Страница 24 из 44
– Господа, господа! Я хотела бы поднять этот бокал за богиню правосудия Фемиду. Je suis sûre[1], что никто не избежит справедливого наказания. Бог не допустит!
– Ma chérie, если бы ты знала, как часто этой богине закрывают глаза, – усмехнулся ее супруг и обратился к севшему в кресло рядом с ним графу Лунину, предварительно смерив того насмешливым взглядом: – Кому, как не вам, милостивый государь, знать об этом.
Вспыхнув от гнева, Иван Дмитриевич тотчас же ответил:
– И не только мне, сударь, ибо вам также приходилось по роду службы принимать не всегда правильные решения. Однако я же не ставлю вам этого в укор, n’est-ce pas?
– О Боже, – всплеснула руками Наталья Андреевна, – неужели это никогда не прекратится? Разве сейчас имеет значение, кто когда был прав, а кто − нет. Иногда с человеком случаются некие вещи помимо его собственной воли или желания, ибо вся его жизнь записана в книге человеческих судеб, и изменить что-либо в ней не подвластно никому.
– Вы действительно так думаете, дорогая графиня? – с любопытством взглянув на графиню, осведомился граф Акусин, слывший в обществе вольтерьянцем[2]. – Вы считаете, что Господь Бог каждому отвел в этой книге отдельную главу, и человек не может переписать ее на свой лад?
– Голубчик, я знаю ваше неприятие всего, что связано с верой в Бога, – осуждающе посмотрев на него, ответила Наталья Андреевна, – ибо вы скептически относитесь даже к тем фактам, которые иначе как сверхъестественными и не назовешь. Такие, как вы (с вашим гуманизмом и натурализмом), отрицают все, ce que nos ancêtres croyaient.[3]
– О каких фактах идет речь? – спокойно спросил Сергей Александрович, ничуть не задетый явным вызовом, прозвучавшим в речах хозяйки дома.
– Я говорю о предсказаниях, пророчествах, предчувствиях, о явлениях ангелов или святых простым смертным, – раздраженным голосом проговорила графиня, резким движением раскрывая веер и обмахивая им разгоряченное от возмущения лицо.
– Если вы, дорогая графиня, говорите о предчувствиях, а не о предсказаниях, то тут я могу с вами согласиться и готов поверить в этот ненаучный факт, ибо человек, его сознание, а точнее, его мозг – это на сей день малоизученная наукой область.
– Ну, хоть в этом вы соглашаетесь со мной, – примирительным тоном ответила ему Наталья Андреевна, обрадовавшись, что граф так быстро сдался, оставив свои вольнодумные философские рассуждения при себе. Протянув ему руку в знак своего дружеского расположения, она продолжила: – Господа, я вспомнила, что обещала рассказать вам об одном таком предсказании или, − как вам угодно, голубчик мой, Сергей Александрович, − предчувствии некой особы, к которой мне пришлось обратиться несколько лет назад из-за болезни моего Николя.
– Неужели вы ходили к гадалке? Вы? Вы ведь так рассудительны всегда! – ужаснулось юное создание, испуганно заморгав глазами. – Je n’ai jamais été capable de le faire. Jamais[4]!
– О, великосветские дамы Москвы и Санкт-Петербурга после смерти известной французской гадалки просто помешались на гадании и предсказаниях, – усмехнулся Николай Васильевич. – Без этого не проходит ни один вечер. Москву и столицу прямо-таки наводнили лжепророки и прорицательницы, тянущие большие деньги из наивных маменек, желающих повыгоднее выдать дочерей замуж, или вдовушек, мечтающих вновь найти себе супруга. А те и рады стараться.
– Вы говорите о Марии Ленорман, предсказавшей крах самому Наполеону? – поинтересовался граф Лунин.
– Совершенно верно, милостивый государь, – подтвердил его слова Николай Васильевич. – И не только ему. Еще за несколько лет до восстания декабристов она предсказала гибель их вдохновителей.
– А не могли бы вы рассказать об этой гадалке поподробнее, – попросил граф Акусин, явно заинтересовавшийся словами собеседников.
– С превеликим удовольствием, mes amis, но только после того, как мы услышим рассказ нашей очаровательной хозяйки, – ответил граф Лунин. Обратив на нее страстный взгляд, он склонил голову перед Натальей Андреевной.
Графиня вспыхнула и в смущении опустила глаза. К счастью, этот жаркий взгляд остался незамеченным окружающими их гостями, находившимися еще под впечатлением предыдущих рассказов. Поэтому, чтобы не вызвать подозрений у слушателей, графиня Орлова-Денисова, удобно устроившись в кресле, начала свое повествование, предварительно извинившись за возможные неточности в рассказе:
– Как я уже сказала, несколько лет назад mon cher Nicolas был тяжело болен. Что я только не предпринимала: мсье Андре, наш доктор, перепробовал все, но улучшения не наступало. Никифор Андреевич, свет мой, лично привез своего врача, не раз спасавшего его самого от смерти. Была приглашена даже знахарка Настасья (хотя, надо сказать, Николя был против ее визита, но я настояла на своем). Malheureusement[5], ничего не помогало, и протоирей Феодор… Вы ведь знакомы с ним, голубчик? – обратилась она к князю Безбородскому, сидевшему напротив нее с явно скучающим видом. В отличие от остальных, он не был большим любителем дамских историй, считая, что они слишком слезливы и сентиментальны. – Так вот: он посоветовал уже елеосвящение. О, вы должны понять мое состояние. J’ai été effrayée[6]. Не осуждайте меня!