Тени Грехов

– Наинго, – Радан стал поглаживать ластящуюся собаку по голове, – она просто знакомая. Мы познакомились пару дней назад, – решив не посвящать её в свои истинные отношения с Миленой, сказал он. – Ты ведь знаешь… 

– Да-да-да! – перебивая его, воскликнула Наинго. – Авелин – кареглазая блондинка! Когда же ты меня ей представишь? Я хочу наконец-то по-семейному встретиться с той, кто украла твой покой и сердце! 

– Может быть, когда-нибудь… – еле слышно ответил Радан, предполагая, что это вряд ли произойдёт. 

– Снова! – раздражённо. – Ты редкостный зануда, Радан! 

– Зануда? – он удивлённо вскинул бровь. 

– И вредина! 

– Может быть… – рассмеялся. 

– Опять! 

– Наинго, – мягко, – возвращайся домой. 

– Радан, я же сказала, что не хочу! – процедила она. – Я здесь всего пару дней! Полгода назад ты, зная, как я тебя люблю, вынудил меня уехать! Да-да, ты переживаешь за меня, но, Радан! – взмах руками – и поводок упал из её рук, но собака осталась сидеть на месте. – Со мной ничего не случится. Обещаю. Мне сейчас предоставили отличную практику, поэтому, пожалуйста, пожалуйста, не заставляй меня вновь уезжать! – тяжело вздохнула. – Да, твой враг где-то рядом, поэтому… Поэтому не звоню тебе, не навещаю. Оттого и не сообщила тебе о том, что решила вернуться! И матери запретила тебе об этом говорить! Огниан никогда не догадается о нашей связи! Даже если мы с ним случайно столкнёмся в этом огромном городе, он не станет пить мою кровь и ничего не узнает! Зачем? Не вижу логики! 

– А я бы на его месте стал, – ровно заметил Радан. 

– Почему?! 

– Всё просто, – он повёл плечами, – ты весьма соблазнительна. 

– Ты не маньяк! – сердито воскликнула Наинго. – И твой Огниан тоже! – скрестила на груди руки. 

– Наинго, – как можно нежнее позвал её Радан и аккуратно положил руку ей на плечи, но она никак не отреагировала. Он знал: расскажи Огниану о том, кто такая на самом деле эта девушка, тот бы её не обидел. Скорее наоборот, стал бы носить на руках. Радан осознавал, что в любом случае ему вскоре предстоит, сказав брату правду, подарить ему кусочек счастья и покоя. Иначе поступить он не мог, ибо считал, что не столь жесток, как Огниан, пустивший ему нож в спину и убивший любимую ими обоими девушку. И сейчас, видя, как страстно Наинго желает остаться в Англии, он решил пойти на уступки. – Хорошо. 

Наинго удивлённо на него посмотрела. 

– Правда? – словно боясь поверить в то, что добилась своего, робко уточнила она. 

– Да, – Радан поцеловал её в висок. – Но с одним условием. Я сам буду тебя навещать. Ты никак не будешь пытаться со мной связаться. Не хочу, чтобы Огниан раньше времени узнал о том, что… 

– Поняла, – радостно закивав, Наинго крепко обняла Радана. 

– Тем более что у нас с ним, видимо, появились новые проблемы. И я не знаю, – устало покачал головой, – как лучше поступить – подождать или нет? Но я сам хочу всё ему рассказать. Ведь оказалось, лучшая месть – это проявить благородство, – прижавшись подбородком к макушке Наинго, он закрыл глаза. Разум его был пуст. Он уже не был способен что-либо анализировать. 

– Я верю, что в итоге ты поступишь правильно. Тебе необходимо немного отвлечься. Возьми Авелин и поезжай с ней куда-нибудь. Развейтесь. А когда вернёшься, сделай так, как подсказывает сердце. Хватит тянуть за собой тени прошлого. 

– Я бы с радостью, красавица, – Радан открыл глаза и увидел, как вдалеке появилась стена из дождя. – Но оно само за мной волочится. 

– Тебе надо отдохнуть, – Наинго подняла голову. – Пошли Огниана на все четыре стороны и перестань думать хотя бы на время! – улыбнулась. – Я могу тебе чем-то помочь? 

– Только одним, – Радан чуть приподнял уголки губ. – Береги себя и мать. И не откровенничай с Миланой, – предостерёг он, не зная, что можно ожидать от бывшей пленницы зазеркалья. – Постарайся, взять другую пациентку. Договорились? 

– Последняя просьба мне не совсем ясна, – Наинго прищурилась, – но если для тебя это важно, то попробую поменяться с коллегой. 

– Спасибо, – нагнувшись, он поднял с земли поводок и протянул его ей. – А теперь ступай, а то скоро дождь доберётся сюда. Погулять у вас не получится, – на прощание почесав за ухом овчарку и поцеловав Наинго в лоб, Радан развернулся и стал удаляться. 

– Радан! – окликнула она его. Он обернулся. – Спасибо! Обещаю, я стану выдающимся доктором и ты будешь мною гордиться! 

