Страница 42 из 51
Лес Камьяка – густой и непроходимый, бродят там дикие звери, а люди страшатся ступать по неверным тропам. Даже охотники редко заходят туда. Лишь отшельники, ищущие уединения, бесстрашные, порой устраивают в этом лесу свои жилища.
Но в поисках наставника Читра решился зайти в самую глухую чащу. Ступал он осторожно, то и дело оглядываясь, но не сошел с тропы, не повернул назад. Деревья склоняли над ним свои ветви, птицы перекликались в вышине, и в воздухе плыл аромат цветов. И казалось Читре, что дикие звери попрятались и не выходят, а сам лес словно расступается, ведет его к учителю.
Никогда прежде Читра не встречался с аскетом, живущим здесь, в глубине леса, но слышал немало. Шла о нем великая слава. Люди говорили, что способен отшельник обходиться без еды и питья, не страшны ему холод и жар, и оружие не причиняет вреда. Многих аскетов видел Читра, но никто из них не достиг такого совершенства. И потому желал Читра учиться лишь у великого Джатаведы, и ни у кого другого.
К вечеру тропа вывела Читру на поляну. Издалека услышал он треск и гул огня и почувствовал жар. А когда расступились деревья – увидел четыре огромных костра. Горели они на голой земле, ничто не питало их, но они не угасали. А посредине, меж четырех огней, сидел человек.
Был он высок, худ, но не изможден, и кожа его потемнела под лучами солнца. Не было на нем одежды, кроме шкуры черной антилопы, а длинные волосы ниспадали до земли. Годы не коснулись его лица. Сидел он неподвижно, будто не было вокруг ничего, – ни мятущихся языков пламени, ни воздуха, дрожащего от жара, ни лесной чащи, ни Читры.
И, преисполнясь благоговения и ужаса, трижды простерся перед ним Читра, а затем, почтительно сложив ладони, вознес хвалу:
– О великий Джатаведа! Нет тебе равных, о Индра отшельников! Никто из живущих ныне и никто из мудрецов прошлого не может сравниться с тобой. И даже подвиги, совершенные небесными мудрецами, богами и асурами, меркнут рядом с силой твоей аскезы!
Тогда отшельник открыл глаза. Взгляд его пронзил Читру, и тот застыл, не в силах пошевелиться. Таких глаз, как у Джатаведы, ранее не видел Читра: серые и бездонные затягивали они, лишали речи.
– Юный брахман, – сказал Джатаведа. – Зачем ты пришел?
И тогда, преодолев страх, Читра ответил:
– Великий мудрец, зовут меня Читра, пришел я в поисках знаний. Я готов служить тебе и не боюсь трудностей. Молю, возьми меня в ученики!
Мгновение молчал Джатаведа, а потом сказал:
– Ты не можешь быть моим учеником. Найди другого учителя.
Тогда Читра вновь простерся перед ним и воскликнул:
– Ни трудностей, ни лишений не боюсь я! Исполню все твои веления и приму любое служение!
– Посмотри на меня, – приказал Джатаведа, и Читра повиновался.
И тотчас ужас объял его тело – такова была сила Джатаведы. Взгляд его подобен был взгляду Ямы в конце юги, и понял Читра, что, сам того не желая, прогневил отшельника.
– Слушай меня, юный брахман! – сказал Джатаведа, и голос его показался Читре громче раскатов грома. – Не человек я, и наставления мои – не для людей. Уходи и не возвращайся больше.
Почтительно сложив ладони, склонился перед ним Читра и затем пошел прочь. Шел он, дивясь увиденному и горюя, что оказался недостойным. Шел, не глядя по сторонам, и, лишь когда наступила темнота, понял, что сбился с пути не может найти дорогу.
Про лес Камьяка знал любой ракшас, и мало кто отваживался заходить туда. Ведь в этой чаще обитал тот, кому не было равных по силе.
Но Ришти гнало пламенное стремление, и он не ведал страха. Потому покинул он привычные места и отправился в путь. Быстро шагал он, и звери разбегались, едва завидев его: одетого в шкуру тигра, украшенного драгоценными браслетами и ожерельем из цветов, неистового, быстрого, как ветер.
Но путь был долог, и к концу дня глаза Ришти покраснели от жажды. В горло словно набился раскаленный песок, и мысли разбегались, но Ришти продолжал идти к своей цели. Так сильно было его желание увидеть величайшего из великих, что твердо решил Ришти не отклоняться от пути даже для того, чтобы потушить огонь жажды.
И потому, когда на тропе показался человек, решил Ришти, что это – подарок небес, и возблагодарил богов.
Человек был молод, одет, как подобает брахману, и видно было, что охвачен он горем. Поднял он глаза на Ришти и остановился в изумлении и страхе.
Ришти же всегда был почтителен к брахманам и потому даже сейчас, в плену жажды, сказал:
– Не гневайся на меня, брахман! Я ракшас, и боги предписали мне питаться кровью. И теперь, когда избрал я несравненный путь, послали они мне тебя, чтобы я утолил свой голод!
И тотчас схватил он брахмана, и тот не смог шелохнуться, словно мышь, попавшая в когти к тигру, и только вскричал:
– Здесь, в священном лесу Джатаведы, как смеешь ты творить подобное!
– Чтобы достичь Джатаведы, совершаю я это! – ответил Ришти, и, разорвав горло брахмана, выпил его кровь, всю, без остатка.
Когда опустилась ночь, Ришти достиг своей цели и рад был, что ум его не замутнен жаждой.
Четыре костра горели на поляне, и оттого светло там было, как днем. И могущество сидевшего меж огней воистину было велико. Едва ощутив эту силу, захотел Ришти упасть на колени и смиренно приветствовать Джатаведу. Но гордость не позволила даже склонить голову, и Ришти сказал:
– Ты ли Джатаведа, великий из великих, Победивший жажду?
Тогда отшельник открыл глаза, и во взгляде его не было ни гнева, ни порицания.
– Я Джатаведа, – ответил он. – Кто ты и зачем пришел ко мне?
Возликовал Ришти и сказал:
– Прими меня благосклонно, великий Джатаведа! Мое имя Ришти. Новую жизнь подарил мне Алаюдха, и долгие годы служил я ему. Но теперь никто не властен надо мной, кроме меня самого. Более трехсот зим миновало с тех пор, как родился я на свет. И вот узнал я о тебе, Победившем жажду, и пришел сюда, ибо желаю выполнять ту же аскезу, что выполняешь ты, и стать во всем тебе подобным!