Страница 12 из 53
Во время похорон Лукерьи Никитичны Лешка старался помочь везде, где требовались мужские, сильные руки. При этом ему было приятно, что делает он все это на глазах у Ленизы. Он часто встречался с ней взглядом и не мог удержаться, чтобы не улыбнуться ей, хотя вид ее скорбного лица с черной лентой вокруг головы не внушал радости и веселья. Просто ему доставляло удовольствие видеть ее, именно поэтому уголки его губ невольно приподнимались в легкой, едва заметной улыбке.
Ее ответный взгляд не был насупленным, он не отталкивал, а сквозил добротой и ободрял Лешку в его стараниях. При этом, Лешка не пытался приблизиться к Ленизе, поговорить с ней, считая для этого ситуацию крайне неподходящей, однако «очкарик», прибывший на кладбище с похоронной процессией, видимо считал вполне уместным тереться около Ленизы, то и дело заговаривать с ней о чем-то, хотя всем окружающим было видно, как неприятны эти разговоры девушке, как ей не хочется сейчас отвлекаться от прощания с любимой тетей Лушей.
«Почему этот протеже Лукерьи Никитичны такой беспардонный, если басенька уверяла, что он в высшей мере культурный, воспитанный и интеллигентный? И чего это он подбивает сейчас клинья к красавице Ленизе, если ему еще полгода назад она дала от ворот поворот? Не получилось бы у этого типа сорвать наше сегодняшнее свидание! И не потому, что он ей покажется лучше меня, а потому только, что это сравнение может натолкнуть ее на мысль не выбирать из старого да молодого, а подождать других предложений от своей судьбы…», - так размышлял Лешка, замечая ухаживания «очкарика» и не зная, что ему в противовес этому предпринять.
Занятый своей ревностью, он едва успел заметить, как укатила на такси «дама в белом», едва успел оглядеться вокруг, чтобы высмотреть прятавшегося за каким-нибудь памятником убийцу старушки, и никого не обнаружив, огорчился, потому что «дама в белом» была ему чем-то симпатична, но только ее поведение вынуждало Лешку возлагать основную вину в организации этого убийства на нее.
Не найдя способа отвадить от Ленизы «очкарика», Лешка сел в автобус и вернулся вместе со всеми на поминки в дом Соболевых.
Столы уже были накрыты и вокруг них хлопотала его бабушка Катя. Лешка поймал ее за локоть, когда она несла к столам поднос с нарезанным хлебом.
- Басенька, где работает этот «очкарик» и как его зовут? – спросил он бабушку. – Он прилип, как липучка, к Ленизе, не отстает ни на шаг. Так неровен час, у меня с ней свидание сорвется!
- А ты как думал! Я тебя предупреждала, не раскатывай губы, она девушка красивая и, видимо, разборчивая. Подожди, я сейчас отнесу хлеб, поговорим.
- Хоть я переживаю, что ты голодный, - вернувшись сказала внуку бабушка, - но не садись за первые столы, пусть старшие, да чужие сядут, а те, кто помоложе и свои, сядем позже. Можно было бы домой сбегать поесть, но нельзя, потерпи, надо помянуть покойницу, уважить людей.
- Да потерплю я, что ты уговариваешь, басенька, мне есть совсем не хочется. Меня этот тип беспокоит, он от Ленизы ни на шаг не отходит.
- Не знаю, чем тебе поможет то, что ты узнаешь, что он работает в отделе культуры при администрации города какой-то незначительной шишкой, что зовут его Федор, фамилия Доркин. Живет он через дом от Лукерьи, знаю, что с матерью, и есть у него где-то, по-моему брат. И что тебе это дало?
- Надо же знать имя того, кого вскоре я вызову на дуэль?
- Да, Боже, сохрани! Даже в шутку такого не говори! Еще чего не хватало! Мать твоя мне доверила за тобой присматривать, кормить, поить, холить, а ты собираешься тут рыцарские турниры устраивать? Прекрати даже думать о чем-то подобном, если ты не намерен меня вслед за Лукерьей похоронить.
- Не волнуйся, не намерен, хотя аж кулаки чешутся, так подраться хочется, честно говоря. Ладно перетерплю. Скорей бы здесь все кончилось, хочу бежать, писать песню, уже кое-какие задумки появились.
- Это для нее?
- Для нее.
- Скоро не удастся убежать. Надо будет столы и стулья вернуть соседям, когда поминки закончатся.
- Басенька, почему я? Ведь их кто-то сюда принес, вот пусть и отнесет.
- Ах, ты ленивец этакий! Да мне ж хочется, чтобы мне долго еще нахваливали чужие люди моего внука, хочу гордиться, чтобы завидовали.
- Будут завидовать – сглазят, сама ж говорила. Вон «очкарика» проси, пусть помогает. Видала, как наяривает поминальное, вот и пусть хоть палец о палец ударит, раз уж ему так Лениза нравится и с ее тетушкой он дружил…
- Да, что ж ты к человеку пристал, как банный лист! Не хочешь помогать, не помогай, иди свои песни пиши, если совесть позволит – с досадой сказала бабушка Лешке.
И Лешка остался. Дождался когда уйдет «очкарик», поел с обильного поминального стола и борща наваристого, и лапши, ничуть не хуже, чем бабушкина, и пирожки попробовал, и стопку красного сухого вина выпил за упокой души убиенной, и разговоры за столом послушал.