Радан улыбнулся и, открыв поскрипывающую калитку, вышел с территории пансионата. Пройдя вдоль высокого забора и свернув за тускло освещённый угол, он миновал ещё несколько метров, похлопал по седлу, что верного коня по шее, мотоцикл, припаркованный на обочине у моста, соединяющего берега полноводного канала. Опершись на железные перила, он бесцельно посмотрел вниз. Бледно-жёлтый, схожий с цветом зёрен молодой кукурузы свет фонарей дымчатым туманом лежал на тёмной глади воды, на которой из-за сильных порывов ветра появлялась рябь, искажая собой картину перевёрнутого парка и Радана. Бесстрастно взирая на своё отражение, он остро ощущал, что ещё совсем немного, и его собственная реальность перевернётся с ног на голову. Изменится. Деформируется. Впереди мрак и пронизывающий насквозь холод. Но его это нисколько не пугало, потому как свет и тепло Авелин будет рядом. А значит, он не упадёт. Значит, и Ад, уготовленный ему, уже не Ад. По своему опыту Радан знал, что в жизнь порой на бешеной скорости врываются события, к которым никто не оказывается готовым; они бросают всех лицом в грязь, ломают хребет и, оглушительно смеясь, устраивают над головой ураган, смерчем унося в невиданные дали, где не мерцает луч ни единого маяка. Но однажды наступает день, когда осознаёшь, что тебя что-то держит и загорается свет, словно из ниоткуда. В тебя кто-то верит. Даже если ты один, внутри тебя есть нечто. Для кого-то это упорство, нежелание проигрывать; для кого-то это молитвы и надежды матери; для кого-то это воспоминания о тех временах, когда упавший был ребёнком, который, горько плача, мечтал об иной жизни – о той, где он, повзрослев, станет храбрым и бесстрашным. О той жизни, где он будет королём своей судьбы, а не её узником. И тогда, даже будучи обессиленным, сломленным и стоящим на коленях, казалось бы, обречённым, он соберёт всю волю в кулак и встанет. Начнёт бороться, потому как будет знать: он справится. 

Радан был целеустремлённый и всегда, при всех обстоятельствах находил выход. Но сейчас ему помогали держаться и неизвестно с кем и с чем бороться не столько его личные качества, сколько хрупкая и ранимая девушка. Он знал: Авелин будет крепко держать его за руку. Станет его ещё большей силой. Поэтому он всё выдержит и вновь, как всегда, выйдет из войны победителем. Ему осталось лишь разгадать механизм странной потехи Света и Тьмы. 

Неопределённость угнетала Радана, неизвестность – раздражала. Он не знал, к чему готовиться; что необходимо делать; угрожает ли что-нибудь конкретно Авелин? Он ничего не понимал, кроме одного: по ещё непонятной причине скоро он и Огниан разойдутся. Но хотел ли он сам этого? Он не знал точного ответа. И да, и нет. В голове словно происходили взрывы, оставляя после себя полную тлена тишину. Он чувствовал себя танцующим на краю пропасти с завязанными глазами. 

Радан посмотрел вдаль. Город, вопреки шуму машин и разговорам прохожих, казался немым. Пустым, будто всё вокруг вымерло. 

– Огниан, – одними губами произнёс Радан, возвращая свой взор к воде и стараясь сконцентрироваться. На его душе было тяжело. – Милена – самоубийца, чья внешность изменилась после смерти. Связана со мной из-за Алана. Пленница зазеркалья, нашедшая выход, но вернувшаяся за Огнианом, чтобы забрать его в Свет, в который он не желает уходить, потому что… Защищает меня? – Радан невольно улыбнулся. – От чего? От Тьмы? – покачал головой. – Абсурд. Какой-то вздор! Нелепость!.. Но пока я именно так понимаю её слова. Она ясно дала понять, что наши с Огнианом судьбы соединились в детстве. Но как, чёрт возьми? Если я познакомился с ним лишь в юношестве! – Радан зарычал. – Дьявол! У меня до его появления было самое обычное детство! – тихо, сквозь зубы. – Самое обычное… Никакой магии! При чём тут пелена и колдун? – глубоко вдохнув, смежил веки и провёл ладонью по лицу. – Авелин… Я её погибель и спасение. Почему, чёрт возьми? Одно противоречит другому, – распахнул глаза. – Дьявол! – стукнул ладонями по перилам так, что они задрожали, и краем глаза заметил, что кто-то в чёрном платье и с надетой на голову тканью, похожей на капюшон, встал рядом с ним. Повернувшись, Радан увидел, что это монахиня. Годы уже частой сеткой морщин отпечатались на её лице, но глаза оставались яркими и светлыми, как у молодой девушки. 

– Не кличь беду, – вкрадчиво сказала она. – Пока ты вспоминаешь и зовёшь лукавого, он живёт в тебе, разрушая всё вокруг... 

– Исчезни, – грубо перебивая, процедил Радан, не имея желания выслушивать проповеди от совершенно чужого человека. 

– Не теряй свой свет, – женщина улыбнулась, стараясь расположить к себе Радана, чем лишь ещё больше оттолкнула его от себя. 

Он устал слушать про свет. Его невольно передёрнуло. 

– Не дай его врагу поглотить твою душу. Молись, – она быстрыми и довольно ловкими для своего возраста движениями вытащила из потёртой сумки книгу и протянула её Радану, на что он едва сдержал гнев и застрявший в горле рык. Развернувшись, гоня от себя желание задушить худощавую старуху, подошёл к мотоциклу и услышал, что она зашептала молитву. 

– Царь Небесный, Утешитель, Дух Истины, вездесущий и всё Собою наполняющий, Источник благ и жизни Податель, приди и вселись в нас, и очисти нас от всякой скверны и спаси, Благий, души наши… 

Её голос был полон надежды и словно колокольного звона, что резал слух Радана. 

