Страница 9 из 36
— Ведь вы же назначали 50 тысяч, а Публичная библиотека предлагала только 35, и вы почти согласились.
— Так-то оно так, батюшка. Но ведь в Публичной библиотеке поставили бы книги в отдельную комнату и имечко покойного написали бы, а ведь вам на барыши. Мне все книги оценили в сто тысяч, а 20 тысяч я вам скидываю на барыши.Мы поразмыслили, но решили, что 80 тысяч очень дорого, тем более, что деньги должен был платить Савостин, а он в книгах ничего не понимал, да и я тогда не мог считать себя большимспециалистом. Все эти книги поступили в дальнейшем в Государственную библиотеку СССР имени В. И. Ленина.Когда вспоминаешь людей, связанных с книгами, невольно всплывают в памяти и фигурывторостепенные, но характерные для такого сложного дела, как антикварная книжная торговля. Таким совершенно оригинальным человеком был Федор Никифорович Корягин. Когда я с ним познакомился, ему было уже лет тридцать пять, но он успел прожить два приличных состояния, полученных им по наследству.
Он был на аукционах первым покупателем, рисковал отчаянно, в книгах ничего не понимал, но, если с аукциона продавалась библиотека, он ее никому не уступал. К книгам он испытывал какое-то болезненное пристрастие, хотя почти всегда имел от них убытки.
Прокутив и проиграв последнее наследство, Корягин остался лишь в роскошном костюме и цилиндре, но не пал духом. Он пошел в «племянники» (* «Племянниками» назывались подставные лица, набивавшие цену на аукционах.) на аукционы, где его прозвали «барином»; однако этот «барин» не стеснялся за полтинник тащить на голове какой-нибудь стол или диван, держа в левой руке свой элегантный цилиндр. За этот цилиндр и внешний вид ему, как «племяннику», давали не полтинник или рубль, как другим, а три и пять рублей. В «племянниках» Корягин пробыл недолго. Благодаря своей энергии и ловкости он вскоре стал полноправным членом корпорации аукционистов. Он не брезговал ничем, покупал все, что придется, и не пропускал ни одного аукциона. Но главной его страстью все же оставались книги.Как-то продавалась с аукциона библиотека известного юриста С. Д. Пергамента. Все книжники принимали участие в аукционе, но маклак Корягин никому не уступил ни одной книги и набил цену на библиотеку Пергамента до 40 тысячрублей. Правда, библиотека была замечательная, но в то время сумма в 40 тысяч была непомерной. Букинисты таких цен не платили, покупали книги за гроши, лишь Фельтен за библиотеку Ефремова заплатил 150 тысяч, да и то в два приема. Такие же библиотеки, как Пергамента, шли обычно за 5— 6 тысяч. Но Корягин библиотеку все-таки купил и немало заработал на ней.Когда Корягин вновь разбогател, он стал покупать в общем-то все, но специализировался все же на картинах и винах. Он завел подвал, скупал вина, продававшиеся в таможне бочками, и делал обороты в сотни тысяч рублей.Корягин считался знатоком картин и был в свое время в картинном деле монополистом. Полагали, что у него на квартире картин не меньше, чем на миллион рублей, причем картин преимущественно русской школы. Все магазины Петербурга торговали большей частью картинами Корягина.С годами и доходами увеличилась страсть Корягина к картежной игре. Очень часто он играл с художником Ю. Клевером. Клевер проигрывал Корягину десятки тысяч рублей, причем художник играл на будущие картины. Случалось, Клевер задалживал чуть ли не сотни тысяч, тогда Корягин сажал его у себя на квартире, где художник иногда целый месяц жил и писал или подписывал разные картины. За последние годы у Клевера редко были картины, целиком написанные им: обычно работала группа менее талантливых художников (Розен, Оболенский и другие). Они подготовляли картину, Клевер же подправлял и подписывал, а в редких случаях проходил по ней кистью, и такая картина становилась прекрасной. Вот почему ранние картины Клевера, написанные им самим, очень ценны. Большая часть картин написана Оболенским и только подправлена Клевером. Подлинный Клевер — большая редкость.Однажды я купил у тряпичников небольшую связку бумаг. В ней оказались донесения и переписка шефа жандармов, начальника III Отделения Бенкендорфа и адъютанта шефа жандармов Озерецковского.Эта чрезвычайно интересная по своему содержанию переписка, как и многие другие документы, перешла в свое время к известному собирателю А. Е. Бурцеву.В числе материалов исторических у меня было семь писем императрицы Екатерины II к одному из генералов шведской службы. В этих письмах Екатерина давала ряд указаний и в конце прибавляла, что прилагает 500 (или 1000) червонцев. В некоторых письмах она писала, что желает породниться со шведским королем путем женитьбы шведского королевича на русской принцессе.Все письма были подлинными, писаны собственной рукой, но без подписи. Письма эти не опубликованы.
Как-то я похвастался перед А. М. Горьким, что у меня есть эти письма. Горький сказал: «Хотя я очень плохо разбираюсь во французском языке, но все же любопытно». Я ему отдал письма, но вышло так, что я долго потом не встречал Алексея Максимовича, затем он уехал за границу, и я его больше не видел. Когда Горький вернулся из-за границы, он жил уже не в Ленинграде, а в Москве. Так письма и остались у Горького, а вероятнее всего, он их передал в какое- либо хранилище.