Камень нищего

– Дядей.

– Да. Её невоздержанного дядюшки, – гость закашлялся, прикрывшись рукой. На узловатом пальце сверкнуло дорогое кольцо с изумительной чистоты камнем, глубиной цвета напоминающим пристальное око. Для забредшего сюда издалека по воле случая он был слишком осведомлён – куда больше, чем полагалось тем, кто прожил здесь всю жизнь. Знавал рыцаря лично? Не очень-то печётся о доброй памяти усопшего друга. А если тот ему крупно задолжал? И теперь он явился истребовать долг с наследницы…

– Можно в свою очередь поинтересоваться, кого имею честь у себя принимать? – спросил Фридрих.

– Просто путника, – прозвучал уклончивый ответ.

– Гляжу, вы не из бедных. Отчего же путешествуете пешком и без свиты? Это небезопасно.

– Лучшие попутчики – собственные мысли. Потому и люблю странствовать в компании с самим собой. Вам оно тоже близко, правда ведь?

– Только я никуда не иду…

– Думаете, оттого менее уязвимы? Я с некоторых пор предпочитаю не дожидаться, пока рок сам пожалует за мной. А если есть цель, тем более глупо сидеть на месте.

– И какова же она? – учитель бросил взгляд на запотелое окошко, за которым сегодня для него заканчивались пределы реального мира, знакомого и не лишённого уюта. По смыслу безобидные слова визитёра в этих обстоятельствах обретали какой-то жутковатый оттенок. Ради какой-нибудь ни к чему не обязывающей мелочи не являются, словно из небытия.

– Это я так, к слову, – с нотками усталости ответил странник, обратив взор туда же. – Преждевременно облекать её в некие упрощённые, общедоступные формы. Для меня самого ещё не всё достаточно чётко и ясно, чтобы объяснить непосвящённому. В начале пути сияло майское солнце, но он оказался гораздо дольше, чем мимолётное благоволение капризной природы. А пока я просто пытаюсь больше узнать о мире и людях. Вы ведь тем же занимаетесь?

– В общем-то, да, – неуверенно кивнул Фридрих. – И стараюсь по мере сил делиться с другими.

– Только мало кто по-настоящему способен это оценить. Для большинства знания – вещь абсолютно бесполезная.

– Позволю себе не согласиться, – скептическое замечание, задев, неожиданно пробудило, казалось, давно изжитую гордость за ремесло. – Не разделяю мнение почтенного… Простите, я так и не знаю ваше имя.

– Путешествуя по чужим землям, мне часто приходилось называться разными. Но здесь ни одно из них ничего не скажет. Пусть я останусь для вас просто безымянным пилигримом. Да что всё обо мне! Вам не терпится рассказать про себя. Очень, знаете ли, хотелось бы увидеть вещи глазами педагога деревенской школы. Признаться, мне в новинку общаться с человеком подобного рода занятий. Интересно, что подтолкнуло ступить на эту стезю?

– Ничего интересного, – смущённо проговорил Фридрих. – Науками в наше время, увы, хлеб не добудешь. И наградой за годы упорной учёбы в академии оказалось пустое брюхо да дыра в кармане.

– Ум отягощён щедро вложенной чужой мудростью, – понимающе улыбнулся гость, – а в животе урчит от голода? Невольно замечтаешься, чтобы всё поменялось местами – и пускай в голове окажется пусто, зато наполнится там, где приятнее ощущать тяжесть. Знакомо. Самому приходилось сидеть на мели, не находя применения своим талантам.

– Примерно так. Оттого и сдался, когда предложили это место.

– Жалеете?

– Вовсе нет, – спохватился учитель. – Жаловаться не на что, и дело нужное. Разве порой с учениками трудновато бывает, особенно с малышами. Мягкость предпочитаю строгости, вот и выходят иногда из повиновения. Тут бы пригодился женский подход, у них как-то лучше получается.

– Да. Это их дело – возиться с малышней. Только обучаться наукам – для них совершенно лишнее.

– Не соглашусь с вами. У меня есть ученицы, и некоторые даже способнее мальчиков.

– Девочки? – вдруг оживился собеседник. – И сколько же лет вашим ученикам?

– От семи до четырнадцати. Старших так загружают работой, что становится не до учёбы.

– Значит, не старше четырнадцати. Жаль. И многих успели выучить?

– Не знаю, как и сказать, – нахмурился Фридрих. –  Хотелось бы больше и большему. Они тянутся к знаниям, иной раз посильнее отпрысков состоятельных семей. Да времени и возможности мало. Лето все заняты в поле, а зиму… У половины детей ни тёплой одежды, ни обуви. По снегу далековато бегать. Так что для большинства остаётся ранняя весна, да поздняя осень. Не раз сетовал, что школа не на месте. Поставить бы поближе к жилищам, у холма, где церковь. Но священник категорически против, считая обучение наукам не богоугодным делом. Да и свободное строение уже имелось. Прежде здесь размещался трактир, но хозяин разорился. Кабак у въезда в лес переманивал всех клиентов. Там дорога оживлённее, хотя место, на мой вкус, совсем не уютное.

– Ещё бы! Рядом с лесом. Отсюда он тоже недалече. Детишки не пугаются?

– Не без этого. Особенно рано утром и вечером, когда сумерки. Учимся в две смены: малыши и старшие – иначе здесь всем не поместиться. Некоторых даже не пускают из-за случая позапрошлогодней зимой.

– Что же такое стряслось?

– Два мальчика заигрались в снежки после уроков и не заметили, как стемнело. Осмелевшее от голода зверьё подкараулило их на дороге. Одного так и не нашли. Второй с тех пор заикается.