Мертвые земли

Остывало поле великой битвы, о которой еще сложат легенды потомки тех, кто сейчас разминал сведенные судорогами руки, пытался разжать ладони и выпустить оружие. Они не верили, что всё кончилось, вздрагивали, с возрождающейся яростью ища глазами врагов. Кого рвать? Где? И тут же успокаивались, позволяя себе, наконец, повалиться в объятия матери-земли.

Эриан сидел в стороне от повалившихся кто где воинов. Он не сводил глаз с горизонта, где уже плели боги новый день. Он ждал, что там кто-то появится, и Крафвин ждал. Но она не шла.

Сила вернулась к Крафвину, но и она не могла открыть ему – где их с Эниэлью дитя. Живо ли? Маг прислушался к вновь отбивавшему ровно и четко удары сердцу. Отклика на безмолвный зов не прозвучало. На земле больше не осталось Эль-хо-азанна. Боги дали ей новое имя. И пока на этой земле, в этом мире ее не было.

Всё, что мог разглядеть мэтр вернувшимся внутренним оком, оживало. Понеслись над головой стрижи, зашуршали ковылью куропатки, замелькали пестрые хвосты ящериц под ногами. Только мертвые ложились с подогнутыми к груди коленями, блаженно улыбаясь напоследок этому миру.

Рядом с магом копошилась с новой дочкой Хёрн, мурлыкала что-то себе под нос. Щеки ее налились румянцем, только вот голос оставался скрипучим. Сучившей на ветру голенькими ножками малышке это было неважно. Она видела больше, чем иные младенцы, она вкушала то, что никому нельзя было пить. Она вырастет и заменит ту, что сейчас баюкала ее на руках – так видел Крафвин.

Он сидел на земле и гладил ее, очищавшуюся от крови, пускавшую свежую зелень из трещин. Живая земля. Теперь она повсюду была такой. И ему придется здорово постараться, чтобы его ученик – сын Дориаля, помог новой жизни научиться ходить и говорить.

- Я вижу Предвечного, - глухо, будто из колодца, заговорил вдруг стоявший и озиравшийся по сторонам Нурд. - Он смотрит на нас с небес, но не с этих, а в мире, где пускает смолу и гонит к свету новые ветви Великое Древо.

Хёрн и Крафвин переглянулись.

- Ты – видишь?

- Бог – один?

Наперебой спросили они. Сейчас они больше походили на детей, разинувших от удивления и восторга рты. Но Нурд будто не услышал их.

- Он раскрыл длани и сыплет на нас янтарем. Это – сострадание.

Он сказал – и чистое голубое небо разразилось дождем. Крупные теплые капли умывали землю, не переставая, пока последние алые пятна не ушли вглубь, вместе с безжизненными телами.

- Эвьё. Это его имя. Жизнь. Он открыл то, что когда-то было утеряно, потому что люди стали ближе к нему. Всего на один шаг. Но скоро народу, потерявшему себя, предстоит сделать следующий. Это – первое сказание.

Когда он договорил, на горизонте проступили яркие разноцветные полосы, изогнулись дугой. Люди, эльфы, из тех, кто не шатался от ветхости, гномы приложили ладони к глазам и смотрели на невиданное чудо.

- Это – обет, - продолжал пророчить Нурд, и никто не смел его одернуть. - Обет, который Эвэ положил между собой и теми, кто ушел прежде нас и уйдет после нас, но не с нами. Он говорит, что мертвые больше никогда не встанут тревожить живых. Это – второе сказание.

Тут он усмехнулся.

- Вы ждете третье – получивший прощенье старик и Хёрнэ, но его не будет, пока мальчишка не возьмет в руки посох.

Нурд смолк, а потом пошатнулся и упал рядом с Крафвином. Его глаза быстро моргали, на лбу выступила испарина. Нелегко слушать бога и говорить от его имени, когда ты почти ничего не умеешь.

Хёрн положила Ярушку на отнятую у Эриана рубаху, подскочила к Нурду, погладила его по лбу, стряхивая слипшиеся волосы.

- Кажется, старый пень, - поднимая смеющиеся глаза к Крафвину, сказала она. - Тебе придется взять на воспитание еще одного мальчишку.

Они переглянулись.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец