Страница 12 из 36
Совершенной противоположностью сдержанному и вежливому С. П. Трусову был весьма «популярный» на Александровском рынке книжник А. И. Федоров. Букинисты называли его в шутку «князь владетельный». Федорову эта кличка нравилась, и когда он запивал, а это случалось два- три раза в год, то брал извозчика и с бутылкой в руке ездил по городу, крича: «Я — князь владетельный! Дави всех, только мужиков не тронь!»На Александровском рынке Федоров имел магазин в три этажа, с большим запасом книг. Продавал он недорого, поощрял любителей книг, и его все любили. Тип Федорова был весьма характерен для Александровского рынка.Говоря о старых книжниках, следует также упомянуть о М. В. Попове, который торговал под Пассажем до его перестройки. После перестройки Пассажа он переехал на Невский, 66. Попов не был букинистом, но у него можно было достать всякую старую книгу, так как Попов строго придерживался правила— любую заявку на книгу нужно удовлетворить. Выучку ученикам давал он хорошую, но обходился с ними сурово, даже жестоко. Он внушал им, чтобы слова «нет» не было в их лексиконе.— Хоть ты и знаешь, что книги нет, но скажи, что мы достанем, а пока выложи перед покупателем груду книг по вопросу, которымон интересуется, и непременно что-нибудь продашь. А заказ на книгу прими, даже если нет надежды ее достать. Покупатель за заказанной книгой придет несколько раз и каждый раз что- нибудь купит.Если Попов замечал какой-нибудь промах мальчика, он подзывал виновного к прилавку, приказывая подобрать с пола бумажки, а пока мальчик подбирал бумажки у его ног, он безжалостно, незаметно для публики колотил его.
М. В. Попов составил крупное состояние. После его смерти дело наследовал сын, продавший вскоре магазин некоему Ясному, который издал ряд книг и торговал до начала революции.Очень часто к нам заходил начинающий в то время антиквар С. Тюнин.Тюнин был совсем малограмотный человек, с трудом подписывал даже свою фамилию. Карьера его началась в одном плохоньком трактире на Охте, где он служил половым. Один ходячий антиквар обратил внимание на его расторопность и предложил работать вместе. Тюнин очень скоро вошел в курс случайных покупок и стал понемногу разбираться в картинах и мебели. Когда его учитель умер, Тюнин стал работать один, продавая случайные покупки в антикварные магазины, главным образом на Александровском рынке. Наиболее крупными из антикваров рынка были братья Смирновы, получившие известность как продавцы фальшивой бронзы, и Брайна Мильнер, которая подделками не занималась, за что ее очень уважали любители и знатоки вещей. Брайна продавала дорого, но и платила прилично, чем привлекала к себе ходячих антикваров вроде Тюнина.
Внутренний пассаж Александровского рынка, снаружи украшенного книжными магазинами и ларями, был полон старинных вещей. Здесь можно было купить все: от шишака Александра Невского до сабли Суворова, конечно, не имевших ничего общего с подлинными. Были торговцы, которые издевались над своими клиентами, искавшими в «навозной куче жемчужное зерно». Один такой торговец, старик Ваханский, с большим юмором рассказывал, как некий генерал купил у него бронзовые украшения от стола. Ваханский сказал генералу, что обещали принести еще три такие бляхи. Генерал приходил раз пять:
— Не принесли?
А откуда хотели принести?
— Из Эрмитажа,— отвечал Ваханский доверительно,— уж совсем на липочке висят.
