авелин на ноги и обнял. – Нет, ты стала мне ещё более дорога. 

– Правда? – она подняла на него свой затуманенный бурей чувств взор. 

– Правда, – убрав волосы с её лба, он поцеловал его. 

– Он мёртв? – прижалась щекой к его плечу. 

– Да. 

– Спасибо, – Авелин обвила его шею уже нетрясущимися руками. – Я бы не смогла без тебя, – прошептала она ему в губы, – хоть и мечтала об этом так много ночей, – кротко поцеловала Радана. 

Он подавил в себе желание углубить поцелуй, потому как желал чувствовать от неё страсть, а не накрывать её своей. 

– Радан… – провела ладонью по его груди. – Он сделал тебе больно… Господи! Прости меня! – она стала судорожно покрывать его лицо поцелуями. 

– Авелин, – Радан аккуратно сжал её запястья, – все хорошо, – заметив, что новые слёзы заблестели в карих глазах под проказливо показавшейся на мрачном небосводе луной, он нежно провёл пальцами по щеке любимой. – Не переживай. Всё закончилось. У нас впереди целая жизнь. 

– У нас, – эхом повторила она. – Пожалуйста, поедем домой. 

Радан поцеловал Авелин в висок и открыл дверь автомобиля. Заботливо помогая ей сесть, украдкой выбросил из кармана шприц с наркотиком.