Страница 25 из 44
Елизавета Алексеевна сконфуженно покосилась на мужа, не зная, одобрит ли тот столь явные проявления эмоций с ее стороны. Но граф Акусин, встав с кресла, подошел к жене и, слегка улыбнувшись, лишь молча поцеловал ее руку. В больших карих глазах графини Акусиной немедленно заблестели слезы. Сергей Александрович был не из тех людей, что любят говорить о своих чувствах или без стеснения проявляют знаки внимания к своей второй половине на людях. Женившись снова после смерти первой жены, граф был более чем сдержан с юной графиней, что порой весьма обижало ее.
– Помилуйте, ma chérie, никто в этой комнате и не собирается думать о вас плохо, – поддержал супругу граф Орлов-Денисов. – Вы, милые дамы, слишком эмоциональны, но за это мы и любим вас.
– Тогда я продолжу, – немного успокоившись, произнесла Наталья Андреевна, определенно довольная всеобщим одобрением своего поступка.
Она расправила складки платья и продолжила:
– Княгиня Бабичева посоветовала мне обратиться к одной цыганке…
– Сударыня! – в один голос вскричали граф Акусин и граф Лунин. Последний, как ни странно, не был осведомлен о сем поступке графини, хотя между ними не было никаких тайн. Их духовная связь не раз вызывала необоснованные подозрения у Николая Васильевича, периодически устраивавшего супруге сцены ревности. – Как вы, такая здравомыслящая женщина, могли связаться с шарлатанкой! Это немыслимо!
– Но, тем не менее, я это сделала, – холодно заметила Наталья Андреевна. – В то время, когда спасение жизни моего Николя было важнее предрассудков… Итак, как я уже сказала, по совету княгини, я обратилась к одной цыганке. Не желая быть узнанной, я прибыла к ней под покровом ночи. На улице была жуткая метель. Завывал ветер в печных трубах, ставни заброшенных домов (а я находилась в не самой фешенебельной части города) жалобно скрипели на ветру, одинокие фигуры прохожих кутались в бедные одежды и быстрыми шагами семенили вдоль улицы, желая поскорее добраться до дома. «Барыня, мы приехали, – сказал мне кучер Иван, когда мы остановились около крыльца одного невзрачного дома. – Кажись, это здесь». «Спасибо, голубчик», – ответила я, с его помощью выходя из кареты. Окинув взглядом дом (avec curiosité, je ne cacherai pas[7]), я постучала в дверь. Мне долго не открывали, так что я стала сомневаться, правильный ли адрес дала мне княгиня, а может, и мой Иван что-то напутал. Но внезапно дверь отворилась, и на пороге показалась женщина лет сорока, не лишенная еще привлекательности (вы таких любили, Серж): с горящими карими глазами и черными, как смоль, волосами, заплетенными в большую тяжелую косу. Одета она была в простенькое платье; единственным украшением была большая красивая шаль. Не спрашивая меня о цели моего визита, женщина молча отошла в сторону, давая возможность пройти в бедненькую переднюю.
– Мишто явъян![8] – низким голосом проговорила цыганка после долгой паузы. – Со ту камэс?[9]
– Ч-что? – опешила я, не разобрав ни единого слова. – Я не понимаю тебя!
– Простите, барыня, – спохватилась цыганка, – задумалась я, вот и не ведаю, что говорю. Располагайтесь ближе к огню, барыня. Погодка-то не для поездок, мэ дыкхав[10]. Чего изволите откушать или испить?
– Не до чаев мне, голубушка, не до чаев, – грустно вздохнула я, опечаленная болезнью моего Николя. – Погадай-ка мне лучше, да и подскажи, вылечится ли мой дорогой супруг или нет, будет ли жив или моему другу никогда не подняться? Что ждет меня в будущем?
– Не печальтесь, барыня, вытрите личико, – засуетилась цыганка, увидев, что у меня выступили слезы. – Садись вот сюда, красавица.
Она указала мне на кресло возле камина, а сама села рядом, на скамеечку, взяла в руки гитару, лежавшую тут же на ковре, и затянула какой-то романс, да такой грустный, что mon cœur faillit éclater du angoisse[11]. А она продолжала петь, не замечая ни меня, ни моих слез, уже струившихся по щекам. Наконец, цыганка отложила гитару в сторону и взглянула на мое заплаканное лицо.
– Дайте, барыня, ручку… да не возьму я денег, – отмахнулась она от протянутого мешочка с монетами, – не в них счастье, красавица. Сколько людей сызмальства знавала я: и богатые, и красавцы, а вот счастья-то у них нет.
Цыганка взяла мою руку и долго-долго молча рассматривала ее. Avouer[12], я очень испугалась и, сказать по правде, пожалела, что обратилась к ней. Мое стремление узнать будущее как-то померкло, и мне ужасно захотелось вернуться домой.
– Как вы непостоянны, милые дамы, – улыбнулся граф Акусин, весело поглядев на рассказчицу. – До поры до времени вы хотите что-то знать, но когда настает момент открытия истины, ваша переменчивая натура желает вернуть все на круги своя. Но, тем не менее, несмотря на то, что ваши капризы часто выводят нас из себя и порой нам бывает нелегко с вами, мы все равно любим и боготворим вас.
Все мужчины (за исключением дядюшки графини, продолжавшего дремать на протяжении всего вечера, пригревшись около камина) улыбнулись, услышав суждение Сергея Александровича о женщинах.