Но вернемся к Тюнину. Он начал торговли» картинами крайне левых мастеров и футуристов. В эту же пору ему удалось купить картину школы Рембрандта, и он продал ее ювелиру Фаберже за 65 тысяч рублей. Может быть, это был и оригинал Рембрандта. Мало ли было в России необыкновенных находок! Ведь еще недавно в Нижнем Тагиле была найдена «Мадонна» Рафаэля, служившая, по сообщению художника И. Э. Грабаря, крышкой стула.Многие художники писали портреты Тюнина. У меня был его портрет работы Судейкина, написанный, очевидно, во время увлечения Тюнина левыми художниками. По мнению многих, в томчисле И. Э. Грабаря, Тюнин был очень талантливым самородком, с удивительно развитым художественным чутьем. Последние годы своей жизни Тюнин провел в Москве, где и умер.Я особо остановился на Тюнине, потому что это был распространенный тип русского антиквара, обычно учившегося на медные пятаки и самостоятельно, благодаря природному таланту, сумевшего заслужить уважение людей науки и искусства.Говоря о книжниках и антикварах, я не могу не вспомнить и некоторых из собирателей.Одним из постоянных клиентов нашего магазина был действительный тайный советник П. В. Кухарский, занимавший должность чиновника особых поручений при министерстве путей сообщения. Собирал он гравюры, литографии и иностранные книги с гравюрами, но так как зарабатывал немного, то менял их, задалживал и всячески комбинировал дела с их покупкой.
Однажды он взял у нас том басен Лафонтена с гравюрами Одри. На другой день, вернув экземпляр, он утверждал, что некоторые гравюры выдраны и поэтому просит продать дешевле. Но я был уверен, что экземпляр полный, и решил не уступать. Торговался он неистово, но книгу все- таки взял. К такому способу прибегали зачастую и другие собиратели: уверяя, что экземпляр неполный, они старались снизить на него цену. Но настоящий собиратель неполного экземпляра не возьмет, и их уловки были по большей части шиты белыми нитками. Кухарский, однако, проявил прыть в одном случае.У моего приятеля, художника М. В. Рундаль- цева, оказалось около десяти листов старинных гравюр Фрагонара, Буше и других художников, причем экземпляры были особенные— с легкомысленными сюжетами. Я гравюры купил, думая, что Рундальцев получил их от художницы Андреевой, вдовы художника академика М. А. Зичи. Часть листов я продал Синягину, часть Кухарскому, которому проговорился о предполагаемом происхождении гравюр. Он это учел и, не будучи даже знаком с Андреевой, заявился к ней и уговорил продать ему около 20 книг с гравюрами— изумительные экземпляры с двойными и тройными сюитами,— заплатив сущие гроши и совершенно ограбив Андрееву: каждая книжка стоила 500— 1000 рублей. Забрав эти книги, он отвез их в Париж и устроил специальный аукцион. Каталог этого аукциона я позднее видел сам, распознав истинный облик действительного тайного советника.
Впоследствии выяснилось, что десять купленных мною у Рундальцева листов были получены не от Андреевой, а от некоего Шлотгауэра, служащего Эрмитажа. Шлотгауэр, в свою очередь, получил их от Лемана, помощника библиотекаря Зимнего дворца, который разбирал библиотеку, приобретенную Николаем II у князя Лобанова-Ростовского. Помимо десяти листов гравюр, которые через Рундальцева попали ко мне, Леман похитил много редких книг и продал их букинистам. Никто об этом не догадывался. Заподозрил Лемана второй помощник библиотекаря, нашедший в его служебном шкафу ломбардные квитанции. Оказалось, что, помимо гравюр, Леман похищал вещи из кабинета Александра И. Лемана арестовали, началось следствие. Леман во всем сознался. У Кухарского, несмотря на его положение и звание, произвели обыск и отобралигравюры. Лемана присудили к году тюрьмы.Леман оказался масоном, оккультистом, другом известного шарлатана Папюса. В его архиве обнаружили протоколы заседаний масонского общества, в котором Леман исполнял обязанности секретаря. Среди членов этого общества были и великие князья.Но вот в 1900 году на букинистическом горизонте появился совершенно необычайный собиратель книг— Н. К. Синягин, о котором я уже упомянул выше.Вначале цель и смысл его собирания были нам неясны. Синягин начал с эротики, покупал порнографические картинки. Вскоре он познакомился и близко сошелся с Клочковым и Соловьевым и резко изменил характер своего собирательства. Он стал собирать книги по истории войны 1812 года не только на русском, но и на французском языке.