Страница 39 из 51
Время словно сместилось, разорвало свой ход.
Только что Назка стоял и смотрел, и вот уже выпрямился, вытирая лицо ладонью, а мир сиял, переливался тысячью красок. Сердце колотилось, каждый вдох окатывал радостью. Хотелось закричать, взобраться на мачту, прыгнуть в море, а лучше сорвать с пояса свирель и заиграть, разделить с ней счастье. Пусть рождается новая, невиданная песня!
Только свирели не было.
– Одна лишь кровь утоляет жажду, – сказал Сарвеш. Он склонился, перевязывал запястье своего слуги, а тот улыбался, бессмысленно глядя вдаль. – Она как морская вода и солнце, только в тысячу раз лучше. Верно?
Назка не нашел слов, – слишком тусклыми они были, слишком простыми, – и лишь кивнул.
Корабль так и не отправился в путь, покоился в бескрайнем море. Даже с верхушки мачты Назка не увидел земли, а теперь и подавно не было смысла вглядываться, искать сушу за кромкой неба. Солнце опускалось, теряло жар, и, провожая его, ныло сердце. Никогда прежде Назка не жалел так об угасании дня.
– Аме назвала тебя духом моря, – сказал он.
– Аме, – повторил Сарвеш и улыбнулся, мечтательно, отрешенно. Закат окрасил его серьги, окатил лицо алыми тенями. – Ей бы не рыбу ловить, а стихи писать. Только если и называть меня духом, то я – дух реки. Духом моря будешь ты.
Они сидели на крыше жилища, – возведенного на палубе, но основательного, как дома на берегу. Назка уже побывал внутри, увидел новые богатства: широкие кровати, сундуки с одеждой, белую и серебряную посуду, книги. Заметив, как он озирается, Сарвеш пообещал: «Научу читать».
Столько всего тут было, только музыки не было. Ни бубна, ни ситара, ни флейты.
– Нас как только не называют, – продолжал Сарвеш, глядя вдаль. – Но смысл всегда один. Нас влечет солнце, и мы пьем кровь, а это редко кому по нраву. Кроме наших друзей, конечно!
Сарвеш широко взмахнул рукой, и Назка понял: друзьями он зовет слуг, снующих по кораблю. Одурманенных, готовых в любой миг вскрыть себе жилы, напоить кровью.
– Так что я не дух моря, нет. Для тебя я хозяин, учитель, защитник – называй как проще.
– Мне проще по имени, – сказал Назка. – В семье я всех звал по именам.
– Мне это нравится! – Сарвеш засмеялся, хлопнул ладонью по крыше. – Я люблю свое имя.
И не дал ответить – вдруг переменился, стал серьезным. Принялся разглядывать Назку, будто у того лицо было покрыто знаками и письменами. Смотрел долго, – солнце успело коснуться края вод, тени сгустились до черноты.
– Значит, ты младший внук Тирты, – проговорил он наконец, и Назка понял, что не дышал, пока длилось молчание, погружался на дно тишины. – Похож немного. – Сарвеш улыбнулся, качнул головой и стал объяснять: – Тирта знал обо мне все. И Аме знала. Так вышло, что я спас их в шторм, помог добраться до стоянки. Не сумел скрыть своей природы, но Тирта не испугался. Лишь спросил, что я ищу в их краях. Я ответил: ищу человека, чтобы убить его и оживить в открытом море. И Тирта сказал: забирай меня, оставь Аме. – Сарвеш снова засмеялся, но теперь невесело и тихо. – Но я слишком мало знал. Боялся, боялся ошибиться, хотел расспросить тех, кто старше. Я уплыл, но уговорился с Тиртой, что вернусь и заберу его или его сына, если у них с Аме будут дети. И вот вернулся, а столько лет прошло.
Может, и не стоило расспрашивать дальше. От Сарвеша тянуло печалью, солнце уходило, заливало волны темной кровью. Рука то и дело тянулась к свирели, но натыкалась на оборванные тесемки.
Стоило промолчать, но Назка не сумел.
– Расскажи, зачем тебе это, – попросил он.
И Сарвеш рассказал.
Одна девушка встретила на берегу реки ракшаса, а тот убил ее и воскресил своей кровью. Не отпустил, поселился с ней в хижине возле воды. Объяснял, как изменилась теперь ее жизнь. (Тут Сарвеш замолк на миг, а потом добавил: «Как я сейчас объясняю тебе».) У пьющих кровь много родов, много семей, у каждой семьи свой дар, и запомни, каков наш. Нам подвластна вода, но она же берет с нас дань. Здесь, у реки, ты умерла, и река сохранила твою душу. Пройдут годы, твой дар окрепнет, научишься слышать голос своей души и в других водах. Но пока не настал этот день, живи здесь, оставайся рядом со мной, я научу тебя всему. Но она не поверила, убежала с тем, кто пообещал ей защиту. Хозяин искал ее, расспрашивал, и узнал, что случилось то, чего он боялся. Все, кто видел девушку, называли ее безумной, говорили, что она скитается по свету, ищет и не может отыскать свою душу. Через много лет тот ракшас нагнал свою обращенную, хотел помочь, но не сумел.
– Я много думал об этом, – сказал Сарвеш, глядя на первые звезды – еще неяркие, робкие. – Много-много думал. Ручьи впадают в реки, реки текут в море, морские течения смешиваются друг с другом. Так если убить человека в открытом море, обратить его там, где лишь вода… Тогда его душа будет бескрайней, верно? Он услышит ее во всех потоках земли, сможет отправиться, куда угодно, никогда не растеряет себя! Тирта меня спрашивал: «Что, если не выйдет?» И я ему ответил, поэтому и ищу человека из вашего народа. Мне нужен тот, для кого море – дом. Ведь если не выйдет, мы останемся в море на долгие-долгие годы.
Назка не знал деда, тот умер до его рождения. Каким он был, как говорил с Сарвешем? И Аме, что она делала тогда? Сидела ли в стороне или спорила? А их дом, стоял ли он на большой лодке, или на крохотной, где двое с трудом умещались под навесом? Назка пытался представить это, и не мог, мысли разлетались.