Страница 84 из 127
От Быстра мне влетело. Он, уличив мгновение, покуда я шёл по дворцу один, подкрался, да за ухо меня рванул. Потом, правда, сразу выпустил. Орал, что глупый я мальчишка, и, мол, «не хрен в одиночку без охраны по городу бродить». А ещё я, «гад такой», посмел сбежать из дворца, его не предупредив. Я дал ему наораться вволю. И расчёт мой оказался верным: накричавшись и отругав меня, хотя и в вежливых выражениях, воин оставил меня в покое. Руки распускать он более не осмелился.
Мама тоже на меня ругалась. Прибежала ко мне в слезах, пощёчину мне дала, потом долго обнимала меня, рыдала, «молила прощения у короля». Словом, долго не могла успокоиться. И я ей раз сто поклялся или сто сорок, что буду впредь себя беречь. Намного больше, чем сейчас. Потом ещё сёстры прибежали. Они тоже плакали и ругались. Долго. Очень долго стоял женский вой. И истерика коллективная женщин семьи моей затянулась.
Потом за ужином ко мне подошла мрачная делегация из аристократов и министров. Мол, как бы это… Берегите, что ли, себя, наш король? Ой, наш принц. Это если кратко, а так речь их затянулась часа на полтора.
Потом ещё из школы королевских лекарей письмо со старшими тремя учениками прислали. Мол, соболезнуем, что на вас напали, король наш. Вы простите, но так правильней выражаться. Так всё-таки правильнее. Но, кстати, нищеброда в школу не возьмут, оно как бы… всё же не очень правильно. Но, если мне угодно, я могу основать школу новую для лекарей, вышедших «из скромных семей». Да хоть прямо в Связьгороде построить! Лекари своих учеников младших, писцов своих засадят, чтобы несколько книг толковых переписать для основы библиотеки будущей школы. Учеников учить там пришлют, из старших своих учеников и толковых. Но не более семи человек в учителя новой школы отдадут. Но к себе нищебродов не пустят. Всё-таки, оно не правильно. Вот уже века два, точнее, двести шестьдесят семь лет, существует эта самая школа королевских лекарей. Там учатся дети из особых семей, лучших при той-то самой битве, поколение за поколением учатся. Короче, они против сирот и, особенно, сирот нищих.
Дядя Беловолк тоже письмо написал по случаю нападения: сам он был нынче не в городе, в своих других владениях. Начал так:
«Я думаю, что по поводу покушения люди соболезнующие тебя уже достали, племянник Вячеслав. А потому я выскажу мнение моё кратко.
Дурак ты, Вячеслав. Тебе надобно намного больше думать о собственной охране. Да и не прилично королю шляться в одиночку, без свиты»
Далее шли кой-какие новые его идеи «по развитию государства». Любопытные, кстати, идеи. И об алхимиках в том числе.
Из Школы алхимиков близ Связьгорода делегация пришла на двадцать человек. Браслетов пару принесли, боевых, защитных. С Бурей пришли во главе. Буря, хоть и кратко, хоть и вежливо, но за неосмотрительность меня отругал. Позже из других школ послы подошли. От войска прислали двух крепких мужиков меня охранять.
Эх… возни и нервов от этого покушения столько, что, право, было бы проще если б тот аристократ меня убил.
Цветане и Алине я не хотел говорить, что на меня покушались. Но разве мог смолчать народ о том, что несколько нищих мальчишек могут вершить историю, вступившись за невинного, едва не загубленного злодеем гадким короля?..
Потому ещё несколько дней всё это обсуждали в столице. И, полагаю, и дальше речи о том по стране разнесли.
На день второй подруги мои сами меня нашли.
- Дурак ты, Вячеслав! – плача сказала Цветана.
Обняла меня крепко-крепко, уткнулась лицом в мою рубашку – и зарыдала.
- Осторожнее будь, пожалуйста, - тихо сказала Алина, - Мы же расстроимся, случись что с тобой.
И вышла, оставив наедине со мной плачущую Цветану.
Девочка всё никак не могла успокоиться. Я потом, уже не зная, что ей сказать такого, осторожно в лоб её поцеловал. Как мама меня в детстве целовала, когда я плакал. Подруга сразу плакать перестала, взглянула на меня недоумённо. Потом, лицо моё ладонями вдруг осторожно обхватив, коснулась губ моих легко своими губами.
- Береги себя, Вячеслав! Я тебя прошу! Умоляю, береги себя!
И я застыл потрясённо.
Я… я ей… нравлюсь, что ли?
Она, смутившись, выпустила меня и за дверь выскочила. Более с Алиной они в тот день не возвращались. А при нескольких встречах следующих Цветана робела, как будто мы ещё только познакомились, да краснела время от времени. Я молчал, не зная, что мне делать с нею. Хотя, признаюсь, я ещё порою, ночью, оставшись один и, отдыхая от дел, с удовольствием вспоминал то мимолётное касание нежных её губ.
Но… я из врагов её. Отца её погубили алхимики. Вот зачем я ей? К чему ей начинать это всё?
Хотя… если уж очень честно – себе я сам не врал – мне временами хотелось обнять её, прижав к себе и попробовать самому поцеловать её, в губы, подольше, а то уж очень быстрым был её поцелуй. Я особо не успел почувствовать ничего. А губы у неё были нежные… и ещё она незадолго до того объелась малиной… сладкие и душистые были губы у неё…