Страница 33 из 39
Я хочу, я желаю боли другому, и пусть Бог простит меня. Я хочу, чтобы когда-нибудь от кого-нибудь он получил сполна. Я не знаю, поможет ли ему это. Боль - это два пути: один - к человеку, другой - в нелюди. Страшно, когда человек меряет вселенную лишь притязаниями своего "Я". Истину меряет лишь своей утробой. Я желаю ему боли, но не зла.
Я написала домой и впервые за все время жизни в Москве обратилась с просьбой о деньгах. Когда пришел перевод, отправилась по уже знакомому мне адресу и сделала аборт. Мне сказали, что детей у меня больше не будет.
Вернувшись в общежитие, я обнаружила, что мои вещи вынесли в камеру хранения, а в моей комнате живут незнакомые студенты. Я переселилась в телехолл и, несмотря на ежедневные угрозы коменданта этажа сдать меня в милицию, вновь окунулась в беспросветное пьянство. Терять мне больше было совершенно нечего, о будущем я не задумывалась, потому что его не было. Ежедневно просыпаясь на кожаном диване в холле, я ощущала только одну потребность - хотя бы еще на один день уничтожить настоящее. Но для этого было необходимо ежедневно занимать у кого-нибудь деньги на водку. Поскольку перспектива получить их обратно была близка к нулю, деньги мне одалживали все неохотнее.
Однажды вечером, блуждая как тень по коридорам общежития в поисках денег, и пугая всех встречных своим совершенно жутким запахом и видом, я оказалась возле двери комнаты, где жила моя подруга Наталья. Из комнаты слышался негромкий разговор, голоса показались мне знакомыми. Я постучалась и, видя, что открывать не собираются, стала яростно колотить в дверь руками и ногами. Дверь открыла Наталья, лицо ее раскраснелось, халат был небрежно наброшен на голое тело. Через ее плечо я увидела, лежащего в ее постели поверх одела, совершенно обнаженного Лео, который пил из бокала вино.
Возникла пауза. Затем Наталья, ни слова не говоря, повернулась ко мне спиной, покопалась в ящике своего стола и, вынув оттуда кошелек, протянула мне смятую бумажку. Я взяла бумажку не глядя на Наталью. Странно ухмыляясь, не сводила глаз с Лео. А он, не сделав никакой попытки пополнить свой гардероб, все так же лежал и, нахмурившись, поглядывая куда-то в сторону, молча потягивал из бокала вино.
- Прости, малыш, - наконец сказала я ему, повернулась и ушла к себе. Там я достала давнишний конверт, в который Лео заклеил записку с предсказанием будущего наших отношений и прочитала: "Ты умрешь в одиночестве и позоре".
Спустя несколько дней я привела свои дела в порядок, обзвонила по списку несколько небольших городков в поисках работы, забрала свои вещи из камеры хранения и уехала преподавать философию в М-ский пединститут.
***
Перебравшись жить и работать в М-ск, я заняла обшарпанную комнатку в общежитии, в которой до меня обитал преподаватель философии - запойный алкоголик. Приходилось держать глубокую оборону, поскольку первое время, особенно по ночам, в комнату постоянно ломились собутыльники уволенного философа, никак не соглашавшиеся с тем, что его лавочка закрылась. Однажды ночью крючок, на который запиралась моя дверь, кто-то открыл снаружи с помощью ножа. Я спросонья не поняла, что происходит, а потом собралась завизжать. Однако пришедшие парни, студенты-заочники, меня "успокоили" - им нужен был не секс, а товарищ для выпивки. Чтобы они ушли из комнаты, пришлось с ними выпить. Ночью несколько раз зажигали свет. Меня усиленно тормошили, но в ответ я мычала что-то бессвязное и от меня отстали. Когда я проснулась на следующее утро, то обнаружила исчезновение не только моих ночных гостей, но также моей сумочки с деньгами, магнитофона и кое-чего еще по мелочи. Естественно, я в тот же день нашла человека, который сделал мне на дверь надежный замок.
Я ощутила тотальное одиночество, острую тоску и мизантропию, общаться ни с кем не хотелось. Кроме того, окружающие, особенно соседки по общежитию, "кухонные тетки", сразу распознали, что я - не такая как они и стали относиться ко мне с подозрительностью и плохо скрываемой враждебностью. Женщина, которая обитала за стенкой, учительница начальных классов, ежедневно избивала своего малолетнего сына-школьника ремнем. Мне постоянно приходилось слушать отчаянный рев, сопровождавший сочные удары. Когда я пожаловалась директору школы, скрытое недоброжелательство ко мне превратилось в откровенную ненависть.
Однажды после занятий со мной разговорился начальник второго учебного корпуса Андрей Аркадьевич - высокий худощавый блондин лет сорока. Он ни с того ни с сего пригласил запросто заходить к нему в кабинет на чашку чая. Я не придала этому значения, однако вспомнила, что вахтер этого корпуса, маленький круглый толстяк тоже порывается заговорить и постоянно бросает на меня сладкие взгляды. Я и не думала воспользоваться приглашением, но, в один прекрасный день общительный начальник буквально насильно затащил меня к себе и стал угощать водкой. Я не слишком хорошо чувствовала себя после выпитого накануне, поэтому приняла его приглашение. Хозяин кабинета выставил на стол бутылку шведской водки "Абсолют".
Разговор коснулся моей необщительности. Андрей Аркадьевич поведал, что иногда он видит меня идущей по улице и разговаривающей сама с собой.