Надев шлем, он запустил двигатель. 

– Отче наш, сущий на небесах! – не унимаясь, воскликнула монахиня. – Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе, – она торопливо подошла к Радану. – Хлеб наш насущный, – положила свою дряхлую руку на руль мотоцикла, – дай нам на этот день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не дай впасть во искушение, но избавь нас от лукавого! 

– Сумасшедшая! – почти прорычав, Радан грубо скинул с мотоцикла руку старухи и поехал, в зеркале заднего обзора увидев, как она перекрестила его вслед. По дороге домой он старался ни о чём не думать, потому как окончательно запутался в догадках и предположениях. Ему необходимо было на время немного забыться. Отключиться. Поэтому как только он ступил на порог дома, то, перепрыгивая через ступеньки, быстро поднялся на второй этаж. Хотел было зайти к себе в комнату и, переодевшись, навестить Авелин, как услышал доносящиеся из её спальни слабые стоны. 

Негодование. Все мышцы инстинктивно напряглись. 

Без стука распахнув дверь, Радан, цепким взглядом скользнув по горящей на тумбе церковной свече, посмотрел на девушку, которая лежала в неудобной позе на кровати. Одна. Её ноги свисали с края; руки, сжатые в кулаки, чуть били в грудь, а голова порой металась по белоснежной подушке. 

Облегчённо расслабившись и улыбнувшись собственной же глупой ревности, поспешно подошёл к Авелин и, сев рядом с ней на постель, заботливо убрал с её лица пряди волос. 

– Нет, – едва разборчиво и жалобно простонала она. – Пусти. Нет. 

– Пташка, – нагнувшись, прошептал Радан ей на ухо. – Просыпайся, – проведя носом по её щеке, поцеловал в губы. 

– Нет, Айми, нет, – она лишь дёрнулась, но не пробудилась. Из-под её густых ресниц потекли слёзы. 

– Авелин, – Радан хотел было бережно обнять её, как она вдруг, громко выкрикнув имя дочери, резко села, случайно ударившись своим лбом об его. Её взгляд был как у испуганной лани, но, смотря ему в глаза, она цеплялась за него, точно он один мог удержать её, не дав вновь соскользнуть в пучину кошмаров. 

Авелин рывком прижалась к нему, ища у него защиту. Чувствуя, как она вся с ног до головы трясётся, он стал медленно, с нежностью поглаживать её вдоль спины. 

– Все хорошо, пташка. Это был только сон, – в голосе Радана против его воли прозвучала растерянность, хотя он и был ласков. 

– Только сон, – эхом отозвалась Авелин. – Прости, – немного помедлив и приходя в себя, запинаясь, произнесла она. 

– За что? – удивился он. 

– Я ждала тебя, – она спрятала лицо у него на плече. – Очень ждала. И давно не отдыхала. Случайно заснула… А ты пришёл, а у меня кошмар и я… Я об Айми недавно вспоминала, думала, я виновата перед ней, а ты… – её речь была сбивчива. 

Радан не знал, как мог помочь Авелин забыть о самой большой утрате в жизни; как до краёв заполнить её счастьем; как потушить боль. Поэтому он решил, что, как только разберётся со Светом и Тьмой, преподнесёт Огниану подарок; сделает то, что посоветовала ему Наинго, о чём и сам недавно думал. Он возьмёт Авелин и уедет куда-нибудь. Далеко-далеко. Только вдвоём. Сделает всё возможное и невозможное, но девушка больше не будет плакать даже во снах. 

– Авелин, – мягко перебивая, Радан ласково протянул её имя. – Запомни – ты не виновата. 

Она замотала головой. 

– Я сказал, не виновата, – он крепче прижал её к себе. – Не кори себя. И тебе не за что передо мной извиняться, тем более мы, кажется, договаривались, что ты прекратишь это делать, – он запустил пальцы в её волосы. Запутанные. Густые. – И ещё, ты не обязана в ущерб себе… 

– Я хочу, – она подняла голову и отчаянно обхватила ладонями лицо Радана, – хочу тебя встречать, – чуть помедлив, словно собираясь с духом, прижалась к его губам своими, даровав лёгкий и кроткий, с привкусом соли поцелуй. 

Радан улыбнулся, заметив, что она постепенно становилась чуть смелее. Очень осторожно стёр влажные следы слёз из-под её глаз. Смущённо опустив взгляд, Авелин, неуверенно потянув за молнию, стала расстёгивать его куртку. Заботливо сняв её с плеч Радана и отложив в сторону, она хотела было начать расстёгивать его кардиган, как вдруг замерла. Радан не сводил с неё сосредоточенного взгляда, не понимая, чем вызвана перемена в её лице, которое моментально побелело, лишившись всех красок. Поморщив нос, Авелин поджала губы и стала неподвижно смотреть в одну точку. Было видно, что она из-за чего-то сильно расстроилась. Коснувшись пальцами её подбородка, Радан заставил Авелин посмотреть на себя, но она настырно отводила взгляд в сторону. Отвернулась. Но он успел заметить в её глазах застывшие слёзы и щемящую боль. 

– Что случилось? – спросил он. 

– Ничего, – нетвёрдо. 

– Не ври, – в его голосе появилась хрипотца, которая являлась предвестником зарождающегося рычания, что заставляло вибрировать его грудь. 

