Записки старого книжника

Я приобрел у него замечательную вещь: жур­нал дежурных генерал-адъютантов. Существовал камер-фурьерский журнал, который печатался ежегодно в очень небольшом количестве экземп­ляров и в прежние времена очень высоко ценился, так как его получали лишь очень важные лица. Камер-фурьерский журнал ценился до 1000 руб­лей золотом за комплект. В нем была пред­ставлена вся официальная и повседневная жизнь царского двора. В отличие от него, журнал де­журных генерал-адъютантов не печатался, но был чрезвычайно интересен: там записывались все устные распоряжения царей и цариц; рас­поряжения скреплялись дежурными генерал-адъютантами. Вот этот-то журнал за сто лет я и приобрел у генерала Евдокимова.Очень небольшую часть материалов из жур­нала генерал-адъютантов Евдокимов опублико­вал в «Русской старине», остальное опубликова­но не было.Очень интересной фигурой был А. Д. Торо­пов.С Андреем Дмитриевичем Тороповым я по­знакомился незадолго до первой мировой войны в Лейпциге, на выставке книги и графики, где Андрей Дмитриевич был помощником комисса­ра выставки.

В 1914 году, когда началась война, Торопов должен был спешно ликвидировать экспонаты выставки и, как он говорил, сдал все экспонаты на хранение в одно из учреждений. В 1919 году Центральный комитет государственных библио­тек предполагал послать Торопова в Германию для получения этих экспонатов. Его командиров­ке было посвящено специальное заседание, но, так как у комитета не было валюты, поездка не состоялась. Таким образом, нам не удалось вер­нуть чрезвычайно ценные экспонаты; какова их судьба теперь, трудно сказать.На Лейпцигской выставке были экспонаты Го­сударственной публичной библиотеки, Библиоте­ки Академии наук, лучшие книги из собраний членов Кружка любителей русских изящных из­даний— М. Синицына, П. Рейнбота, Е. Тевяшо- ва и других. Было большое количество подлин­ных рисунков наших графиков А. Бенуа, Е. Лан­сере, М. Добужинского и др.; издания Экспеди­ции заготовления государственных бумаг, лучшие издания Голике и Вильборг, типографии «Сириус» и других издательств России.

А. Д. Торопов собирал всякие печатные мело­чи, притом не только листовки, плакаты, но и конфетные обертки— словом, все, что было на­печатано. Библиотека его была довольно хоро­ша, но главным образом— по разделу библио­графии и печатного дела. Он был необыкновенно трудолюбив и усидчив, о чем можно судить хотя бы по тому, что он составил указатель к боль­шому атласу А. Ф. Маркса, указатели к журналу «Нива» за все годы, редактировал «Книжную летопись» с начала ее существования.В советское время Торопов работал в Книж­ной палате. Книжная палата помещалась в доме No 20 на Фонтанке, на втором этаже, а на первом находился книжный фонд, где при разборке вы­брасывались различные плакаты и листовки; за ними-то и гонялся Андрей Дмитриевич. Благо­даря такой близости к источнику коллекция То­ропова росла необычайно быстро, и, пожалуй, его собрание можно было считать единственным. После смерти Торопова его собрание поступило в Институт книговедения.Нередко к Е. А. Иванову заходил М. М. Са- востин, самый знаменитый антиквар того време­ни (1901 год). Это был человек небольшого ро­ста, гладко выбритый, изысканно одетый. Позд­нее я узнал, что у него было не столько знаний, сколько апломба. В том же доме, где находилась его роскошная квартира, помещался в первом этаже магазин под вывеской «Antiquité», где в определенные часы он принимал своих клиен­тов. Следует, однако, сказать, что Савостин про­давал главным образом то, что у него вызывало сомнение в ценности или позастоялось. Магазин Савостина посещали, в частности, многие высо­копоставленные лица.

