Любовь её - химера?

- Прос­ти ме­ня, отец, но я боль­ше не мо­гу, мне омер­зи­тель­но так жить…

Я вош­ла в во­ду спер­ва по ко­лено, по­том по по­яс и пле­чи. Да­же не пот­ру­див­шись наб­рать воз­ду­ха в лёг­кие, я ныр­ну­ла ко дну, хва­та­ясь за сок­ры­тые во­дяной тол­щей бу­лыж­ни­ки, что­бы моё пре­датель­ски лёг­кое те­ло не всплы­вало на по­вер­хность. Хо­лод­ная во­да за­пол­ня­ла мои лёг­кие, по­падая че­рез нос, и уши. Пе­ред гла­зами тем­не­ло, из­редка плы­ли цвет­ные кру­ги, а те­ло сжи­малось от проб­равше­го нас­квозь хо­лода.

Всё силь­нее сгу­щал­ся бла­жен­ный ту­ман в мо­ей го­лове, пе­ред мыс­ленным взо­ром про­носи­лась вся моя преж­няя счас­тли­вая и без­за­бот­ная жизнь, кра­соч­ная и прек­расная, как при­везён­ные как-то от­цом раз­ноцвет­ные шел­ка из Ки­тая.

Вспом­ни­лось, как еще, бу­дучи нес­носной и не­пос­лушной дев­чонкой с веч­но рас­трё­пан­ны­ми во­лоса­ми и по­биты­ми лок­тя­ми с ко­лен­ка­ми, убе­гала из сту­ди­олы че­рез ок­но и бро­дила по кры­шам…

Выс­ме­ива­ла И­еро­ниму, - мстя ей за эпи­тет «цы­ган­ское от­родье», - и по­том убе­гала от неё, на­ходя убе­жище в цер­квях или у Кь­яры Аль­биц­ци, и как хва­талась за го­лову вер­ная Ха­тун, ужа­са­ясь мо­им про­дел­кам.

Ох, и вор­ча­ла же на ме­ня за это Ле­онар­да! И ты прос­ти ме­ня, моя лю­бимая нас­тавни­ца, прос­ти за дос­тавлен­ные те­бе огор­че­ния и се­дые во­лосы на го­лове. На­де­юсь, ты не бу­дешь дер­жать на ме­ня зло, как и уби­вать­ся по мне…

Там, ку­да я стрем­люсь по­пасть, мне боль­ше не бу­дет де­ла до чь­ей-то люб­ви или не­навис­ти. Мер­тве­цы не про­сят их бо­гот­во­рить, воз­во­дить на пь­едес­тал и по­читать пос­ле смер­ти. Они лишь хо­тят об­рести веч­ный по­кой. Сво­боду от сжи­ма­ющих сер­дце бо­ли и стра­даний.

Смысл жить и бо­ять­ся смер­ти, ког­да твоя жизнь – сплош­ная ложь?

Смысл бес­по­ко­ить­ся о том, ку­да по­паду?

Всё рав­но ум­ру ког­да-ни­будь.

Зак­рыв гла­за, я вновь мыс­ленно уш­ла в вос­по­мина­ния о сво­ём счас­тли­вом и бе­зоб­лачном детс­тве, ког­да впе­реди пе­редо мной бы­ла вся жизнь, о ско­ротеч­ности ко­торой я тог­да не за­думы­валась.

А в го­лове мель­ка­ют об­рывки счас­тли­вых вос­по­мина­ний до той по­ры, ког­да И­еро­нима, уз­нав тай­ну мо­его рож­де­ния, раз­ру­шила в прах мою преж­нюю жизнь.

Вот я в воз­расте вось­ми лет, - доб­рая и ми­лая де­воч­ка, пол­ная про­тиво­полож­ность ны­неш­ней мне – про­питан­ной нас­квозь ядом по­жира­ющей ду­шу не­навис­ти, - про­гули­ва­юсь по са­ду Ло­рен­цо Ме­дичи с Кь­ярой Аль­биц­ци, Ха­тун и Лу­кой Тор­на­бу­они…

Да, этот пус­той сей­час мо­лодой че­ловек то­же был в детс­тве ми­лым и дру­желюб­ным маль­чи­ком.

В хо­де раз­го­воров мы да­же не за­мети­ли, как я пос­по­рила на кни­гу «О гра­де жен­ском» ав­торс­тва Крис­ти­ны Пи­зан­ской с Лу­кой Тор­на­бу­они, что смо­гу за­лезть на рас­ту­щее в са­ду вы­сокое пер­си­ковое де­рево.