– Не вру, – упрямо возразила она. 

– Повернись. 

– Сейчас, – она провела рукой по щекам. – Сейчас, – как она ни старалась успокоиться, плечи её дрожали. 

– Авелин, – он накрыл её ладонь своей. – Повернись и скажи, что произошло, – как можно спокойнее сказал Радан, несмотря на то что начинал сердиться, успев за сегодняшний день устать от загадок и недоговорок. 

– Ничего. Правда, Радан, – по её интонации он понял, что она попыталась улыбнуться, но у неё не вышло. – Ничего не случилось. Всё в порядке. 

Глухо зарычав, Радан аккуратно, но резко толкнул Авелин вперёд, отчего она упала на живот. Он прижался к её спине грудью и заключил в силки. 

Ловушка для обоих. 

– Говори, – ровно потребовал Радан, чувствуя, что предельная близость её трепещущего под ним тела взрывает его фантазию. – Иначе не отпущу, – аромат кожи Авелин звал его. Он аккуратно коснулся губами её шеи и зарылся лицом в разметавшиеся волосы. Он не мог быть с ней безжалостным, бездушным. 

– Я… 

– Ты… – скользнув ладонью по её бёдрам, он смежил веки, стараясь не поддаваться соблазну грациозных очертаний упругого тела, что полностью описывали поэзию сочетания сумрака и рассвета, дня и ночи. 

Мучительное наваждение. 

Безоговорочное опьянение. 

Радан распахнул глаза, желание заполучить Авелин ещё больше разгорелось, когда она попыталась повернуться, аккуратно вынырнув из его объятий. Но он не позволил. 

– Я, – вновь пугливо, – никогда не любила алый цвет, а теперь… 

Радан вскинул бровь, не улавливая ход мыслей Авелин. 

– А теперь я его ненавижу и… – робко. Вздох. – И ненавижу… теперь ненавижу запах спелых яблок, – уже сквозь зубы договорила она. 

Радан нахмурился, как вдруг понял, что так болезненно задело и привело в замешательство Авелин. От него исходил лёгкий флёр аромата Милены, которая не раз за встречу его обнимала. Как он только мог об этом сразу не подумать? Не догадаться? Ведь, вернувшись домой, первым делом хотел переодеться и принять душ, но стоны, что услышал, когда проходил мимо спальни Авелин, сбили его с толку. Радан беззвучно сжал челюсти. 

«Устал…» 

Его мысли текли в ином направлении. Все события, произошедшие с ним в эти дни, заставили на время позабыть о самом дорогом и сокровенном, что теперь есть в его жизни. 

Приподнявшись на локтях, давая тем самым глоток свободы Авелин, Радан мельком заметил в зеркале нечто алое. Повернув голову, всмотрелся в отражающую поверхность. Сбоку на его шее виднелся отпечаток алой помады. Мысленно огрызнувшись на себя за просчёт, он, лихорадочно думая, что же следует сказать любимой, чтобы и не раскрыть тайн Милены, и успокоить Авелин, аккуратно развернул её к себе лицом. Хотел было заглянуть в карие глаза, но они оказались плотно закрыты. Не успел Радан ничего произнести, как вдруг Авелин обхватила ногами его бёдра, рывком прижала к себе и, раздвинув языком его губы, проникла им ему в рот. Остановилась, чтобы в следующий момент осторожно, будто оценивая ситуацию, провести им по дёснам, зубам и твёрдому нёбу Радана. После чего, словно поняв, что её принимают и медлить нельзя, чтобы не поддаться панике и не пойти на попятную, стала безудержно целовать его, словно опасаясь, что ещё мгновение – и всё рухнет. Мир, покачнувшись, исчезнет. Радан немного опешил от столь быстрой смены настроения Авелин, но не растерялся. Отвечая на её враз осмелевшие, охмеляющие его разум ласки, начал по-хозяйски руками блуждать по жаркому женскому телу. Она заставляла сгорать его от жажды куда большей, чем желание крови иль мести. Неспешно и с нежностью скользя кончиками пальцев по спине и плечам Радана, она разрушала его самообладание и дарила ему бурю чувств. Касания Авелин лишали его воли. Всё перестало существовать, кроме него и неё. Калейдоскоп чувств – необузданных и мощных – пустил голову идти кругом. По венам растеклось тепло, словно Радан выпил залпом пару стаканов водки. Но ему было мало. Он жаждал больше. Пить любимую женщину глоток за глотком. Он хотел любить Авелин медленно, но алчная страсть, сжигая сдержанность, не оставляла в нём ничего, кроме одного – скупой и ненасытной потребности быстрей погрузиться в её плоть, навсегда позабыв о Тьме и Свете. О жизни и о смерти. 

С губ Радана слетело рычание, когда Авелин запустила пальцы в его волосы. Скользнув под платье рукой, он сжал бедро. Радан исступлённо, до боли целовал Авелин, нетерпеливо стягивая с неё платье и наслаждаясь её влажными губами и жарким дыханием. Упивался её повиновением перед ним и желанием угодить. Делая поцелуй всё более требовательным, а касания – жёсткими, он спустил с плеч Авелин бретельки бюстгальтера. Не пропуская и участка обнажающейся кожи, прошёлся губами по её груди, отодвинул кружевную ткань трусиков и проник пальцами меж её бёдер, исследуя самые чувствительные точки. Авелин выгнулась, зашептав его имя, отдаваясь без упрёка и сожаления. Он потянул носом воздух, улавливая мельчайшие оттенки запахов, которые заставили его голодно облизать губы. Горький аромат Авелин, сводивший Радана с ума, приобрёл сверкавшие тысячью граней нотки мёда и сирени, цветущей исключительно в призраках дня и ночи. 