Антикваром Савостин сделался случайно. Он служил коммивояжером у московского фабри­канта парфюмера Брокара. Брокар коллекциони­ровал картины, гравюры и всякую всячину, при­чем был известен весьма оригинальным отноше­нием к предметам своей коллекции: он содержал постоянного реставратора и почти каждую кар­тину калечил: если ему не понравится, например, почему-либо рука на картине, он приказывал ее убрать; в групповых картинах убирал зачастую фигуры. В своих картинах он часто разочаровы­вался и продавал их. По существу, это была его вторая фабрика, но только не парфюмерии, а фа­брика по изувечиванию картин. Отправляя Саво- стина в поездку, или, как говорили коммивояже­ры, в вояж, Брокар велел ему собирать всякое старье по провинции. Савостин занимался этим очень усердно, вначале с ошибками, а потом наловчился, стал понемногу разбираться в стари­не и возомнил себя антикваром. Он ушел от Брокара и, переехав в Петербург, открыл мага­зин, ставший вскоре одним из известнейших ан­тикварных магазинов в городе.После смерти Брокара его дети решили очи­стить собрание от хлама, накопленного их от­цом. Они этот хлам разобрали, и наследники продали все вещи оптом Савостину. Савостинбыл расположен ко мне и продал мне тысячи листов гравюр и литографий по очень дешевой цене. Старые масляные картины, испорченные реставрацией покойного Брокара, Савостин от­дал мне крайне дешево, а любители и кладоиска­тели покупали их у меня. Меня это очень устра­ивало, так как я начал самостоятельно вести дело на Литейном, в подвале, а с оплатой Савостин меня не торопил. Многие потом хвастали, что по случаю приобрели картины знаменитых масте­ров у «маленького букиниста и антиквара». Для себя я оставил несколько картин, в том числе картину «Спаситель», которую все признавали за подлинного Егорова (*Алексей Егорович Егоров, профессор историчес­кой живописи (1776— 1851).).Однажды приходит ко мне в лавку старушка, одетая в черное, в черном платочке, и спра­шивает:

— Покупаете ли вы древние книги?

Осведомляюсь:

— Старопечатные?

— Нет, батюшка, старописьменные.

Оказывается, что некоторые из ее книг былина выставке, и специалисты оценили их в 100 ты­сяч рублей. Публичная библиотека давала 35 ты­сяч, но владелица просила 50 тысяч. Я спросил, чье это собрание. Она ответила, что оно принад­лежало ее покойному мужу Овчинникову, кото­рый проживал в селе Городец Нижегородской губернии.

— Покойный муж с вами переписывался, и ва­ши каталоги оказались у него на столе; вот я и обратилась к вам.Такое ценное собрание было мне не по сред­ствам. Тогда она предложила мне отдать со­брание на комиссию, и мы договорились, что весной я приеду в Городец, где и решим все окончательно.Я рассказал об этом случае Савостину, думая, что он, возможно, что-либо приобретет, и пред­ложил ему поехать вместе.С открытием навигации мы поехали поездом до Рыбинска, а дальше пароходом до Городца. Дом Овчинникова мы сразу нашли. Это было двухэтажное здание. В первом этаже находились кладовые, одну половину второго этажа занима­ли жилые комнаты, другую— две комнаты совершенно без окон: моленная и библиотека. Закрывались они, помимо обычных дверей, еще и герметическими железными дверями. По су­ществу, это были два колоссальных несгораемых шкафа.Хозяйка встретила нас очень любезно, показа­ла некоторые старинные вещи, моленную, биб­лиотеку. В моленной были прекрасные иконы строгановского и новгородского письма. Библио­тека оказалась обширной, но большинство книг были копиями, все в отличных переплетах; впро­чем, были книги и старинного письма с лицевыми изображениями. Основными ценностями библио­теки были два евангелия— XIII и XVI веков— в превосходных окладах. Особенно ценный оклад был на евангелии XVI века. По мнению Савости- на, он стоил не менее пяти тысяч, а второе еван­гелие, хотя и в скромном окладе, было лицевым и таким ранним, что мы оценили его тоже в пять тысяч рублей.Итак, мы с Савостиным решили, что десять тысяч стоят только эти две книги, остальные стоят тысяч сорок, значит, мы библиотеку поку­паем. За чаем заговорили о цене. Хозяйка заяви­ла, что она хочет восемьдесят тысяч рублей. Мы поразились: