Страница 13 из 51
А вот я не мог оставаться спокойным. В воздухе витало предчувствие драки. Терон поигрывал ножом, другие александрийцы стояли молча. Но я не сомневался, что, как только Терон даст знак, они набросятся на нас. Я ловил их взгляды и ждал, когда кто-нибудь окликнет меня.
Шай шагнула вперед, остановилась слева от Лабарту. Движением плеч сбросила накидку на землю и застыла, напряженная, готовая к схватке. Ее платье ниспадало до земли, на обнаженных руках блестели браслеты.
Терон сплюнул.
– Грязные евреи мне не указ! – И с этими словами он метнул нож.
Я не видел, в кого он целился, но мне и не нужно было.
В ту пору мой дар только начал пробуждаться, но я уже мог без труда управлять небольшими предметами. И потому нож завис над землей, не достигнув цели.
Шимон одним прыжком оказался рядом и выхватил оружие из воздуха. Я не стал ему препятствовать.
Грек разразился потоком ругани, и Шимон повернулся к нему, сжимая рукоять ножа.
– Для всех порядки одинаковые, – сказал он тихо, с угрозой. – Для всех.
– Знаю я ваши порядки! – В глазах Терона была ненависть, и все же губы кривились в усмешке. – Храм у вас всего один, и в том свиной башке поклоняетесь!
Шимон молниеносно обернулся к своему хозяину, я едва успел заметить движение. И Лабарту крикнул:
– Ани марше!
Тогда я не понял этих слов. Но запомнил, и позже узнал, что они означают: "Я разрешаю".
Шимон не медлил ни мгновения. Он швырнул нож, и на этот раз серебряное лезвие нашло цель. Терон рухнул с пробитым сердцем, и Шимон тут же оказался рядом.
Я никогда прежде не видел, как убивают вампира. Только что Терон стоял и говорил, а теперь разрубленное тело лежало на мостовой и кровь растекалась по камням.
Я ждал, что скажут александрийцы. Самому мне было почти страшно. Если обращенный у Лабарту так силен и жесток, то каков же он сам?
А Лабарту улыбнулся. Я был рад, что не оказался его врагом.
– Если кто-то из вас хочет оживить его своей кровью, – сказал хозяин Иудеи, – я не буду мешать.
– Никто не станет оживлять Терона, – отозвался один из египтян. – Никто не оспорит твое право. Александрия принадлежит тебе.
– Не мне, – покачал головой Лабарту и указал на меня. – Амоннахту.
Его слова поразили меня больше, чем смерть Терона, и я не знал, что ответить.
Позже, на исходе ночи, мы сидели на крыше дома, и вновь пили вино и ждали рассвета. Звезды еще были яркими, не меркли, и восток оставался темным. Тогда я спросил:
– Зачем ты это сделал? Зачем отдал мне Александрию?
– Она мне не нужна. – Лабарту смотрел вниз, на темные улицы города, который теперь принадлежал мне. – У меня есть Иудея, и скоро я вернусь туда.
– Странные вы, евреи. – Я был удивлен и оттого вновь не сдерживал слов. – Ваша земля для вас так много значит...
– Я не еврей, – отозвался Лабарту. Теперь он смотрел куда-то вдаль, на восток. – Я родился далеко отсюда, и вырос в городе Лагаше...
Я не знал этого города, но где я бывал, кроме дельты?
– Моя земля была великой, когда и Вавилон еще не был возведен, – продолжал Лабарту. Говорил он медленно, словно за каждым словом стояло воспоминание. – Но родина была ко мне жестока и неблагосклонна... А в Иудее я счастлив. Эта земля не щадит людей, но нам, пьющим кровь, она дает все, что нужно. Мне она подарила все, о чем я просил, и даже больше. Я хочу жить там вечно.
Так я стал хозяином Александрии. А Лабарту с Шимоном и Шай через два года и правда вернулись в свою страну. Я же долго владел Александрией, но, в конце концов, и мне пришлось ее покинуть.
Но это было много позже.