Страница 2 из 36
Глава 1
В мальчиках. Покупатели. Продажа библиотеки Лескова. Первая дешевая покупка. Коллекция Рукавишникова.Ефремов как собиратель книг. Потоцкий. БиблиотекаСиницына. Письма Аракчеева.IV!
Мне было восемь лет, когда меня отдали учиться грамоте к местному грамотею нашей деревни, строгому старику, дяде Никифору.Дядя Никифор работать почти не мог и, для того чтобы чем-нибудь зарабатывать на хлеб, набрал около восьми учеников из нашей деревни. Сам он грамоте научился в Питере, где работал пекарем.Учение было нехитрое. Собрав учеников, дядя Никифор усадил нас за стол, вручил по азбуке, и ученики, не знавшие хорошо букв, должны были читать молитву: «Боже, в помощь мою вонми и вразуми мя во учение сие», ведя указкой по неведомым им словам и буквам. После азбуки мы перешли на Псалтырь, которым и закончилось мое образование.Родители, по обычаю всех ярославцев, отправили меня в Петербург. Делалось это так: предприниматели набирали десять-двадцать мальчиков и так называемые извозчики везли их в Петербург, где распределяли по мастерским и торговым заведениям. Все расходы за провоз мальчиков и кормление их по дороге они взыскивали с будущих хозяев. Мальчиков более зажиточных родителей извозчик старался определить куда-нибудь на лучшие места, а дети бедняков буквально продавались в мастерские и мелочные лавки, где мальчиков ожидала тяжелая жизнь.Я помню первое впечатление от Питера: был вечер, на Невском и на Садовой горели газовые фонари и светились витрины магазинов. На меня после сельской темноты и тишины это произвело волшебное впечатление.Я был счастливее других мальчиков, которые не имелй в Питере близких: мой отец служил приказчиком в свечной мастерской и, как старший, имел отдельную комнату. Остальные двадцать мастеров жили в одной комнате.У отца на свечном заводе я прожил около двух недель. Отец приискивал мне работу— ему хотелось отдать меня в учение к торговцам платьем или краснорядцам, но .подходящих мест не нашлось, и он устроил меня в книжники к Максиму Павловичу Мельникову, нашему земляку и даже родственнику. Мельников не был знатоком книги, но дело вел хорошо.Вечером, после работы отец привел меня в магазин. Я оглядел полки с книгами и почувствовал себя, как в лесу. Приказчиком у Максима Павловича был его брат, Иван Павлович, сильно выпивавший.Поставили меня за прилавок, а я стою ни жив ни мертв, не смею даже пошевелиться. Иван Павлович показал мне какую-то книжку и спросил:
— Это какая книжка?
Я прошептал:— Немецкая.
Он очень удивился: как я узнал? Книжка была действительно немецкая. Он показал мне другую книжку. Я смело сказал, что это тоже немецкая книжка. На этот раз книжка оказалась английской. Все кругом засмеялись, а мне стало стыдно, от смущения я не знал куда деваться.Первое время, я должен был подметать пол и отворять двери покупателям. Однажды я услышал какой-то странно придушенный голос: «Отворите дверь». Я подошел к двери— за ней никого не оказалось. Несколько минут спустя тот же голос, но уже настойчивее сказал: «Отворите дверь». Я снова подошел к двери, и опять за ней никого не оказалось. Тогда покупатель, стоявший у прилавка, рассмеялся и сказал, что это он подражал чревовещателю. Покупатель был знаменитый композитор Иоганн Штраус, дирижировавший в то время в Павловске оркестром. Я на всю жизнь запомнил его шутку.Работал я уборщиком в книжной лавке недолго. Как-то на меня обратил внимание один из постоянных покупателей, Иван Яковлевич Дункан, главный врач петербургской полиции. Он лечил всю семью Мельникова бесплатно и был в магазине своим человеком. Дункан был большим оригиналом. Однажды он сказал Мельникову:
— Уступите мне этого молодца месяца на два.
— Да на что он вам?— удивился Мельников.
— Нужен.
Подумав, Максим Павлович согласился. Дункан сказал мне:
— Пересмотри все журналы (в книжной лавке были комплекты большинства толстых журналов), в одном из них есть стихотворение Виктора Гюго в переводе Надежды Давыдовой. Подписано оно «Н. Д-ва»:
«По улице я шел, передо мной дитя,Ему не более шести лет, и в этом возрасте игрушек и конфет...» (* Цитирую на память, возможно, оно звучало несколько иначе.— Ф. Ш.)
