Страница 66 из 71
Дьячков хотел устроить её в контурщицкой комнатушке, но она наотрез отказалась: хотелось быть поближе к этой проклятой раме на случай непредвиденных обстоятельств. На случай них же Ольга, стоически игнорируя озноб, вспышки боли и страх, тянулась к выпавшей из руки куратора «Олдвэя» пушке. Свидригайло с Дьячковым, конечно, держали на прицеле единственный выход на этаж, но за сегодняшний день кредит веры в человечество у Логуновой упал ниже некуда и требовал дополнительной подстраховки.
Паршин оказался на подхвате у стажёра – Кондратий обретался у рамы, выкрикивая Силину какую-то нумерологическую тарабарщину, которая, видимо, высвечивалась на дисплеях присобаченных к раме угловатых капсул. Фёдор отвечал Кондратию той же монетой. Время отсчитывалось тикающим в больной ноге пульсом.
– Вот одного понять не могу, – выпалила Свидригайло, – это какой мразью надо быть, чтоб порешить даже хомяков? Животинки-то что этому вашему одержимому сделали? Скажи, Логунова!
Зубы Ольги выбили такую дробь, что, наверное, это услышал даже стажёр у своего системного блока.
– И это… всё, что тебя волнует?
Ольгу в этот момент волновали три вещи: не завалится ли она набок, если рывком подтянет к себе пистолет, почему происходящее так напоминает кадр из фильма про болливудскую мафию, и почему, чёрт дери, предыдущая мысль кажется ей столь важной. Стресс, наверное.
– Нет, конечно! Ещё…
– Три-пять-восемь-дробь-один-не-отвлекаться-Свидригайло! – рявкнул Паршин.
– А я чё, я ничё…
– Вот и отлично! Так, следующий индекс, Силин: четыре-два-ноль-дробь-семь.
– Руки, – медленно сказал Дьячков.
– Что «руки»?! – рявкнул Кондратий. – Что ты тут мне…
– Поднятые вверх.
Было что-то в тоне Гавриила, что Паршин прекратил орать и замер. Ольга закусила губу от досады – с её положения сидя на полу немного увидишь. В спину безжалостно впивался ребристый жёсткий пандус. Ольга провела пальцем по ледяному металлу. Дура! Толку от пушки, если её наверняка можно перезарядить только двумя руками? Если она вообще заряжена… взведена?.. как это вообще делается?
Ей оставалось только беспомощно наблюдать, как, подняв пустые руки, на уровень, пошатываясь, поднимается Толик Морозов.
– Ребят… – произнёс он, послушно остановившись после истеричного взвизга Оксаны, – … я не очень понимаю, что происходит… но хорошо, что я вас нашёл.
Не об этом ли одержимом говорил Печенье? Ольга прищурилась. Свет из лестничного проёма вычерчивал тёмную фигуру Толика, мешая рассмотреть какие-либо подробности.
Первым очнулся Паршин.
– Морозов, правильно? – медленно сказал он. – Видишь ли, Морозов… нет-нет, стой, где стоишь... Свидригайло и Дьячков, не спите! Так вот, видишь ли, Морозов, тут происходят странные вещи, – Ольга спиной ощутила лёгкую дрожь металлического пандуса от шагов кандидата наук. Какого чёрта он задумал? – И у нас тут собрались… как бы это сказать… только проверенные люди…
Убаюкивающие увещевания Паршина лились и лились. Толик слушал, как осуждённый на казнь, закрыв лицо руками – теперь Ольга могла рассмотреть на тыльной стороне кистей Морозова ветвящиеся линии, кажущиеся в полумраке верхнего этажа чёрными. У этого есть какая-то связь с одержимостью?
«У этого есть какая-то связь с разрывом сосудов, невежественная дева», – сказал голос внутри её головы.
Ольга вовремя вспомнила первое правило шизанутости и не стала вслух восклицать: «Печенье!» Мышцы нижней челюсти свело судорогой от напряжения, и Логунова клацнула зубами, чувствительно прикусив язык.
Паршин как раз объяснял мнущемуся у лестницы Морозову о важности карантина для разных подозрительных элементов отряда, а Ольга, наконец, поняла, что привлекло её внимание. Рядом с ботинком Толика оказался какой-то небольшой округлый предмет – его неестественно длинная тень ложилась на пятна крови и тело одного из убитых – и Логунова могла поклясться, что минуту назад никакого предмета там не было.
Пока Кондратий клялся и божился, что Морозова обязательно подберёт комиссия с альфы буквально через пару-тройку часов, а боеприпасов, чтобы отбить атаку болотных соплей, у него тут завались, предмет пришёл в движение. Катился он рывками, как далёкое от формы тора неолитическое колесо, но препятствия из трупов и луж крови обходил ловко, как машинка на радиоуправлении. Кажется, кроме Ольги, никто не обращал на аномалию внимания. Впрочем, не исключено, что после взрыва платформа слегка покосилась, и мелкие предметы катятся по наклонной…
«Потрясающая сила самовнушения», – сварливо прокомментировал внутренний голос.
Предмет подкатился ближе, и Ольга признала в нём два слипшихся намертво пряника в форме сердечек.
«Возьми меня с собой. Только не ешь, я тебе ещё пригожусь», – посоветовали пряники, ткнувшись, как пришедший с повинной щенок, в руку Ольги.
Пока происходящее скатывалось к фантасмагорическому «Колобку», а Кондратий увещевал, что ситуация почти штатная, и всё будет хорошо, грохнуло. Морозов, взмахнув руками, повалился назад, а из проёма рыбкой вылетело ребристое яйцо гранаты и запрыгало, весело блямкая, по полу в сторону Ольги и контура.