Лу­ка бро­сил мне вы­зов, ска­зав, что мне это не под си­лу, и я его при­няла. Па­ри бы­ло чес­тным.

Прав­да, Кь­яра и Ха­тун в два го­лоса уго­вари­вали ме­ня не де­лать это­го, бо­ясь, как бы я не упа­ла с боль­шой вы­соты и не сло­мала се­бе шею.

Но ес­ли речь идёт о мо­ём са­молю­бии, я не от­сту­па­юсь.

Ну и по­нер­вни­чал же Лу­ка, ког­да по­нял, что я не стру­сила и всерь­ёз ре­шила осу­щес­твить своё на­мере­ние, как он ме­ня уго­вари­вал не лезть на это де­рево и обе­щал по­дарить ин­те­ресу­ющую ме­ня кни­гу прос­то так!

Па­ри-то я вы­иг­ра­ла, толь­ко по­том сень­ору Ло­рен­цо бы­ло не­веро­ят­но ве­село вмес­те с сол­да­тами его гвар­дии сни­мать ме­ня с это­го де­рева, от­ку­да я ни­как не хо­тела сла­зить, но то­го тре­бова­ла пе­репу­ган­ная дон­на Ле­онар­да!

Прав­да, я и вы­говор от вос­пи­татель­ни­цы по­лучи­ла стро­гий…

Но в срав­не­нии с ра­достью от вы­иг­ранно­го спо­ра это мер­кло и блед­не­ло.

На­поло­вину про­валив­шись в за­бытье, я боль­ше не чувс­тво­вала ни­чего и ни о чём не ду­мала, це­ликом от­да­ва­ясь во власть вод­ной сти­хии.

***

Ког­да я слег­ка при­от­кры­ла гла­за, что ме­ня по­рази­ло, то уви­дела свет­лые сте­ны и зак­ры­тое ок­но, за­наве­шен­ное што­рами. То мес­то, где я ока­залась, уж точ­но не по­тус­то­рон­ний мир – зву­ки и за­пахи впол­не зем­ные.

Под со­бой я ощу­щала неч­то тёп­лое и мяг­кое, уж точ­но не дно пру­да, ко­торое я хо­тела из­брать сво­им пос­ледним прис­та­нищем. Ока­зыва­ет­ся, это пе­рина. Го­лова же моя съ­еха­ла с по­душ­ки, и во­лосы раз­ме­тались в бес­по­ряд­ке, а из-за двух оде­ял мне бы­ло ужас­но жар­ко и труд­но по­шеве­лить хо­тя бы ру­кой.

Во рту неп­ри­ят­ный горь­кий прив­кус ка­ких-то тра­вяных нас­то­ек, всё те­ло слов­но отя­желе­ло и на­лилось свин­цом, оку­тано сла­бостью и ло­мит, а в до­вер­ше­ние это­го – сме­ня­ющие друг дру­га оз­ноб и жар, слов­но ме­ня сна­чала дер­жа­ли в ле­дяном пог­ре­бе и толь­ко по­том стол­кну­ли в ог­ненную яму.

Сде­лав над со­бой уси­лие и от­крыв гла­за, я уви­дела си­дящих на краю мо­ей пос­те­ли по­жилую жен­щи­ну и юную де­вуш­ку мо­его воз­раста.

Да­ма пос­тарше, с пок­ры­той го­ловой и оде­тая в наг­лу­хо зак­ры­тое бор­до­вое платье. Кра­соту де­вуш­ки-ази­ат­ки, ут­кнув­шей­ся в пле­чо стар­шей да­мы, под­чёрки­ва­ет пер­ла­мут­ро­вая ту­ника.

«Гос­по­ди, ты всё-та­ки есть, раз воз­вра­тил мне мо­их до­рогих Ха­тун и Ле­онар­ду…» - ду­мала я, улы­ба­ясь, с ог­ромным тру­дом во­зоб­ла­дая над же­лани­ем пла­кать, по­тому что это бы­ли имен­но они!

- Ха­тун, Ле­онар­да, - с тру­дом выс­во­бодив ру­ку из-под двух оде­ял, я при­нялась ощу­пывать прос­транс­тво вок­руг се­бя, но Ле­онар­да взя­ла ме­ня за ру­ку и не­силь­но сжа­ла её. – Гос­по­ди, я так тос­ко­вала по вам! – ну и го­лос у ме­ня, ко­неч­но: рву­щий­ся, хрип­лый и глу­хой, точ­но во­ронье кар­канье. Жуть.

