Солнце и кровь. Сборник рассказов

– Думала, не узнаешь, – сказала старая Аме. – Думала, забыл нас, и меня, и Тирту.

– Не забывал. – Гость качнул головой и прижал руку к сердцу. Назка молчал, смотрел, ничего не понимая. – Если бы смог, приплыл бы раньше. Ты ведь помнишь наш уговор? Так скажи, были у вас с Тиртой дети? Сыновья?

– Мой сын на берегу, продает улов, – ответила Аме. Ее голос стал надтреснутым, горьким, будто она вынырнула с глубины, и говорить ей пока было трудно. – Но, может, и он для тебя уже старый, слишком долго ты плыл.

Этот человек привез богатые дары, но замыслил что-то дурное.

Мысль эта была пустой, отрешенной, и все же Назка не устоял на месте. Шагнул вперед, загородил собой Аме, встретился взглядом с чужаком.

Тот словно впервые увидел его, прищурился и склонил голову набок.

– Кто это? – спросил чужак.

– Мой внук, – ответила Аме.

Назка понял, что не может отвести взгляд. Черные глаза чужака затягивали, а мир вокруг терял краски, наливался глубинным сумраком, давил со всех сторон. Страх полоснул сердце: мне не хватит воздуха, я должен выплыть! Но Назка слышал свое дыхание, спокойное, ровное. Каждый вдох утягивал глубже, и где-то там, на самом дне, ждала свирель.

– Он подойдет, – сказал чужак.

Подводная тьма хлынула, унесла мысли и чувства.

Мир погас.

 

Назка вынырнул из забытья, захлебнувшись криком. Губы жгла соль, саднило горло, боль отзывалась в ушах. И звуки стали нестерпимо громкими, – плеск волн, шорох ветра, шаги по скрипящим планкам. Что случилось, неужели море пыталось забрать его, неужели он был таким неуклюжим и глупым, что потерял сознание под водой? И где он сейчас, что за незнакомые запахи вокруг?

Глаза удалось разлепить не сразу, и сперва Назка увидел доски палубы и качающийся на них солнечный луч. Такой живительный, теплый, что Назка попытался ухватить его, сжать в горсти. А потом рывком повернулся, посмотрел на небо.

Солнце сияло, золотое, чистое пламя, взгляд тонул в нем. Тепло касалось воспаленных век, проникало сквозь кожу, усыпляло боль. Зачем он прежде отводил глаза, почему не мог смотреть на солнце?

– Так легче, верно?

Этот голос заслонил все звуки, и Назка вспомнил его. Приподнялся, пробормотал:

– Сарвеш.

Имя чужака расцарапало горло. Мысли спутались, мир подернулся туманом.

– Верно, верно, так меня зовут. Не бойся, потерпи, скоро все пройдет.

– Пить, – попросил Назка. Как слабо это прозвучало, каким жалким он себя чувствовал! – Воды.

– Вода не поможет. – Сарвеш обхватил его за плечи, заставил подняться. – Разве что морская, да и та чуть-чуть. Но сейчас утолишь жажду, подожди.

Не было сил расспрашивать и спорить, и Назка кивнул, сделал пару шагов и ухватился за борт.

Море простиралось насколько хватало глаз, бескрайнее, спокойное и пронизанное лучами. Синева отражалась, растворялась в нем. Горизонт таял, неразличимый, даже самая тонкая нить берега не проступала вдали. Ничего не было, лишь вода и небо. И все же Назка узнал воздух, движение волн, – здесь он вчера рыбачил с братьями. Здесь потерял свирель.

Он запрокинул голову, ловя полуденный свет, а потом заставил себя обернуться.

Корабль был огромным. Как три дома-лодки, а то и четыре, пять! Все здесь удивляло: мачты, вонзающиеся в небо, тяжелые мотки свернутых парусов, канаты толщиной с руку и просторные жилища на палубе. Назка много слышал о таких кораблях, но видел лишь издали.

И людей тут было не меньше, чем на морской стоянке, – одни сидели без дела, другие карабкались по веревочным лестницам, перекликались с высоты. Ни женщин, ни детей, одни мужчины. И все здесь были слугами Сарвеша.

Назка сам не знал, как догадался об этом. Стал приглядываться и зажмурился, замотал головой. Мерещилось странное, огненные нити расцветали перед глазами, а боль драла горло с новой силой.

– Открой глаза, послушай меня.

Когда Сарвеш успел опять оказаться рядом? Назка посмотрел на него осторожно, но взгляд Сарвеша утратил былую силу. Терпение, стремление помочь, – так смотрят старики, желающие научить сложному делу. Может, он и вправду видел Аме девчонкой.

Рядом с Сарвешем стоял моряк, один из его слуг, – светловолосый и чудной на лицо. Улыбался сонно и протягивал руку.

Назка закашлялся, – так нестерпимо засаднило внутри.

В теле моряка жило пламя. Оно бежало от ладони к локтю, скрывалось под рукавом рубахи, но проступало и сквозь нее. Билось вместе с сердцем, расходилось по жилам, – багровым, как закатное солнце и золотистым, рассветным.

Моряк заговорил, но диковинные слова рассыпались, лишенные смысла. Назка смотрел на пламя под его кожей, хотел отвернуться и не мог.

– Он принес тебе кровь, – объяснил Сарвеш. – Пей, он будет рад.

Пить?

Моряк вытащил нож, – небрежным, легким движением, – и полоснул себя по запястью.