Страница 15 из 167
Тогда, в начале лета, он надумал сходить на рыбалку. Как принято в таких случаях, проснулся до зари, чтобы успеть вернуться к началу сенокоса. К слову сказать, самые лучшие заливные луга находились в помещичьей собственности, и сдавались в аренду крестьянам: для выпаса домашней скотины и косьбы. Отец, Алексей Иванович, имел на этот счет договоренность с местным князем.
Степан выбрался из теплой постели, в сенях снял с гвоздя рушник и в одних портах вышел на крыльцо. Зябко! Прохлада раннего утра, выждав немного, побежала от головы до пят, покрывая тело мурашками.
-Уф-ф-ф! Хорошо-то как!
Осталось выйти на луговину, провести рушником по траве и почувствовать, как тяжелеет домоткань, напитываясь каплями ледяной росы. Как же хорошо обмакнуть в нее заспанное лицо, растереть плечи и грудь - желание вернуться на печку снимало как рукой!
По земле тёк густой туман. Козырьки деревенских изб, словно островки суши, торчали из беловодья, перекликаясь друг с другом ранним петушиным криком. Одевшись, Степан прихватил из сарая удочку и зашагал в сторону Рысевки – так звалась речка, протекавшая через село. На этот раз он решил уйти подальше: поискать для ловли новое место. Оказавшись за околицей, пошёл по тропинке, петлявшей вдоль берега. Вокруг царила тишина, и Степан слышал, как на поверхности воды плещется мелкая рыбешка. Вскоре добрался до поляны, у которой русло сворачивало направо. Обогнув заросли кустарника, он продолжил свой путь, пока не увидел подходящее место, где поперек реки лежало поваленное ветром дерево. Его притопленые ветви замедляли течение, образуя за собой небольшую тихую заводь. Степан спустился с пригорка, насадил червяка и закинул снасть на середину речки. Вскоре поплавок, едва различимый среди медленно плавающих веток и листвы, начал подрагивать. Сердце Степана заколотилось, норовя выскочить из груди. Он всегда так волновался, пытаясь представить, каких размеров рыба скрывается сейчас в мутной глубине и тянет за другой конец лесы. Бывалые рыбаки рассказывали, что в омутах обитали сомы, способные целиком проглотить человека, а в корягах встречались щуки, которым по триста лет от роду. Все волнения Степана рассеялись, когда из толщи воды он выдернул небольшого пескаря, а следом еще троих. Как и всякий рыбак, сдаваться он не собирался. Немного погодя он увидел, как крупная рыба принялась гонять стаю мальков. Те рассекали водную поверхность будто стрелы, пущенные во все концы, и некоторые из беглецов, сверкая мокрыми чешуйками, даже вылетали на поверхность. Степан, недолго думая, заменил червяка пескарем, решив ловить на живца. И такой способ себя оправдал: минут через пять поплавок резко дернулся и скрылся из виду.
-Да,- восторженно подумал Степан, - попалась!
После долгой борьбы вытащил на отмель трехкилограммовую щуку. Правда, возле берега та перекусила леску, и в порыве рыбацкого азарта Степан ринулся в воду. Накрыв рыбину телом, он изловчился, схватил ее за голову и выбросил на траву. Перепачканный с ног до головы илом, выбрался на пригорок и долго любовался добытым трофеем. Крючок застрял у щуки в животе, запасного не имелось, и можно было смело возвращаться домой. К тому же солнце, едва показавшись на горизонте, скрылось за тучами. Стало душно, и, чувствуя, как сгущается воздух, Степан поспешно смотал удочку, а щуку и пескарей повесил на срезанную ветку ивы. Ему стоило поспешить: приближалась гроза.
3
Когда Степан выбрался на ровное место, он увидел вдали низкие черные облака и серые полосы дождя, падающие под углом на верхушки леса. Да уж, в том месте бушевала нешуточная стихия. Нахмурившись, Степан ускорил шаг, надеясь, что она его минует. Идти решил не вдоль речки, а через поля, чтобы срезать путь.
Городскому обывателю, окружённому стенами прочных зданий и многочисленными соседями, живущими в спичечных коробках-квартирах, трудно представить, насколько жуткой бывает гроза в деревне, когда вокруг избы простирается голое пространство, а голова прикрыта только дощатой крышей. Еще страшнее, когда гроза застигает человека вдали от жилья. Степану тут же полезли в голову страшные истории. Одна из них случилась прошлым летом.
Дело было так. Три девушки из соседней деревни отправились на луга за земляникой. Ягоды в здешних краях - не счесть. Когда на землю упали первые капли дождя, девушки поспешили укрыться у подножия холма. Сидеть бы им тихо и не высовываться, но в одну из них словно сам черт вселился. В то время, как ее промокшие насквозь подружки дрожали от страха, она вдруг звонко рассмеялась, встала во весь рост и принялась кричать, что гроза ее вовсе не пугает и ничего с ней плохого не случится. И тут, словно по заказу, сверкнуло так, что подруги на мгновение ослепли. А когда зрение к ним вернулось, увидели, что крикунья лежит, убитая молнией. Если бы так же скоро сбывалось что-нибудь хорошее, то на Земле не осталось бы места для человеческих несчастий. Но, увы!
Тело девушки на подводе[3] привезли в деревню. Выглядела она как живая, ничего у нее не обгорело, вот только сарафан на груди изорвался. Долго в округе толковали об этом случае, и следует заметить, некоторые считали, что поделом, дурёха получила: нечего было на себя беду кликать. Но больше всего дивились, как молния не поубивала и подруг несчастной, ведь те находились совсем рядом. Одним словом, у деревенских жителей имелся перед грозою первобытный страх, местами переходивший в ужас. Даже мать Степана, заслышав вдалеке гром, спешно обходила избу с иконой Николая Чудотворца и осеняла ею все окна, а потом ложилась на пол вниз лицом. И покуда сверкала молния, никакими уговорами и мольбами поднять ее оттуда не представлялось возможным.