Страница 18 из 44
– Изумруд, или смарагд, – продолжал Николай Васильевич, не обратив на нее внимания, – это разновидность берилла, сочной зеленой окраски. В зависимости от количества и состава примесей расцветка камня может меняться: от травянисто- до ярко-зеленой. Этот драгоценный камень не уступает по ценности алмазу, сапфиру и рубину, а иногда и превосходит их. Изумруд был известен с древности: в одних странах он считался священным камнем, дарящим своему обладателю мудрость и надежду, в других – символизировал силу зла. Раньше его привозили из Колумбии, но с открытием копей на Урале в 1830 году началась новая эра изумруда. В Москве и Санкт-Петербурге все первые модницы считали своим долгом заполучить убор из зеленого самоцвета, символизирующего весну и молодость, плодородие и силу природы. Более того, ему приписывали целебные свойства, способность излечивать от многих недугов, а еще с помощью изумруда предсказывали будущее.
– Ах да, – мечтательно протянула Наталья Андреевна, – помнишь, mon cher, ты подарил мне на свадьбу изумительную изумрудную диадему. Mon Dieu, как она сверкала!
– Мне тоже maman оставила в наследство несколько украшений из этого камня, – проворковала Елизавета Алексеевна. – Voilà, messieurs, admirez, s’il vous plaît![7]
Она вытянула изящную ручку, на которой красовался изумительный перстень с камнем глубокого зеленого цвета.
– Не правда ли, оно очаровательно? – проговорила юная прелестница и, взмахнув огромными ресницами, вопросительно посмотрела на окружающих.
– Несомненно, моя дорогая, – подтвердил граф Акусин, прервав восторженные восклицания супруги. – А при чем здесь тот мастер?
– Именно он в начале 1831 года вместе с рабочими горного завода и обнаружил огромный пласт породы с изумрудами высокого качества, за что был даже награжден орденом.
– Наш Государь высоко оценил находку Коковина, ибо был найден новый источник государственного обогащения. Ему также были выделены немалые деньги для развития горного дела, его ценили не только в Екатеринбурге, но и в Петербурге, – сухо заметил граф Лунин. – Насколько мне известно, кабинет Его Императорского Величества воздавал должное его усердию и стараниям.
– Этот же кабинет, вместе с Департаментом уездов, и лишил человека не только доброго имени, семьи и любимого дела, но и жизни, – парировал Николай Васильевич, хмуро поглядев на Ивана Дмитриевича.
– Каждый может ошибиться, – пожал плечами граф Лунин. – Il n’y a pas des gens i
ocents.[8]
– Ошибиться? – вспыхнул Николай Васильевич. – Сколько талантливых людей сгубила глупость и жадность сильных мира сего, готовых ради своей выгоды подвести под монастырь любого, кто попадается у них на пути?
– Сударь, не кажется ли вам, что повеяло вольнодумством? Эдак можно и неприятности нажить, – предостерёг графа князь Безбородский, покосившись на Ивана Дмитриевича, сурово смотревшего на Николая Васильевича.
– Mon cher, – испугалась Наталья Андреевна, – зачем так волноваться? Так было всегда, и так будет и впредь… Прошу тебя, голубчик, не надо больше прерывать повествование. В любом случае, мы вряд ли сможет помочь этому… мастеру. S’il te plaît!
– Хорошо, – проворчал граф и, как бы ему ни хотелось вступить с дискуссию с графом Луниным, он решил отложить это на потом. – С момента обнаружения месторождения изумрудов и до начала того странного происшествия прошло около шести лет. Как мне рассказал мсье Ярошевицкий, в течение того периода Хозяйка Медной горы как бы насмехалась над людьми: то баловала их большими находками, то заставляла изо дня в день трудиться не покладая рук, не давая при этом ни единого крошечного камушка. А Петербург все требовал кристаллов, ибо сановники все больше и больше входили во вкус и интересовались прекрасными камнями. Особенно те, чья страсть к минералогии стала наваждением. Я знавал таких людей, которые могли часами, днями, месяцами сидеть в кабинете и рассматривать удивительное творение природы.
– Голубчик, – наигранно печально вздохнула графиня Орлова-Денисова, – ты сам этим грешишь...
– Да, но я никогда не забываю о вас, милостивая госпожа, – слегка улыбнулся граф и, подойдя к жене, поцеловал протянутую руку. – Но встречаются просто одержимые люди. Признаться, порой мне кажется, что камни – это их болезнь, наваждение, проклятие, в конце концов. Одним из таких людей был (и является) Лев Алексеевич Перовский.
– Перовский… Перовский, – задумчиво протянул граф Лунин, сморщив нос. – Уж не тот ли это Перовский, что возглавлял Департамент уездов, и которого совсем недавно Указом Его Величества назначили министром уделов и управляющим Кабинетом Его Императорского Величества и Академией Художеств?
– Совершенно верно, милостивый государь, – мрачно отозвался граф Орлов-Денисов. – Проклятие Хозяйки Медной горы еще не настигло его, но я убежден, что час расплаты не за горами.
– А что связывало главу Департамента уездов с мастером Коковиным, жившим на далеком Урале? – поинтересовался граф Акусин.