Невероятная близость душ. 

Ощущение целостности. 

Бездна блаженства. 

Аккуратно покусывая нежную шею, едва сдерживая себя, чтобы не вкусить её кровь, он почувствовал, как Авелин, постанывая, судорожно сжала пальцы на его плечах и подалась вперёд, заставляя его сесть. Звериный рык сорвался с его губ. Радан не стал противиться Авелин, подчинять её своей воли, помня, чем это обернулось в прошлый раз, как перехват контроля вызвал в ней истерику. А он не желал покидать пленительные сети медового дурмана. Как только он выпрямился, она нервно расстегнула и сняла с него кардиган, стянула майку, кинула на пол. Жадно приникла поцелуем к губам Радана. 

В порыве страсти Радан столь крепко сжал Авелин, что на пару мгновений её дыхание прервалось. Он упал на спину, увлекая за собой девушку. Она губами оставляла влажную дорожку на его шее и плечах, а руками гладила грудь, дразнила пальцами рёбра, отчего его глаза застилала гипнотическая дымка. 

Опустившись ниже, Авелин слегка дотронулась носом до живота Радана и кончиком ногтей с перламутровым маникюром провела по кромке брюк, отчего он сквозь сжатые зубы шумно втянул воздух. Упоение. Острое влечение. И тут, подобно вспышке на небе от падающего метеорита, к нему пришло шокирующее осознание того, почему Авелин так себя горячо ведёт. Почему не дала сказать ему ни единого слова, когда он развернул её к себе. Да, она жаждала его не меньше, чем он её. В карих глазах, смотрящих на него, мерцали отблески глубинного огня вулкана, дремавшего в потаённых уголках её души и ждущего того, кто сможет выпустить его на волю. Но в каждом её касании сейчас чувствовались отчаяние и боязнь потерять родное сердце. Борьба с самой собой. Радан утробно зарычал и, с силой притянув к себе Авелин, опрокинул её на спину. Лёг сверху, лишив возможности двигаться. Он знал, что сейчас во всём его облике была дикая опасность безжалостного зверя, однако отступать не намеревался. 

– Радан, – испуганно позвала она его. 

Он не отозвался. Лишь внимательно вглядывался в её лицо, отмеченное выражением потерянности. 

– Я что-то не так сделала? – насторожилась. Взгляд заметался, ища притяжения. Щёки побелели, а её ресницы часто затрепетали. Авелин пыталась сдержать нахлынувшие слёзы. 

– Ты мне не веришь, – после небольшой паузы, отчеканив каждое слово, сказал он ей в губы. – Почему? – вскинул бровь. – Разве я тебе когда-то врал? 

– Радан… – она поджала губы и опустила глаза. Задышала часто и рвано. Явно из-за нехватки свободы действий не смогла обнять его, поэтому положила ладони ему на плечи. – Я не понимаю, о чём ты… Прошу, скажи, – робко заглянула в глаза Радана. – Я не понимаю, – чуть покачала головой. 

– Я не люблю повторяться, – сухо сказал он. 

Авелин из бледной сделалась серой, стала почти до крови кусать губы. Он не хотел, чтобы она страдала. Тем более из-за него. 

– Недавно я дал тебе обещание, что со мной никто, как женщина, не будет. Так? – нежно провёл пальцами по её щеке. 

Она послушно кивнула. 

– Никаких других, – Радан чуть склонил голову набок. – Ты не раз говорила и давала понять, что веришь мне, так почему же сейчас усомнилась? 

– Я… – стыдливо отведя взгляд, она зажмурилась. – Я ревную, – выдавила из себя нехотя и очень осторожно. 

– Тогда где сцена ревности? – наблюдая за её растерянностью и застенчивостью, что было для него слаще мёда, он едва сдержал улыбку. 

– Не имею права, – медленно протянула девушка. Распахнула глаза. – Ты можешь, я приму… Главное, чтобы ты был рядом, – быстро и сбивчиво проговорила она. 

– Авелин! – сердито сказал Радан. – Не говори глупостей и будь, пожалуйста, любезна услышать то, что я скажу, потому как повторять не буду, – заметив панику и стыд в глазах напротив, он, желая успокоить любимую, едва коснулся её кончика носа своим. – Мне нужна ты. Только ты, – прошептал он, чувствуя на губах почти неуловимое сбивчивое дыхание Авелин. – Везде и всюду, – прижался своим лбом к её. – Тебе не стоит ломать себя, боясь, что я, не дождавшись, уйду. Ни на день, ни на час, ни даже на минуту не уйду. Будь собой – застенчивой, робкой, пугливой, ранимой… Главное – настоящей. Для меня это важно, чтобы ты не пыталась быть той, кого в тебе нет, иначе станешь для меня чужой. А ты ведь этого не хочешь? 

– Не хочу, – ответила Авелин. 

