Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 36



— Я его терпеть не могу,— говорил Лесков.— Потапыч, если книги нет, отвечает прямо-таки со злорадством: «Нет-с!» Как будто подразнить хо­чет: тебе, мол, надо, а у меня нет-с, накось выкуси!

Между тем Потапыч был безобидным суще­ством. Всю жизнь он работал у Клочкова, еще на Аничковом мосту, когда у Клочкова-отца там был ларь. После смерти старика Клочкова П ота­пыч заменил сыну Клочкова отца и, можно ска­зать, дал ему образование: Клочков-младший окончил какой-то частный пансион и стал челове­ком начитанным и образованным. Он одним из первых в 1885 году открыл на Литейном проспек­те обширный для того времени книжный магазин под фирмой «Букинист В. И. Клочков».Дела у. Клочкова в новом помещении пошли блестяще. Он сумел привлечь к себе лучших по­купателей. Позади магазина была небольшая комната, ставшая клубом библиофилов. Все биб­лиофилы считали большой честью быть приня­тыми в этот кружок, где велись волнующие раз­говоры на книжные темы. Потапыч в эти раз­говоры не вмешивался, но был доволен своим питомцем, так поставившим дело, и оттого, мо­жет быть, немного даже и важничал.Важный вид Потапыча и раздражал Лескова.У Лескова в квартире во всех комнатах были книги, но главным образом в кабинете, в кото­ром, между прочим, висело нечто вроде объявле­ния: «Всё, кроме книги! Ни книг, ни жены не даю — зачитают!» Ценность своей библиотеки он сильно преувеличивал. Очень многие книги у не­го имели надпись: «Величайшая редкость», хотя книги были весьма обычные.После смерти Лескова его библиотека была продана лавке Соколова. Продажа библиотеки Лескова была, конечно, крупным событием в книжном мире. Больше всего книг из библиоте­ки Лескова купил некто Тюменев, большой лю­битель книг, родом из рыбинских купцов; кое-что и сам пописывал, и даже выпустил исторический роман под псевдонимом «И. Привольев» «Хал­дей: повесть из Новгородского быта XV века». Он так увлекся библиотекой Лескова, что решил купить всю лавку; это давало ему возможность первым просматривать все покупки и отбирать для себя самое интересное. Однако из библиоте­ки Лескова он купил хотя и много, но очень многое и упустил.Книжная торговля у Тюменева все же не по­шла. Любители не посещали его магазин, так как знали, что лучшие книги он отбирает для себя и в продажу не пускает. Лавку он вскоре закрыл, но страсти к книгам остался верен и собирал их до самой смерти.Обычно покупать книгу ходил по адресам сам Максим Павлович Мельников. Покупали книги задешево, ценили обычно только лучшие, а осталь­ные шли в придачу. Но метили все же каждую книгу, причем метилась себестоимость и продаж­ная цена. Продажная цена не была обязательной, пометка ставилась только для ориентировки, но когда видели, что покупателю книга очень нужна, то не стеснялись надбавить, запрашивать в три- пять раз больше, чем помечена. И сейчас еще попадаются книги с пометками не только моими, но еще Мельникова, то есть сделанными в пору моего раннего детства. Поражаешься, какой бра­ли с покупателей хищнический процент: себесто­имость помечена в 30 копеек, а продажная сто­имость 1 рубль 50 копеек (метилось все, конечно, условными знаками).Однажды Мельников послал меня в дом цер­ковного ведомства к заведующему хозяйствен­ной частью синода Ильинскому. Мне открыла жена Ильинского, молодая красивая женщина, и повела через всю обширную квартиру. Книги лежали навалом, почти все они были религиоз­ного содержания, много было синодальных изда­ний на лучшей бумаге и в прекрасных переплетах.Я пересмотрел все книги и спросил, сколько я должен заплатить. Женщина сказала:

— Тридцать рублей.

Я так и замер.

— За все или за часть?— и, низко наклонив от смущения голову, я начал говорить нечто неоп­ределенное, пораженный этой дешевизной.

