Страница 19 из 44
– Я согласен с вами, сударь. Действительно, граф Перовский обладает циничным и беспринципным нравом. Мне доводилось с ним встречаться, ибо наш Государь благоволит и ему и его брату, Василию Алексеевичу. Он ведет себя со всеми, кто ниже его по рангу, высокомерно и надменно, и, наоборот, охотно льстит тем, кто может помочь ему хоть как-то возвыситься в глазах Императора.
– Oh oui[9], – отозвалась Наталья Андреевна, расправляя складки своего платья, – весьма неприятный monsieur. Гордец, каких еще свет не видывал.
– Но при этом он немало сделал для блага государства, – вступился за него Иван Дмитриевич.
– Позвольте узнать, что именно, милостивый государь, – ехидно поинтересовался Николай Васильевич и, прищурив глаз, насмешливо поглядел на графа. – Уверен, вам хватит и пальцев одной руки.
– Посмотрим, – холодно отозвался граф Лунин. – Прежде чем я начну перечислять заслуги этого человека, хочу сразу оговориться, что я никоим образом не защищаю графа Перовского, а только перечисляю факты. Итак, благодаря своей страсти, как вы правильно выразились, сударь, Лев Алексеевич считается первым покровителем гранильного и камнерезного искусства в империи; он проявил большое усердие на посту министра внутренних дел – и этого вы тоже не можете отрицать.
– Да, возможно, – уклонился от прямого ответа граф Орлов-Денисов. – Но ему легко было это сделать, так как он сам был членом Тайного военного общества.
– Эти ошибки молодости были прощены нашим Государем, – возразил граф Лунин, перебив собеседника. – К тому же, возглавляя Департамент уездов, графу удалось добиться ряда нововведений, реформ…
– …после которых уездные крестьяне подняли бунт, – вставил Николай Васильевич.
– По приказу Льва Алексеевича была проведена ревизия, то есть народная перепись, затем…
– Господа, господа! – прервав графа Лунина, громко запротестовал князь Безбородский. – Эдак мы и до утра не доберемся до конца рассказа… Николай Васильевич, вы так и не ответили на вопрос: как совершенно разные по статусу люди стали врагами? Это невозможно! Один живет на Урале, другой в Петербурге. Похоже, вы что-то не договариваете.
– Проклятые камни – вот что их объединило, – решив прекратить спор с графом Луниным, ответил Николай Васильевич. – Одного сгубило малодушие, а другого −жадность и тщеславие.
– Это как? – не понял князь, удивленно глядя на рассказчика.
– Я сначала и сам не разобрался, поэтому решил расспросить моего ночного собеседника поподробнее. И вот что он мне поведал. Как я уже сказал, граф Перовский был увлечен камнями как никто другой. Это была его жизнь. Семьи не было, ибо жена умерла довольно-таки рано, детьми не обзавелся. С родными братьями он почти не знался, хотя иногда встречался с Василием Алексеевичем по служебным делам. Признаться, я слышал о нем, и немало. Но прежде всего граф слывет прекрасным организатором. Сами посудите: он четко отладил работу по снабжению Петергофской фабрики камнями, не забывая, конечно, пополнять и свою собственную коллекцию, которой граф очень гордится. А о ней, надо вам сказать, ходят легенды, ибо все лучшие камни, добытые в разных странах, оседали и оседают в кабинете Льва Алексеевича…
– Это голословное обвинение, сударь. Впрочем, слухи о его коллекции долетели и до ушей нашего Императора, и он весьма заинтересовался ею, – подтвердил граф Лунин.
– Хорошо, милостивый государь, что хоть в этом вы со мной согласны, – легкая улыбка коснулась уголков рта Николая Васильевича. Он прекрасно понимал, как тяжело было Ивану Дмитриевичу согласиться с его правотой. – Но не будем отвлекаться… Как мне поведал мсье Ярошевицкий, противостояние этих двух людей началось с банальной переписки. Прознав про то, что уральским рудокопам выпала такая удача, Перовский тут же смекнул, что недурно было бы прибрать к рукам и эти прииски, но Кабинет его Императорского Величества отказался передавать многообещающий источник доходов под начало Департамента уездов, что весьма огорчило графа. Привыкший всегда добиваться поставленной цели, он решается действовать напрямую. Написав небольшое послание, разумеется, через посредника в лице директора Петергофской фабрики, граф Перовский открыто предлагал свое покровительство и защиту мастеру Коковину, давая обещание достойно отблагодарить за труды. Но то ли Яков Васильевич не знал о сем господине, что вряд ли, то ли просто не понял, чего от него хочет граф, но только ответ, как рассказал статский советник, весьма не понравился директору Департамента. «Я никогда не видел графа в таком состоянии. Лишенный способности сопереживать, он производил впечатление человека холодного, как мраморное изваяние, не способного ни на какие эмоции. Но прочтя ответ Коковина, граф сильно побледнел. Затем его чуть продолговатое лицо исказилось от гнева, а в глазах появилось столько ненависти, что я испугался и попятился назад, боясь, как бы внезапная вспышка ярости не отразилась пагубно и на мне. Однако не прошло и пары минут, как от былого раздражения не осталось и следа. Все тот же холодный человек: флегматичный, циничный, с каменным выражением лица. И только в небольших колючих глазах можно было увидеть пожар, испепелявший его изнутри. «Никто не осмеливался со мной разговаривать подобным образом», – процедил граф вполголоса. После этих слов я понял, что в лице Льва Алексеевича мастер нажил злейшего, непримиримого врага, ибо многие знали о мстительном характере вице-президента Департамента уездов».