- Фь­ора, ми­лая, ле­жи спо­кой­но. Те­бе сей­час о выз­до­ров­ле­нии сво­ём ду­мать на­до, - над­трес­ну­то про­шеп­та­ла по­жилая да­ма, гла­дя ме­ня по го­лове. – Род­ная моя, сколь­ко же те­бе вы­нес­ти приш­лось…

- Ле­онар­да, Ха­тун, как же мне вас не хва­тало, - шеп­та­ла я, при­жимая к сво­ей ще­ке тёп­лую и мяг­кую ру­ку Ле­онар­ды, и при­кусы­вая ниж­нюю гу­бу, что­бы удер­жать слё­зы, - и вот вы обе здесь, со мной…

- Ти­ше, моя не­наг­лядная, ти­ше, - Ле­онар­да вы­тер­ла плат­ком ис­па­рину, пок­рывшую мой лоб. – Ты здесь, в до­ме Де­мет­ри­оса. Имен­но мес­сер Лас­ка­рис и Эс­те­бан те­бя наш­ли в том пру­ду с мо­нахом.

- А Иг­на­сио? – про­гово­рила я сев­шим и хрип­лым го­лосом, ог­ля­дев свою ком­на­ту, и уви­дев Де­мет­ри­оса с Эс­те­баном, сто­ящих у две­ри и о чём-то ти­хо раз­го­вари­ва­ющих.

- Ты име­ешь в ви­ду то­го уг­рю­мого мо­наха, хо­зяй­ка? – не по­лучив мо­его го­тово­го сор­вать­ся с уст от­ве­та на воп­рос, Ха­тун от­ве­тила са­ма: - Он ушёл в го­род, на ры­нок за по­куп­ка­ми. Всё хо­рошо.

- А что бы­ло? Дол­го я так спа­ла? – при­под­нявшись на дро­жащих лок­тях, я по­пыта­лась сесть, но не удер­жа­лась и тя­жело от­ки­нулась на по­душ­ки. Дви­жение отоз­ва­лось ло­мотой по все­му те­лу, го­лова зак­ру­жилась, а на ду­ше ста­ло от­вра­титель­но от то­го, что сей­час я так сла­ба.

- Ты три дня в бре­ду ме­талась, бед­ня­жеч­ка моя, жар всё не спа­дал… Я уж ду­мала, ты сго­ришь как свеч­ка, - отоз­ва­лась с пе­чаль­ной неж­ностью Ле­онар­да, сно­ва уку­тывая ме­ня в оде­яло и про­тирая плат­ком ли­цо. – Всё зва­ла Ха­тун, ме­ня и сень­ора Бель­тра­ми – свет­лая ему па­мять, - при­зыва­ла прок­ля­тия на го­ловы Кар­ла Бур­гунд­ско­го, Пь­ера де Бре­вая, Ре­но дю Аме­ля и сво­его су­мас­бро­да-му­жа Фи­лип­па де Се­лон­же…

- По­жалуй­ста, ни­ког­да не на­поми­най мне об этом че­лове­ке, Ле­онар­да, ни­ког­да! Он умер для ме­ня тог­да, ког­да столь ци­нич­но нас­ме­ял­ся над мо­ими чувс­тва­ми к не­му – и всё ра­ди прок­ля­тых де­нег, - и ког­да бро­сил на сле­ду­ющее же ут­ро пос­ле пер­вой но­чи! Его я не­нави­жу не мень­ше, чем эту «свя­тую» тро­ицу! По­падись мне Фи­липп де Се­лон­же сей­час, я бы его сво­ими ру­ками при­души­ла, яс­но?! Я не­нави­жу его, не­нави­жу! – вык­ри­кива­ла я ис­тошно эти сло­ва, ис­тя­зая и без то­го боль­ное гор­ло. – Я прок­ли­наю его, прок­ли­наю! Ес­ли смерть не най­дёт его в бою, я возь­му на се­бя её обя­зан­ность! – Но заш­лась су­хим и раз­ди­ра­ющим лёг­кие каш­лем, при­жимая ру­ки ко рту и дро­жа всем те­лом.