– Тогда поступай так, как подсказывает тебе сердце, а не страх потерять меня из-за того, что тебе трудно взять и сразу разделить со мной постель. Я всё понимаю, и для меня это приемлемо, – уголки его губ доброжелательно приподнялись. – Всё будет со временем. У нас впереди целая вечность. Я никуда не спешу и не хочу тебя торопить. Но я желаю, чтобы ты в тот момент, когда будешь готова к близости, была со мной не только телом, но и душой, мыслями. Понимаешь? 

Авелин смущённо кивнула. 

– И ещё, – после недолгого молчания заговорил Радан. – Если от меня веет запахом другой женщины или я даже весь в помаде, это не означает измену тебе, – он пристально и властно посмотрел в родные глаза. – Ты моя женщина! Но у меня есть дружеские обязательства. Некоторые девушки, когда решают их проблемы, случается, бывают слишком эмоциональными, – поцелуй в кончик носа. – Сперва спроси, потом бей посуду. Запомнила? – лёгкая полуулыбка. 

– Да, – Авелин кивнула. – Но… – замолчала на полуслове. 

– Но? – терпеливо спросил Радан. 

– Сегодня на улице ты был в куртке, а не только в кардигане, – тихо сказала она. 

Радан хотел было уже зарычать и хорошенько встряхнуть её, когда увидел, что на родных губах заиграла стеснительная улыбка, а слёзы в глазах высохли. Её взгляд засиял пытливостью. 

– Правда, нужна? – шире улыбнулась. В её нетвёрдом и приглушённом голосе слышались нотки неподдельной и какой-то детской радости. 

– Да, – глаза в глаза. Радан поцеловал Авелин в кончик носа. – Очень нужна, – расслабил хватку. Позволил себе улыбнуться. 

– Спасибо, – получив возможность двигаться, она крепко обняла его. – Спасибо, что принимаешь меня такой, какая есть, и не пытаешься переделать. Спасибо, что видишь меня настоящей, а не такой, какой хотел бы… 

– Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. 

– Я счастлива. Благодаря тебе счастлива. 

В спальне воцарилась тишина. Долгое нежное объятье заменило тысячу слов. К чему они были? Хватало видеть, чувствовать друг друга. Минуты пролетели как одна секунда. 

– Авелин, – нарушая молчание начал Радан, приятно удивлённый тем, что она не стала выведывать, где и с кем он был, а просто, как он и просил, доверилась ему. Но он решил всё-таки для её спокойствия немного пояснить, куда уезжал. – Мне необходимо было встретиться со старой знакомой, – глухо выдавил он из себя. – По моим предположениям – хотя о них ещё рано говорить – она является тем самым ключом, который может помочь мне навсегда избавиться от Огниана. 

– Это… это так здорово! Он совсем уйдёт? – уточнила Авелин очень радостно, с сокрушительной надеждой в голосе. 

Радан невольно нахмурился. Ему была не до конца ясна причина её столь буйной реакции. В него закралось подозрение, что Огниана она видит чаще, чем его. Но он тут же отмёл такую несуразицу, ведь за Авелин заботливо присматривали те, к кому было у него доверие. 

– Я так рада за тебя! Наконец-то! – она теснее прижалась к нему. – Молчу-молчу, чтобы не спугнуть счастье, – кротко поцеловала его в шею. – Ты можешь рассказать то, о чём она тебе поведала? – пауза. – Конечно, если сам того желаешь. 

– Я мало что понял. Она говорила загадками и намёками, но дала мне ясно понять, что совсем скоро всё закончится. Не думай об этом, – проведя языком по белесой коже мочки её уха, Радан едва его укусил. – Сказав про неё, я хотел лишь того, чтобы ты знала: тебе не о чём беспокоится. 

– Спасибо, – с благодарностью отозвалась Авелин. – Люблю тебя, – едва слышно и робко. Обвив руками шею Радана, она с закрытыми глазами стала искать его рот губами. – Люблю, – начала целовать, теребя его волосы на затылке. 

Поддаваясь соблазну, Радан не стал противиться и, скользнув языком по её зубам, углубил поцелуй, значительно отличающийся от предыдущего нежностью. Он осознавал, что Авелин таким образом сбежала прочь от возможности услышать ответное признание. Очевидно, она не желала ставить его в неловкое положение, требовать каких-либо обетов, но и сдерживать себя уже была не в силах. Ей хотелось не то что говорить – кричать о том, как она его любит. Радан видел и чувствовал – она вся его. Абсолютно вся. Её мир, воздух, жизнь – это он. Осознание этого ему было и лестно, и приятно. Но главное, что оно ему дарило, так это было доверие – полное и безоговорочное. Он доверял Авелин больше, чем кому-либо до этого. Но прервать поцелуй и сказать «Люблю!» он не желал, потому как считал, что придёт лучший момент, когда тени Огниана больше не будет между ними. Так убеждал себя Радан, не желая признаваться перед собой в том, что он всего лишь боится раскрыться и показать Авелин свою слабость, место уязвления, даже если она является для него смыслом бытия и принимает его любым: и грубым, и нежным, и равнодушным. 

Горечь губ Авелин была для Радана слаще патоки, но он всё же нашёл в себе силы аккуратно разорвать поцелуй. 

– Тебе надо отдохнуть, – заботливо сказал он и принял сидячую позу. Словно в подтверждение его слов свеча, стоящая на тумбе, потухла. В комнате поплыл лёгкий аромат дыма. 

– Останься, – Авелин накрыла его ладонь рукой. 

