Страница 4 из 71
Кондратий Паршин, двадцатисемилетний новоиспеченный кандидат наук в области фармакологии, размешивал крекером чай. На своего собеседника, профессора Середу, он старался не поднимать взгляд, дабы не выдавать мятым лицом вчерашней тайной вечери по поводу защиты. Мучимый лёгким похмельным отупением, Паршин тщательно пытался подумать, что от него с утра пораньше понадобилось бывшему научному руководителю. Кроме как принести свои поздравления, конечно.
– Вы сегодня опоздали, – предпринял Середа ещё одну попытку начать диалог. – На пятнадцать минут. Я по компьютеру посмотрел, – похвастался он своей технической подкованностью.
Кондратий покивал, тупо наблюдая, как половинка крекера отвалилась и рыхлым полукругом опустилась на закопченное от заварки дно чашки. Ага, поздравления, конечно.
– И вы теперь не можете ссылаться на занятость научным проектом, – довольно произнёс Середа, словно эта была лучшая новость за день. Он неожиданно поднялся со стула, хлопнув Паршина по плечу так, что тот поперхнулся чаем, и, сияя, уселся обратно: – А вообще, конечно, поздравляю, поздравляю! И тема такая хорошая, прикладная.
Паршин покивал. Чай оказался безнадёжно испорчен стойким луковым духом от крекера. Его не спасли даже три кубика сахара.
– Помню-помню, как ты сюда абитуриентом пришёл, – Середу потянуло на мечтательную ностальгию, отчего он спонтанно переходил на «ты». Это могло затянуться надолго. – Мы ж всё тебе дали…
«Стол, стул, терминал с допуском до пары битых сегментов Сети, клейкие листочки для записей и карандаш», – припомнил Паршин. Причём точилку приходилось клянчить в соседней лаборатории.
– … всем снабдили для плодотворной научной работы, – разливался соловьём профессор.
Паршин прихлебнул лукового чифира с высоким содержанием крахмала и сахарозы, что придало ему храбрости:
– Мне пришлось изучать изменения высшей нервной деятельности на мышах, – сухо сказал он. Тирада не помогла, если судить по тому, что Середа остался в состоянии умиления казённой щедростью. Кондратий попробовал перефразировать: – Изучать адренергическую и серотонинергическую передачу в ретикулярной формации. На мышах.
– Я ж говорю: всем снабдили.
Свежеиспеченному кандидату наук не оставалось ничего иного, кроме как со вздохом признать профессорскую правоту. Иногда Кондратию казалось, что у лабораторных мышей воображение развито лучше, чем у Середы. А уж какой потенциал высшей нервной деятельности был у пары студентов, за пузырь готовых принимать любые коктейли из нейролептиков, лучше вообще было не распространяться в институтских стенах.
– Если бы вы активнее принимали участие в социальной жизни института, тогда и отдача была больше, конечно, – продолжал Середа. – Взять того же Тегипко, например…
Фраза давно уже стала кодовой: после неё Кондратий отказывался улавливать смысл профессорских речей ближайшие несколько минут. Потому что вторая вещь, которая вызывала у Середы умиление, помимо государственных дотаций институту, были такие сотрудники, как Станислав Тегипко.
Последний был крайне чуток, когда дело касалось того, как найти правильный подход к начальству. Тегипко не пропускал ни одного собрания молодых учёных, где с крайне умным видом просиживал штаны, скрипя стулом, не рассчитанным на подобные нагрузки. Тегипко постоянно умудрялся заниматься какими-то невнятными темами типа прогнозов развития, при этом в совершенстве овладев навыками составления нарядов, отчётов и служебных записок. Поговаривали, что чрез дебри стасиковой канцелярщины не мог продраться сам Середа, бессильно откладывая в сторону карандаш для правок и невольно преисполняясь уважения к столь перспективной молодой крови. А ещё Тегипко ходил в ту же спортивную секцию, что и директор института. А ещё поговаривали, что денежная компенсация на съём жилья у Тегипко была существенно выше, чем у остальных сотрудников. Как и были ли вообще связаны между собой два последних факта, мнения разнились, но за истинность второго Паршин мог ручаться, потому что каждый месяц вносил свои жалкие компенсационные копейки в дело совместного с Тегипко съёма двушки.
– Помню, ты всё говорил, что хочешь заниматься прикладной наукой…
Паршин вдруг обнаружил, что профессор смотрит на него, видимо, ожидая подтверждения своих слов. Кондратий усердно закивал.
– Так вот, наши коллеги тут столкнулись с небольшой проблемой…
Паршин вопросительно приподнял бровь и отхлебнул чай. Вояки?
– … в колонии…
Ну, точно вояки.
– Я им обещал найти человека. Тема твоей диссертации ложится под тэзэ идеально. Клиническую группу они обеспечат.
Надо думать, не мышей.
– Как, интересует?
Паршин воззрился в бурду из крошек печенья и чайных пакетиков, болтавшуюся на дне чашки.
– Что за проблема?
Середа сделал волнообразное движение рукой:
– Разбушевавшееся воображение. Местный воздух так действует, наверное, – пожал плечами профессор и, прищурившись, посмотрел на свежеиспеченного кандидата наук из-под очков: – Ну, что, принципиально согласен?
Кондратий махом допил чай. Всё, что угодно, обещало быть интереснее, чем приобретение пролежней на заднице от сидения в стенах альма матер.
– Согласен.
Середа вскочил со стула с нехарактерной для него прытью.