- Всё, ни сло­ва боль­ше о нём не ска­жу, спи, моя ми­лая, - шеп­та­ла Ле­онар­да, це­луя ме­ня в ма­куш­ку и гла­дя по спи­не. – Я сей­час вый­ду: пос­мотрю, как там де­ла на кух­не и от­вар те­бе ли­повый за­варю с мё­дом, а ты от­ды­хай и на­бирай­ся сил. – По­цело­вав ме­ня в лоб, Ле­онар­да нап­ра­вилась к две­ри, но вдруг рез­ко ос­та­нови­лась. – Ха­тун, от дон­ны Фь­оры не от­хо­ди ни на шаг. Ска­жешь мне, ес­ли ей ста­нет ху­же или луч­ше. – Толь­ко по­том Ле­онар­да, жес­том поп­ро­сив вый­ти из ком­на­ты Де­мет­ри­оса и Эс­те­бана, уда­лилась вмес­те с дву­мя муж­чи­нами и зак­ры­ла дверь ко мне в ком­на­ту.

Ха­тун гла­дила ме­ня по го­лове и в пол­го­лоса на­пева­ла ста­рин­ную пес­ню на италь­ян­ском язы­ке. Её чис­тый и ме­лодич­ный го­лос ока­зывал на ме­ня уми­рот­во­ря­ющее воз­дей­ствие, и я са­ма не за­мети­ла, как мои ве­ки отя­желе­ли и зак­ры­лись са­ми со­бой. Мор­фей пос­те­пен­но ус­та­нав­ли­вал на­до мной свою власть, ог­раждая моё по­мутив­ше­еся соз­на­ние от ок­ру­жа­юще­го ми­ра.

Спа­ла я без сно­виде­ний.

****

Так и прош­ло ещё че­тыре дня, в те­чение ко­торых я без­вы­лаз­но на­ходи­лась в сво­ей ком­на­те и ле­жала в пос­те­ли, пре­рыва­ясь толь­ко на еду и сон. Пос­лушно пи­ла и ела всё то, что в ме­ня но­рови­ли влить и впих­нуть Ле­онар­да, Ха­тун, Иг­на­сио и Са­мия с Де­мет­ри­осом и Эс­те­баном.

Нет, пер­вое вре­мя я про­тиви­лась при­нуди­тель­но­му за­кар­мли­ванию, по­тому что тя­жёлая прос­ту­да от­ня­ла у ме­ня мно­го сил, ко­торых да­же на то, что­бы по­есть не хва­тало. Но раз­ве од­на бы я сла­дила с шестью серь­ёз­но нас­тро­ен­ны­ми людь­ми, ко­торые во что бы то ни ста­ло, хо­тели пос­ко­рее пос­та­вить ме­ня на но­ги.

Их ста­рания увен­ча­лись ус­пе­хом: на поп­равку я шла до­воль­но быс­тро, ле­чив­ший ме­ня всё это вре­мя Де­мет­ри­ос раз­ре­шил вста­вать с пос­те­ли и вы­ходить по­дышать све­жим воз­ду­хом во внут­ренний дво­рик – прав­да, на пять ми­нут и при ус­ло­вии, что теп­лее оде­нусь.

Ча­сами в сво­ей ком­на­те пос­ле ко­рот­ких про­гулок я мог­ла си­деть с Ле­онар­дой и Ха­тун, пре­давать­ся счас­тли­вым вос­по­мина­ни­ям о мо­ей преж­ней счас­тли­вой жиз­ни, от ко­торой сей­час ос­та­лись од­ни об­ломки.

Ког­да же бо­лезнь окон­ча­тель­но от­сту­пила от ме­ня, я вновь вер­ну­лась к за­няти­ям ис­пан­ским язы­ком и фех­то­вани­ям с Эс­те­баном. Кас­ти­лец пос­то­ян­но де­лал мне поб­лажки во вре­мя тре­ниро­вок, что ужас­но раз­дра­жало, и о чём я не умол­ча­ла пе­ред ним. Тог­да, по мо­ей же нас­то­ятель­ной прось­бе, Эс­те­бан пе­рес­тал да­вать мне пос­лабле­ния. Труд­но бы­ло, ко­неч­но, за семь дней бо­лез­ни я рас­те­ряла не­мало сил и мыш­цы от­выкли от наг­ру­зок, но су­губо из уп­рямс­тва я вык­ла­дыва­лась на двес­ти про­цен­тов, не ща­дя се­бя.