– Не уйду, – окутав её взглядом, исполненным проникновенных чувств, щёлкнул по носу. Взбив подушку, лёг рядом с Авелин и притянул её к себе. 

– Мы неправильные вампиры, – положив голову на его плечо, сказала она. – Спим по ночам. 

Радан улыбнулся и, играя с её волосами, запутал в них свои пальцы. За окном вспыхнула молния, и на землю обрушился гром. В ту же секунду по подоконнику застучали тяжёлые капли дождя. Авелин чуть уловимо дрогнула. 

– Боишься грозы? – спросил Радан. 

– Немного, – застенчиво ответила она. 

– Не бойся, – поцеловал её в макушку. – Я с тобой. Хочешь, для успокоения спою тебе? 

– Да, хочу, – приподнявшись, она поцеловала его в щёку. – Очень хочу, – провела пальцами по его лбу, убирая чёлку от ресниц. 

– Тогда закрывай глаза и спи, – обняв её за плечи, Радан смежил веки. 

Слушая шум дождя, вдыхая аромат Авелин и наслаждаясь её теплом, он ощутил душевное равновесие. Покой. Безмятежность. Впервые за долгое время он с уверенностью мог сказать, что счастлив. 

– В руках моих и горечь, и тоска, 

Но кто же ты, моё пугливое виденье? 

О, как хотел взглянуть в твои глаза, 

Узреть в них страсти пробужденье. 

Спи, моя пташка, спи сладким сном. 

Звёзд ты не слушай, ночи тихий звон. 

Лунный свет для тебя приглушён, 

И пусть приснится тебе добрый сон. 

Сберегу твой покой, будет вечен он, 

Спи, моя пташка, спи сладким сном. 

Ты пуще Ада, слаще Рая, но рядом я… 

Я здесь. 

В невыносимой чаше сновидений, 

Что смотришь на меня? 

Я зачарован! Я ослеп! 

И это не попытка отчуждений… 

Спи, моя пташка, спи сладким сном. 

Звёзд ты не слушай, ночи тихий звон. 

Лунный свет для тебя приглушён, 

И пусть приснится тебе добрый сон. 

Сберегу твой покой, будет вечен он, 

Спи, моя пташка, спи сладким сном. 

Касаньем губ твоих желанных 

Дано мне обрести покой души. 

И, будучи на грани Тьмы и Света, 

Мыслей странных, 

Я лишь с тобой открою путь как вверх, 

Так и в низы. 

Спи, моя пташка, спи сладким сном. 

Звёзд ты не слушай, ночи тихий звон. 

Лунный свет для тебя приглушён, 

И пусть приснится тебе добрый сон. 

Сберегу твой покой, будет вечен он, 

Спи, моя пташка, спи сладким сном… 

Радан несколько раз спел колыбельную, о которой размышлял в последнее время, мечтая об Авелин. По ровному и редкому её дыханию понял, что она заснула. Ни о чём не думая, радуясь её близости, не заметил, как и сам очутился во власти Морфея. 

… Стоя посреди старой, но довольно хорошо убранной комнаты, Радан смотрел на отца, на которого сквозь распахнутое настежь окно падал бледный свет луны. С улицы доносился стрекот кузнечиков, а со стороны кухни – звуки льющейся из крана воды и звон тарелок. Кто-то торопливо мыл посуду. Радан невольно поморщился, ощутив в помещении ещё не выветрившийся запах спиртного и табака. Взглянул на стол, за которым, упёршись локтями, дремал мужчина. Заметил полупустую бутылку водки. Удивлённо приподняв брови, пришёл в замешательство, потому, как никогда прежде не видел, чтобы отец пил алкоголь или был пьян. Ян всегда пренебрежительно относился к тем, кто пригублял спиртное, пусть даже по значительным праздникам. 

Пройдя вперёд, Радан остановился. Его внимание привлекла фотография на тумбочке. На ней рыжеволосого мужчину обнимала красивая женщина. Радану она показалась чем-то похожей на его мать. Не понимая, откуда появился этот снимок в доме, Радан хотел было взять его в руки, как вдруг услышал за своей спиной странные звуки. Обернувшись, он прищурился, словно его глаза резанул свет. Но это был не он, а яркая тьма. 

Мальчик лет шести на вид вылез из-под стола и, прижимая к своей груди какой-то предмет, обмотанный тёмной тканью, посмотрел на спящего мужчину. Оглядевшись, довольно улыбнулся. Стараясь не наделать лишнего шума, он встал на носочки и побежал в соседнюю комнату. Радан, признав в маленьком хулигане самого себя, был уже готов пойти за ним следом и посмотреть, что же тот стащил у отца, как из кухни, впуская в гостиную аромат яблочного пирога, вошла его мать. Увидев родные сердцу черты утомлённого лица, Радан замер. По его телу пробежала согревающая волна. На лице заиграла улыбка. Чувствуя, как сильно он соскучился по этой женщине, по её голосу и прикосновениям, Радан не мог свести с неё взгляда. 

– Мама, – тихо сказал он, но она не услышала его. Не увидела, когда прошла мимо. Подойдя к спящему мужу, Невена аккуратно потрясла того за плечо. 

– Ян, любимый, – ласково позвала его. 

Тот неохотно разлепил веки и затуманенным взглядом посмотрел на Невену. 

– Иди в спальню, – поцеловав его в висок, она с нежностью погладила по голове. – Тебе необходимо отдохнуть, а мне – убраться, доготовить пирог. Радан очень ждёт его в свой день рождения. 

