Страница 40 из 111
- С людьми беда, - коротко сказала она, отдышавшись и уняв боль. – Видела сейчас.
- Это не твоя печаль, - отрезал Хоралик, принимаясь растирать ей плечи.
На этот раз Дрох-тин отстранилась.
- Почему?
- Много на себя берешь. Хозяина тревожишь. Без тебя разберутся, что с людьми делать. Да и делать-то нечего – сами набедокурили, а как ответ держать – к нам прибежали!
- Дети там, - гномка едва вытолкнула изо рта следующее слово – мешали вспыхнувшие перед глазами кровожадные образы. – Гибнут.
- Дети всегда гибнут. И везде. Вон, у нас не каждая до года дите кормит. И что? Много ты им помогла?
Дрох-тин открыла рот, но тут же и закрыла его. Не поймет он. Ненавидит людей лютой злобой, будто они его с солью выпороли, да на весь свет выставили с голым задом – на срам и позор. Поймет разве? Нельзя стоять в стороне, когда детей – беспомощных, пищащих в подвешенных люльках жалобно или мирно посапывавших с кулачком во рту – рвут на части. Нельзя!
Дрох-тин отвернулась, стиснула зубы. Ей придется постараться, чтобы Таршат-тар снова начал ей доверять. Пусть перестанет хотя бы смотреть из-за каждого угла чужими глазами, тогда можно сделать по-своему.
- Вот и ладно, - Хоралик понял ее молчание иначе. – Меньше тебе, девка, с людьми водиться надо. Смотри – какая стала. Точно сохлый ковыль на ветру. Худая да жильная. А с людьми пускай люди разбираются. Вон, король послал к Хрому ихнему – пусть долг отдает, да своим соплеменникам отворот-поворот покажет.
Дрох-тин вскинулась – как так?! Сам Таршат-тар, будь хоть дважды король, такого бы не решил. Значит, был совет, на который ее любезно посудили не звать. Гномка снова стиснула зубы, чувствуя, как свело от напряжения скулы, а потом выдохнула и натянула на лицо покорную улыбку. Да, ей придется переступить через себя и не раз, но она добьется своего! И да помогут ей боги!