Женщина ответила:



— Да вы посмотрите, сколько книг, ведь в че­тырех комнатах!Тогда я понял, что это цена за все книги, заплатил тридцать рублей и начал связывать пач­ки. Их получилось около ста, от пуда до полуто­ра каждая. Мне пришлось нанять семь извоз­чиков, чтобы привезти книги в магазин. Максим Павлович был недоволен, что я нанял не ломово­го извозчика, а семь легковых, но, хотя мне было всего двенадцать лет, я сообразил, что купил книги за 30 рублей, а хозяин продаст их, пожа­луй, не менее чем за 3 тысячи рублей, и поразил­ся хозяйской хищнической жадности.Жилось у Мельникова мне, однако, неплохо, он не был ласков, но не был и жесток. Одевали меня прилично— курточка и брючки всегда были чистенькие и крепкие. Кормили сытно, почти так же, как ели сами, то есть обед состоял из трех блюд.Нашим постоянным покупателем был, как я уже говорил, критик Арсений Иванович Вве­денский. Большого роста, длинноволосый, семи­нарского облика, он мне казался образцовым типом настоящего писателя. Введенский не был библиофилом и собирал книги главным образом для работы. Должал он Мельникову постоянно, и, так как надежды получить с него деньги не было, Мельников издал две его книги по литера­туре, и автор причитающимся ему гонораром покрыл задолженность. Введенский редактировал у книгоиздателя А. Ф. Маркса произведения Лер­монтова, Козлова, Полежаева и др. Кстати, в то время Введенского упрекали в том, что к сочине­ниям Полежаева он приложил не портрет поэта, а портрет какого-то его современника, молодого офицера: Полежаев был солдатом, офицерский чин ему присвоен уже после смерти. Арсений Иванович невозмутимо говорил, что отвечает за текст, а в отношении портретов он не специалист.У Максима Павловича Мельникова я прора­ботал восемь лет: четыре года мальчиком и четы­ре— продавцом, в ученичестве. Я счел, что при­шло время получать жалованье. Мне хотелось первые заработанные деньги послать в виде по­дарка матери, сестренке, и я ждал два-три меся­ца, пока хозяин назначит мне жалованье. Так и не дождавшись, я решился наконец сказать об этом Максиму Павловичу. Сделал я это запинаясь и очень смущаясь:

— Назначьте мне жалованье...

— Жалованье? Сколько же вам угодно жало­ванья?— спросил он с издевкой.Я был уже не рад, что попросил, но он не отстал от меня:

— Так сколько же вам жалованья? Может быть, вы захотите столько, что мне это будет непосильно, и я должен буду отказаться от ваших услуг.Наконец я сказал, что мне все равно— 12 или 15 рублей в месяц. Он долго еще меня мучил и в конце концов заявил, что будет платить 12 рублей.Первая моя школа закончилась. Настало вре­мя делать самостоятельные шаги.В 1899 году я перешел на работу к антиквару- книжнику Евдокиму Акимовичу Иванову. Это был добрейший человек, которого все любили. Но излишняя доброта, как известно, может при­нести и вред. В течение ряда лет он управлял крупной мебельной фирмой своего дяди Шагаева в Москве, а потом получил в наследство крупное антикварное дело Салищева в Апраксином дво­ре. В роскошном магазине, который он открыл, распродавались остатки салищевских антиквар­ных п р е с е т о в й много картин, большинство которых было им. закуплено по пьяному делу и на векселя, причем многие картины были весь­ма сомнительные. В картинах я в то время ничего не понимал; единственное, что я помню из дейст­вительно ценного,— это коллекция гравюр из со­брания Ф. И. Буслаева, знаменитого филолога. Коллекция эта привлекла много любителей, но картины все же шли плохо, и мы решили лик­видировать магазин.У Иванова я работал недолго, но если восемь лет работы у Мельникова были для меня средней школой, то четыре года службы у Иванова были университетом. Я узнал здесь многих собирате­лей и коллекционеров, и так как мы держались в общем-то независимо и разбирались в искус­стве, то посетители относились к нам с уважени­ем и доверием.Одним из частых посетителей антикварного магазина Иванова был Н. И. Рукавишников.Рукавишников был крупным дельцом. Он зани­мался подрядами, строил Волховский цементный завод, позднее стал его директором; строил он также трапезную Александро-Невской лавры. Вспоминая о строительстве этой трапезной, он рассказывал нам многое из бытовой жизни мона­хов. Трапезную строили день и ночь, и монахи, пользуясь ходом для строительных рабочих, води­ли по ночам женщин и приходили за полночь в нетрезвом виде.Рукавишников владел магазином на Казан­ской улице под названием «Золото и серебро», где покупали золото, не гнушаясь и краденым. Однажды, когда Рукавишникова привлекли к су­ду за покупку краденого золота, он в суде прямо заявил, что и не отрицает покупки краденого золота.