Страница 41 из 51
– Не нашел, – повторил Назка, опустившись на скамейку, – но я слышал, как она поет.
Сарвеш подался вперед, глаза его вновь стали колдовскими, жадными.
– Я слышал вместе с тобой. Такая прекрасная музыка, – сказал он и вдруг засмеялся. Его счастье поглотило Назку, преломилось в солнечных лучах и плеске волн. – Я знал, что получится! Ты чувствуешь ее повсюду, она живет во всех потоках! – А потом, словно спохватившись, добавил: – Мне жаль, что ты не нашел свирель. Я хочу послушать, как ты играешь.
Раньше Назка никогда не оставался на берегу после заката, – слишком неуютной казалась твердь, непривычные запахи дурманили мысли. Но теперь изменилось и это.
Второй день корабль стоял у причала, а Сарвеш водил Назку по городу, огромному, шумному, похожему на бесконечный базар. Они блуждали по грязным узким улицам, и вдруг выходили на площади, яркие, как праздник, или оказывались в садах, где тень сочных листьев ложилась на тропинки. Сарвеш рассказывал о правилах новой жизни, о том, как искать беспечных людей, как незаметно утолять жажду. И то и дело смотрел искоса, с тревогой. Ждал.
Но бояться ему было нечего. Даже здесь Назка слышал глубину: в шелесте подземных вод, в каплях влаги, в медленном движении сока в стеблях лиан. И у крови людей был золотистый вкус песни. Свирель не умолкала.
К вечеру второго дня они вернулись на берег. Назка улыбнулся, увидев за ветвями и крышами море, – взрезанное то здесь, то там гребнями волн, оно менялось у горизонта, ловило закатное пламя.
– Подожди, – сказал Сарвеш. – Зайдем сюда.
И потянул Назку в лавку, украшенную цветными плетенками и колокольчиками. Назка шагнул внутрь и замер.
Это был дом музыки. У стен высились барабаны, огромные, как бочки. Блестели струны ситаров и ободы бубнов, трещотки свисали с потолка. А на прилавке россыпью лежали флейты.
– Выбирай, – сказал Сарвеш.
Торговец вынырнул из-за занавеси, принялся нахваливать товар, объяснять: вот пастушья дудка, а вот серебряная с головой дракона, вот та поет низко, грозно, а у этой заливистые трели. Назка перебирал флейты, одну за одной, пока пальцы не коснулись прохладного камня. Линия обвивала свисток, бежала от отверстия к отверстию, – этот узор был ярким, как свежая кровь.
Когда они вышли, море уже почернело, а в вышине мерцали первые звезды.
– Сыграй, – попросил Сарвеш.
Назка сжал флейту, и сердце вдруг дрогнуло и заныло. Камень вместо меди в руках, под ногами земля вместо волн, а рядом нет никого из родных. Все незнакомое, чужое.
Ветер коснулся лица, – соленый, свежий, он запутался в волосах и осушил непролитые слезы. В дальнем шелесте волн проступил напев, вспыхнул ярче, солнечным звоном наполнил землю.
Моя свирель, подумал Назка. Она осталась на дне, чтобы я слышал ее всегда.
Он поднес к губам новую флейту и вдохнул в нее жизнь.