Страница 17 из 39
- Паспорт цел? - спрашивает она.
Я раскрываю сумку и достаю оттуда паспорт.
- Главное, не потеряй паспорт, - заботливо наставляет она, - я потеряла и до сих пор не могу восстановить.
Она окликает какого-то проходящего мимо мужчину, который присоединяется к нам.
Я просыпаюсь в каком-то подъезде: сижу на полу, обняв голову руками. Моей сумки и паспорта нет. В кармане обнаруживаю мелкую монету и зажигалку, но сигарет тоже нет. Не понимая, где я и что произошло, начинаю поиски сумки. Спускаюсь вниз и обнаруживаю, что ночевал на третьем этаже девятиэтажки. Поднимаюсь на лифте на девятый этаж и снова пешком спускаюсь на первый, наивно рассчитывая отыскать где-нибудь свою сумку. Убедившись, что она пропала совсем, выхожу из подъезда.
Иду непонятно куда по незнакомой улице. Дойдя до ее конца, зачем-то поворачиваю обратно. По дороге на меня начинает отчаянно лаять огромный пес, он буквально по пятам преследует меня. Говорят, собаки чувствуют беду. Я не знаю, как от него отвязаться, но совершенно не боюсь его, поскольку продолжаю находиться в прострации. Пес чувствует, что я не боюсь и видимо поэтому все-таки отстает.
С другого конца улица выходит на огромный пруд. Мне почему-то нужно доехать до станции метро Первомайская. Я знаю, что там меня встретит Pankratus. Он отчетливо дает мне понять, что, если доберусь туда, это решит все мои проблемы. Прохожу пустырь насквозь и выхожу к автобусной остановке. Пытаюсь что-то узнать у девушки, одиноко стоявшей в ожидании автобуса, однако она поспешно отходит подальше, тихонько проговорив:
- Я не разговариваю...
Сажусь в подъехавший автобус. Женщина-кондуктор собирает деньги за проезд, но мое присутствие игнорирует. Набравшись наглости, прошу у нее немного денег, но она отвечает возмущенным отказом. Спрашиваю у пассажиров, как мне лучше доехать до станции метро "Первомайская". Они дают разные советы, которые сводятся к необходимости выйти из автобуса и ехать дальше на метро. Выхожу из автобуса, какая-то женщина заботливо берет меня за руку и переводит через дорогу. Захожу в арку двора большого жилого дома сталинской застройки. Сажусь на скамейку и начинаю искать на траве окурки. Закуриваю стоя, и сразу же у меня начинает резко кружиться голова. Я падаю на спину возле гаражей.
Полежав немного, поднимаюсь и выхожу обратно через арку двора на улицу. Возле пожарной станции пью из колонки воду. Вижу вход на станцию метро и понимаю, что меня туда не пустят. Поэтому захожу в ту дверь, где выход и иду против движения выходящих пассажиров. Турникет на выходе пытается меня остановить, но я перелезаю через него и, оказавшись в метро, начинаю спускаться по эскалатору.
Ближе к выходу с эскалатора я сделал несколько шагов вниз и скоро оказался на ярко освещённой платформе.
***
Каким бы искренним ни был мизантроп, порой он напоминает одного старика-поэта, прикованного к постели и совершенно забытого. Рассердившись на современников, он объявил, что не примет у себя дома ни одного из них. Его жена из милосердия время от времени выходила и звонила в дверь.
"Я мужчина, ищу женщину, такую же, как и я сам, живущую в двух реальностях, но лишь с той разницей, что здесь она должна быть женщиной, а там мужчиной!" - сказала покончившая с собой в возрасте двадцати одного года писательница. Эти слова я обдумываю, сидя на станции метро "Первоамйская", охваченный ощущением абсолютной безнадежности. Я все яснее убеждаюсь в том, что в течение всей своей жизни искал женщину-ничто, женщину-несуществующую. Желание найти её как можно скорее давно уже завладело мною, наверно в то мгновение, когда пришёл в себя после того как в десятилетнем возрасте очень неудачно (удачно?) прыгнул в воду бассейна. Ударился головой, потерял сознание и стал тонуть, меня вытащили и привели в чувство. Но за мгновение до того, как открыть глаза, я увидел вокруг себя ничего и себя в этом ничего. Когда ничто улыбнулось, моё сердце навсегда погибло. Теперь остается лишь погибнуть окончательно. Pankratus, где ты?
Мне становится совсем плохо. У меня начинает деревенеть язык и я с ужасом понимаю, что не могу произнести ни слова. Отказывает и повисает безжизненной плетью левая рука, мутится в глазах и я медленно опускаюсь на пол.
Когда я прихожу в себя, боли уже нет. Невдалеке, над входом в тоннель, ведущий в направлении станции "Щелковская", высвечивается табло, обозначающее минуты и секунды, прошедшие с момента ухода последнего поезда. Все куда-то подевались. Станция удивительно пустынна, ее освещает мерцающий, призрачный свет. Я брожу вдоль станции, в надежде найти хотя бы одну живую душу, но никого нет. Над выходом из станции высвечивается надпись: "Исхода нет". Мне кажется, что стоит лишь захотеть - и стены проклятого подземелья растают, как мартовский лед, как лютый морок.