Ищи только не по оглавлению, в оглавлении его может и не быть, а перелистывай страницы.Я начал искать, а Дункан, появляясь почти каждый день, спрашивал:
— Стихи нашел?
— Нет, еще не нашел.
— Ищи, ищи.
Так я искал несколько месяцев. Я просмотрел комплекты «Русского вестника», «Исторического вестника», «Отечественных записок», «Вестника Европы», «Русской мысли», «Северного вестника»— словом, все журналы за все годы, но стихов не нашел. Мне думается, что таких стихов там и не было. Просто Дункан хотел, чтобы я понемножку учился, и, вспоминая это теперь, думаю, что эти поиски были для меня небесполезными. Я чуть ли не с мальчишеских лет приучился к тщательной работе, впоследствии мне это очень пригодилось при разборе архивных бумаг.Магазин Мельникова был забит книгами, а полуподвал и две верхние комнаты над магазином заполнены были остатками изданий, малоходкими книгами и, главным образом, журналами. В подвале стояли в полном порядке отдельные книжки журналов и отдельные тома собраний сочинений. Все это было записано в книгу в алфавитном порядке. Если нужен был какой-либо номер журнала, Максим Павлович мог моментально ответить, есть он или нет, и я немедленно приносил нужный номер. Номера журнала стоили на круг по 20 копеек, а отдельные тома из собраний сочинений до одного рубля. Следует сказать, что журналы доставались хозяину даром, потому что отдельно их не покупали, а брали в придачу.В числе постоянных покупателей у Мельникова было много известных людей: страстный собиратель книг литературовед П. А. Ефремов, писатель Н. С. Лесков, знаменитый бас Ф. И. Стравинский, критик А. И. Введенский. Среди постоянных посетителей были два друга — Л. А. Леонидов и П. Д. Кедров, личности в своем роде интересные. Так, Кедров служил в управлении казачьих войск, был небогат, но тянулся за богатыми, собирая французские книги XVIII столетия и романтиков 40-х годов. Думается, однако, что он частично ими поторговывал. Леонидов где-то служил и прирабатывал у издателя В. И. Губинского, а также у других издателей. Он составил под двойным псевдонимом «Юрьев и Владимирский» книгу «Правила светской жизни и этикета. Хороший тон» и занимался компиляциями. Не зная английского языка, он перевел роман В. Скотта «Пертская красавица». У Максима Павловича он тоже иногда прирабатывал. Мельников был не очень силен в грамоте, и, если ему было нужно написать «дипломатическое» письмо, он обращался к Леонидову, за это Леонидов получал либо книгу, либо гравюру.Однажды Мельников попросил его написать письмо некоему Новосельскому, богатому, но разорившемуся барину. Новосельский порядочно задолжал Мельникову, и тот хотел составить такое письмо, чтобы и деньги получить и знакомого покупателя не обидеть. Леонидов почему- то заупрямился и не захотел писать письмо. Наконец после долгих упрашиваний он сказал:
— Дайте вот эту книгу, тогда напишу.
— Ладно, дам, только напишите.Леонидов написал письмо и потребовал обещанную книгу.Мельников рассмеялся:
— Шутник,— сказал он,— да эта книга стоит, по крайней мере, четвертной билет.
Но в спор вмешался Кедров и пристыдил Мельникова. Мельников не знал настоящей цены книги, видел ее впервые и обратил внимание только на то, что это том первый (больше и не выходило). Это была книга Бекетова «Собрание портретов россиян знаменитых...», экземпляр в красном марокене. Через два дня она оказалась в соседнем книжном магазине В. И. Клочкова, расцененная в 100 рублей. Мельников долго не мог простить эту свою промашку Леонидову.Часто заходил к нам Н. С. Лесков, очень тучный, страдавший ожирением сердца. Каждый раз он просил Мельникова послать меня за сельтерской водой. Лесков чрезвычайно любил книгу. По всем каталогам, которые выпускал Мельников, он отмечал много книг и очень расстраивался, если книги оказывались проданными. Николай Семенович зачастую просил послать в соседний книжный магазин Клочкова за отмеченными книгами, говоря, что видел их там, но не переносит приказчика Потапыча.