Топь

Куратор «Олдвэя» перешагнул порог медотсека подобно долговязой цапле. Вплоть до этого Паршин относился к контурщику нейтрально-благожелательно, как, впрочем, и к любому человеку, с которым не был близко знаком. Сейчас вид Джеретто, хищно вперившегося в Логунову тигрино-жёлтыми глазами, отчего-то доверия не вызывал.

– Эта… – он небрежно кивнул в сторону Ольги, – была в сознании всё время?

– Последние пятнадцать минут… – начал, было, Кондратий, но его прервал обеспокоенный Дьячков, умудрившийся протиснуться в первые ряды консилиума:

– Там, внизу, ну, когда эти… штуки напали – нет, – омегианец повернулся к нему так резко, что Гавриил сделал инстинктивный шаг назад, вжав голову в плечи. – Я подумал, воды наглоталась, но, когда мы уже в лифте были, она глаза открыла.

– Пока история, как случилась внизу, не повторилась, советую пристрелить девку, – обронил контурщик, делая шаг в сторону Логуновой.

Путь ему заступила насупившаяся Свидригайло. Она не доставала макушкой и до плеча омегианца, но вид имела весьма свирепый.

– Мочою бычьей с бережка смыло наши с товарищем аспирантом старания, значит? – она резким движением сунула под нос Джеретто запаянный пакет с физраствором, хрусткие пластиковые края которого до этого нервно комкала в пальцах. – Я тут вынуждена экстра краткий курс всего этого дерьма проходить, чтобы только Рыжая кони не двинула, ага. Чтобы потом припёрся какой-нибудь подозрительный хрен и сказал: «в расход»? Знаешь, что я тебе скажу, товарищ контурщик? Пусть каждый идёт заниматься своим делом, нелюдь.

После тирады Свидригайло на какое-то время повисла тишина, полная свистящего дыхания. Выражение лица куратора «Олдвэя», скорее, свидетельствовало о лёгком любопытстве, нежели о гневе. Первым опомнился Кондратий:

– Свидригайло, займись капельницей! – рявкнул он. И, удостоверившись, что ассистентка при деле, обратился, понизив голос, к Джету: – Что за?..

Тот неопределённо дёрнул плечом:

– Нельзя ни спать, ни терять сознание, пока мы здесь. Иначе есть вероятность получить такого же… одержимого, с какими уже столкнулись внизу.

– Да она дрыхла уже до этого – ей всё нипочём, ничто не берёт, ага, – не оборачиваясь, деловито отозвалась Оксана, шурша какими-то полиэтиленовыми упаковками.

– У неё нервы железные, – поддакнул Гавриил.

– Свидригайло, молча выполнять инструкции! – снова гавкнул Паршин. Так здорово рявкать, как это выходило у Велесова, у него, увы, не получалось. – Дьячков, просто молчать! – дождавшись от обоих нестройного «так точно, товарищ аспирант», он продолжил выспрашивать контурщика: – Откуда такая информация?

– Свои каналы, – Джеретто повторил свой нервный жест и не стал вдаваться в подробности.

– Если что, я могу поручиться за Логунову, – торопливо добавил Кондратий, – она вполне так осмысленно «суками» на всех ругается, не похожа на одержимую.

– Я предупредил, в любом случае, – нелюдь, видимо, собрался ретироваться, раз его кровожадные намерения так и не нашли отклика в косных народных массах.

– Свалить отсюда раньше утра по-прежнему никак? – спросил Паршин, когда контурщик был уже в дверях.

– Исключено. Передвинуть «окна» не в моих силах.