– Золушка ты моя. Тебе надо себя беречь, – обвив рукой талию жены, он поцеловал её в живот и усадил к себе на колени. 

– Ян, – улыбнувшись, протянула имя мужа Невена. – Отпусти, а то… Запах. Мне дурно. 

– Прости. Больше не буду, но я же не мог не отметить такой праздник, как… 

Договорить ему было не суждено. Из соседней комнаты подобно взрыву внезапно прогремел выстрел, после чего воцарилась столь мёртвая тишина, что казалось, и время, резко остановилось. 

Миг продлился вечность, и она молниеносно окончилась. Ян и Невена, испуганно переглянувшись, вскочили на ноги и побежали в комнату, куда совсем недавно ушёл мальчик. Радан, находившейся ближе к детской спальне, чем его родители, быстрее оказался в ней. 

– Радан! – встревоженный голос Авелин. 

… Очутившись в комнате, Радан оглянулся. Никого. Тишина. Темнота. 

– Радан, пожалуйста, пусти! 

… Ног Радана неожиданно что-то коснулось. Он посмотрел вниз. Ребёнок. По-турецки сидя к нему спиной и повернув ладони вверх, он молча покачивался влево-вправо, влево-вправо. 

Из-за скудного освещения – в спальню лился только свет с улицы – Радан не мог разглядеть, он ли это маленький сидит у его ног или кто-то другой. Не имея возможности двигаться, так как тело внезапно будто сковали невидимыми цепями и залили свинцом, Радан зарычал. Клацнув зубами, попытался вырваться из странных и не поддающихся никакой логике оков. Но у него ничего не вышло. Чем больше он сопротивлялся, тем сильнее на его руках и ногах завязывались мёртвые узлы, тем хуже он что-либо видел и слышал. Он, не сдаваясь, сделал глубокий вдох и уловил в помещении запах пороха и вкус меди на языке. 

Свежая кровь. Радан ощущал её манящий аромат, но не мог понять: почему не сразу определил её запах? Почему так плохо видит во тьме? Почему его что-то держит? Почему?.. 

– Радан, пожалуйста… 

… Отведя взгляд от мальчика и посмотрев немного вперёд, Радан разглядел во тьме что-то белое и маленькое. Детская обувь, понял он. 

– Радан, хороший мой! – неожиданно раздался за его спиной взволнованный голос матери. – Нет, – точно не веря в происходящее, прошептала она. – Нет. Нет. Нет! 

Мать поравнялась с ним, запустила пальцы себе в волосы и упала на колени. 

– Нет! Нет! Нет! – отчаянно, будто теряя рассудок, закричала она. – Ян, Ян… – задыхаясь, она поползла вперёд, зовя мужа. 

– Невена, встань! Бери Радана и уходи! 

В голосе отца Радан впервые услышал панику. 

– Ян, Ян… 

Схватив жену под руки, тот помог ей подняться. 

– Вызови врача! – Ян аккуратно встряхнул за плечи Невену. 

Когда он смотрел на лица усопших родных из картин прошлого, внимание Радана неожиданно привлёк красный луч, мелькнувший в окне, которое через мгновение оказалось заколоченным. 

Секунда, две – и его родители, рассеявшись в воздухе, исчезли. Стало не видно ничего и никого, кроме покачивающегося ребёнка. Внезапно в грудь Радана ударила чья-то каменная рука, а вокруг шеи обвились змеи безысходности и полной потерянности. На спине будто кто-то начал выжигать кельтский крест. Мир, искажаясь, скукожился. Ледяная тьма обдала Радана своим дыханием, но отчего-то не сумела принять его в объятия. В глаза ударил яркий свет. Голову сильно сжали, и он невольно зажмурился. Ему сделалось так больно, что если бы он мог, то согнулся бы пополам. Сознание будто расщепили, разломили на две части – Радану казалось, что в нём начало жить другое существо. 

– Радан, мне больно. Больно… 

Словно в тумане он расслышал робкий голос Авелин. 

Резко открыл глаза и сразу же встретился с испуганным взглядом. 

– Прошу, пусти… 

– Что… – разжал объятья, ощущая внутри себя полную пустоту, пропитанную странным предчувствием беды. 

Ловко выскользнув из-под его рук, Авелин села на край постели и стала потирать плечи, которые, видимо, сильно болели. 

– Пташка… – он чувствовал себя абсолютно потерянным. Картинки сна, не желая отпускать его, до сих пор мелькали пятнами перед глазами. 

– Видимо, не только меня мучают кошмары, – немного опасливо, но сквозь улыбку мягко заметила Авелин. – Ты так сильно меня сжал, что казалось, ещё совсем чуть-чуть, и ты переломаешь мне все кости, – едва слышно произнесла она. 

– Не хотел, – непривычное чувство вины. Расстояние между ним и любимой воспринималось сердцем болезненно. Приблизившись к Авелин, Радан, аккуратно погладив её по плечам, стал их целовать. 

– Знаю, – Авелин сжала его руку. В глубине её глаз плескалась нежность. – Что тебе снилось? – участливо поинтересовалась она. 

– Что-то вроде кошмара, хотя в нём не было ничего страшного. Но ощущения такие… 

– Неприятные, – договорила за него она. 

– Да, – он кивнул. – Не обращай внимания, – Радан бережно привлёк её к себе и закрыл глаза.