Страница 47 из 51
Младшие, брат и сестра, выходят из дальней пещеры. Их руки и лица в пепле, в волосах качаются костяные амулеты. Младшие повзрослели, пока он жил в тени.
— Возвращайся, — просит сестра. — Когда ты вернешься, будет большая жертва. Для тебя.
Он молчит, потом кивает.
— Я вернусь.
Он идет по следу проклятия, спускается с горы, пересекает застывшие ручьи. Под толщей льда еще ощутимы следы чужой силы, но с каждым шагом они все слабее. И вот уже над головой ветви деревьев, в воздухе — запах хвои, под ногами, в промерзшей земле — ни тени болезни. Земля, покрытая снегом, замерзшая и сухая, — чиста.
Он не знает, куда идти дальше.
В лесу тихо.
— Не бойтесь, — говорит он.
Он опускается на колени. Его руки уходят в снег по локоть, уходят глубже — но не могут достать до земли.
Он называет имена духов и имена жителей леса, тянется к ним путем шаманов, касается их своим дыханием. Повторяет снова:
— Не бойтесь.
Одна за другой начинают петь птицы. Олени, белки и лисы забывают о страхе. Ветви качаются от их движений, тихий шорох тонет в снегу. Все позабыли о том, кто спустился с гор. Он безмолвный дух, безымянный зверь.
Как во сне, его души разбрелись и блуждают в чаще. Как во сне, он готов упасть в снег, уйти в самое дальнее странствие.
Но он оборачивается.
Рядом оленья тропа, следы видны ясно.
Он улыбается. В других краях, по ту сторону смерти, он носил оленье имя.
Помня об этом, он поднимается, ступает на тропу. Шаги все быстрее и легче, — годы, проведенные в тени Атикиари, поблекли, ушли под землю. Он бежит, и звери не успевают увидеть его, а духи леса едва его слышат. Оленьи следы исчезли, остался лишь снег, белые искры, он мчится сквозь них, гонится за дыханием, за солнцем, скрытым среди туч.
Он не знает, сколько это длится, не помнит ничего, кроме бега. Но мгновение назад он летел среди деревьев, а теперь — стоит на поляне, посреди запорошенного белого круга.
Оглядывается и понимает, что его остановило.
— Я знал, что твой хозяин тебя вытащит оттуда, — говорит Чатар. — Он обещал.
Чатар прячет руки в рукавах куртки, и его слова таят в воздухе паром, остается лишь усмешка на губах. Рядом с Чатаром нет темных потоков, нет проклятия. Рядом с Чатаром стоит Стрела.
У нее в руке копье, на наконечнике следы давней крови. Она смотрит выжидательно и молчит.
— Я больше не связанный, — говорит он, глядя на Стрелу. – А мои братья ушли к Скалам Солнца.
Чужак не дает ей ответить:
— У меня тут люди. Ты можешь пойти к ним. Нам всем хватит. Но только запомни — я для них человек. Я с ними живу, как человек.
Чатар говорит слишком быстро, а руки его не движутся, и трудно поверить. Но Стрела повторяет за ним, объясняет, жестами подтверждая каждое слово:
— Чатар живет с людьми. Люди не знают, кто он. Думают, что он человек. — Потом вскидывает голову, снег сыпется с капюшона. — Стрела хранит тайну Чатара, но сама не обманывает людей. Люди знают, кто она.
Чатар смеется.
— И ты, и Ачи можете от них не скрываться. Главное, не говорите, кто я.
— Ачи пойдет с нами? — спрашивает Стрела.
— Да, — кивает он. — Я пойду с вами.
***
Огонь горит чисто. Бездымный воздух дрожит, тянется вверх. Стрела погружает руки в очаг, пламя течет по ее пальцам.
Он смотрит на Стрелу и думает о зиме, оставшейся снаружи, и о солнце, ушедшем за темный край.
— Люди реки строят такие жилища, — говорит Стрела. — Но только летом.
Он кивает. Те, что пришли с Чатаром, пришли издалека. Зима терзает их.
«Моим людям пора обратно, — сказал Чатар. — Они знали, что я иду мстить, и пошли со мной. Я отомстил, надо возвращаться».
Стрела не задает вопросов. Лишь время от времени ловит взгляд, и в ее глазах тени сплетаются с огненными отблесками.
Он хочет коснуться ее, но между ними жар костра.
— Они родились там, где теплее, — говорит он. — Скоро уйдут. Что будет делать Стрела?
Она хмурится. Ветер холодом проникает сквозь натянутые шкуры. Шесты, опоры летнего жилища, качаются и стонут.
— Стрела не вернется к людям реки. — Голос у нее упрямый и твердый, слова разлетаются как осколки кремня. — Стрела должна узнать, как отдать свою кровь, как вернуть солнце.
На мгновенья она замолкает. Вьюга и пламя поют, их песни сливаются воедино, и он слушает.
Но молчание Стрелы уже позади, Стрела смотрит на него, ее слова звенят над огнем:
— Ачи больше не связанный. Ачи не вернулся к шаманам. Он может взять кровь Стрелы и отдать ее солнцу?
Он хочет ответить, но начинает петь. Духи вошли в него, их больше, чем дней его жизни. Теснятся в его теле, разрывая горло, поют языком сновидений. Он запрокидывает голову, он хлопает в ладони, удерживая песню, он поет. Духи забрали его, он бежит в снежной буре за краем мира. Духи мчатся с ним вместе, все те, кого отогнала Атикиари, и другие, которых он не знает. Духи тянут его, толкают вверх, он летит. Холод бьет его, льдинки застревают в горле, но все стремительнее полет, небо мчится навстречу. Вихри готовы разойтись, готовы отдать ему солнце. Он знает — осталось немного, скоро он протянет руку, поймает солнечный луч.
Духи исчезают, уходят каждый своим путем, и он открывает глаза в мире яви.
Он лежит, уткнувшись лицом в медвежью шкуру. На языке вкус крови — он прокусил губу пока пел. На плечах у него ладони Стрелы — она держит его, как всегда держат тех, кто ушел слишком далеко от своего тела. В очаге тлеют угли. Теперь там обычный огонь, и воздух горек от дыма.