Страница 61 из 142
- Что ты такое… Тварь! Мерзость!
Ллиарэс схватил жреца за ворот одежд и легко приподнял, приближая к себе.
- Я – твоя смерть, - прошипел он. Осколок стекла в его руке сверкнул в последний раз и, со свистом рассекая воздух, обрушился прямо на узкую переносицу жертвы. Человек дернулся, закричал. Ллиарэс, держа его одной рукой, вытащил осколок, замахнулся, ударил еще раз – снова в лицо. Затем снова. И снова. В грудь. В шею. Пока кровь не забрызгала ему светлую рубашку, руки и локти, а лицо человека не превратилось в бесформенное месиво из крови, мяса и раздробленных костей.
Наследник Энеар, откинув отвратительного вида труп от себя прочь, медленно опустился на колени, тяжело дыша, поглядел на свою руку. Из его груди вырвался вздох разочарования. Стекло, не выдержав силы последнего удара, раскололось на несколько маленьких частей. Колдун медленно наклонил руку, ссыпая осколки в снег. Его лицу было холодно, руки оказались в чужой и своей крови по локоть, но никогда еще он не чувствовал себя таким удовлетворенным и счастливым.
* * *
Сумерки сгущались медленно, но верно, лениво окрашивая снег в голубоватый, а после – густой серый оттенок. Ночь была ясной и безветренной, тишина наполняла западный простор, а высокие пики были похожи на безмолвных и вечных стражей, сломить которых было способно лишь время. Крылатый юноша и менестрель расположились у их подножья, рядом с тремя деревьями. Было слишком поздно подниматься наверх, да и Кару было бы очень тяжело. Где-то в лесу протяжно завыли серые волки, поя далекой луне свою прекрасную и тоскливую песню. Темные тучи, большие и мягкие на вид, не подгоняемые ветром, медленно плыли по небу, соединяясь и разрываясь, изредка заслоняя собой луну, а после, медленно открывая ее и позволяя ей, как ночной госпоже, освещать безлюдную землю.
Кару глубоко воткнул посох в землю, устало стянул лютню через голову и положил декой на снег, а после прикрыл краем плаща, чтобы струны не замерзли. Он сел, прижимаясь спиной к холодному камню и, обхватив себя руками, прикрыв глаза, глядел на снег, искрящийся тенями от огня и света луны. Таэнор, сидя поблизости на твердом неудобном каменном выступе, широко расставил ноги и, упираясь в них локтями, поднимал длинные сухие веточки с отваливающейся корой, которые небольшой горкой лежали у его ног, ломал их надвое и небрежно бросал в пляшущий потрескивающий огонь. На душе у молодого наследника было тревожно. Сначала эта тревога разрасталась, расходилась по нему, отравляла его, а теперь просто исчезла, не оставив после себя ничего. Только пустота, которую нечем было заполнить. Все, что наполняло его – эта окрыляющая радость, горькая печаль, холодная ярость, теперь все просто почему-то превратилось в сухой пепел.
Настолько он был реальным, что Таэнор ощущал его горький вкус на своих губах. Золотое кольцо на его пальце забрало его тепло, но осталось все таким же тяжелым. Сухая ветка в очередной раз треснула под напором его сильных рук и полетела в огонь, который с чудовищно горячей нежностью принял ее в свои рыжие объятья. Молчание становилось невыносимым и неприятным.
- Расскажешь мне, как вы познакомились с Раэнэлом? – глухо спросил Таэнор, с треском и каким-то остервенением разламывая очередной сук, будто бы это он был виноват во всех его несчастьях.
- Разве Ару не рассказывала тебе? – Кару приподнял бровь и вытянул ноги в сбитых стоптанных сапогах.
- А ты вспомни, до каких лет меня кормили обещаниями, что папа скоро придет. И сам все мне расскажет, - процедил Крылатый юноша.
Выпрямившись, он расстегнул застежку плаща у горла и бросил дяде на ноги, чтобы согреть. Мороз пробежал по его коже и парень содрогнулся. – А потом у меня не было времени. Она для этого меня гоняла с утра до вечера, верно? Чтобы я не задавал вопросов. И чтобы не вспоминал о нем.
- Ей было больно, - спокойно ответил менестрель, пряча заледеневшие руки в теплый мех плаща племянника. – Думаю, что ты и сам понимаешь, каково это, терять близких и любимых, а затем отвечать на вопросы о них. И за шестнадцать лет ее боль и тоска не угасли.
- Но я ведь не был ей чужим.
- На этот вопрос я не могу ответить тебе, Таэнор. Тебя воспитывала она, и, думаю, она вполне справилась со своей задачей. Она отдала тебе всю себя…. Не стоило требовать от нее большего.
Парень скользнул с выступа и аккуратно лег, положив голову к дяде на колени для удобства, складывая руки на груди.
- Расскажи ты.
Кару коротко улыбнулся и пустил руки, перебирая темные густые волосы племянника, сейчас чуть влажные и холодные, а из-за света огня отливающие цветом темного дерева, ощущая, как они неохотно пряди скользят между его длинных и изящных пальцев.
- Мы жили в том разрушенном домике, я уже не помню, сколько лет. Как жили мы, ты знаешь. Кем были наши родители, ты тоже уже знаешь, как они умерли, кем мы стали…. Тогда я еще не умел перечить твоей матери, представь себе. Мы выживали потому что, наверное, она никогда никого к нам не подпускала. Даже с детства.
- Ну, хотя бы изменилась…. Немножко. Она ведь опускала меня в деревеньки.
- Лишь потому, что я сказал ей, - усмехнулся менестрель, - что нельзя держать ребенка взаперти. А тем более тебя. Будущего короля.
- Не отвлекайся, - нахмурился Таэнор, закрывая глаза и вслушиваясь в приятный родной голос.