Камень нищего

– Сравнили! Исповедь и времяпрепровождение совсем иного рода…

– Попросил бы воздерживаться от намёков, – вклинился судья, – бросающих тень на уважаемого господина защитника. Тем более, согласно тому же осмотру подсудимой, явных оснований на то нет!

– Простите великодушно, – не слишком смутился обвинитель. – Иногда трудно отделить греховное в помыслах и в деяниях одно от другого…

– Напомню, мы тут занимаемся исключительно деяниями. Ближе к сути!

– Извольте, – допрос продолжился. – Вы упомянули, что подсудимая регулярно исповедовалась. Как это происходило?

– Известно, – отвечала свидетельница. – Как у всех. Только для неё всегда последней в очереди. Скотине-то не ведомы ни выходные, ни праздники, каждый день пасётся. Загонит вечером по дворам, приберёт себя, и можно в церковь.

– К нашему предшественнику? Прежнему пастырю?

– Кому ж ещё… К вам не довелось.

– Может, оно и к лучшему. И, говорите, накануне праздника у него была?

– А как же. Вечерело уже…

– И сколько провела там времени?

– Повторно прошу воздержаться! – поморщился судья. – Не стоит марать доброе имя, которое несчастный, по пришедшим из монастыря известиям, усердными трудами, молитвами и постом старается вернуть.

– Никто и не собирается приписывать нашему одержимому брату мерзости, о коих сейчас подумали, – открестился святой отец. – И как его успехи? Спросить бы самого.

– Сторона защиты пробовала привлечь свидетелем, но получила письменный отказ от настоятеля, где также приводятся добрые вести. Говорится, усмирением плоти и полным воздержанием от хмельного его дух избавляется от бесовского наваждения. Посему тот, прояснившимся разумом осознав грех, наложил на себя вдобавок обет молчания, который не намерен нарушать даже ради показаний в суде.

– Прямо смех! – бубнил, комментируя, сзади посланник Святейшества. – Ещё один немой!

– Значит, нечисть более не преследует? – не слишком старательно изобразил радость новостям обвинитель. – Может оттого, что её просто нет рядом? Овеянные благодатью стены отпугивают?

Узница первый раз за длительное время оказалась в натопленном помещении, и ей даже стало жарко. Отходящие в тепле ноги пощипывало, и на них больно было стоять. Попробовала осторожно приподнимать то одну, то другую, стараясь не греметь цепью, – не получилось. Перед носом угрожающе возник кулак стражника, сжимающий плеть.

– Что скажете, подсудимая? – повернулся на шум священник.

В довершение всех бед та чихнула. Можно представить, какое это было страдание для закованной в колодку шеи.

– Не желаете сами рассказать всё начистоту, так не мешайте другим! – последовало замечание судьи.

– Ваша честь! – встал учитель.

– Я не давал слова! – одёрнул председатель и смягчился. – Впрочем… Хотите сделать заявление? Извольте. Только, прошу, по существу.

– Да! Моя подзащитная неважно себя чувствует. У неё простуда и обморожение. Она не сможет долго выстоять, к тому ж под тяжестью оков. Распорядитесь, чтобы ей принесли стул или скамью.

– Думаю, это излишне. Ибо её положение тогда мало чем будет отличаться от зрительского или судейского. Согласитесь, разница должна быть. Если тяжело, может опуститься на колени.

– Спасибо. Я постою, – предпочла терпеть Мая.

– Согласен! – неожиданно поддержал её обвинитель. – Иначе плохо будет видно сидящим не в первых рядах! А неудобства и боль только мешают совести спать! Ничего не хотите прибавить?

А что? Как постоянно слышала: «Не утруждай, дочь моя, стыдящаяся, повысив глас на пса или агнца. Оставь время на настоящих грешников. В сомнительном чтении будь умеренней. Наставнику не премину напомнить, если соизволит…». Обычно при этих словах захмелевший исповедник, не дотерпевший до конца трудового дня, почти засыпал.

– Нечего? – наседал священник. – Что за «исчадие…» упоминалось пастырем утром с колокольни? От кого предостерегал?

– Не знаю… – выдавила девушка. – Меня там не было…

– Свидетели подтверждают, – кивнул судья.

– Да. Распущенность в вашем приходе, увы, не новость. – констатировал святой отец. – И на пропуск утренней службы доселе в нём смотрели сквозь пальцы. Но она была в церкви накануне… Свидетельница! Вы делились с подопечной секретами приготовления снадобий?

– Какой секрет в травке, которая растёт сама и для всех? – развела женщина сухими ладонями. – Ну да, показывала… Никому не помешает знать.

– И тех, что способны лишать воли? Помутить разум?

– Зачем? Хмельной гадости и так всюду полно! Для неё никакие секреты не надобны.

– А приворотное зелье варить учили?

– Не! Моё дело – недуги врачевать, а не наоборот…

– Сама вычитать рецепт могла?

– Где? Навряд про такие глупости, сказки девчачьи, в серьёзных книжках писать станут!

Щеки обвинителя залились гневной краской. Но тот сдержался, предвкушая, что неосторожная старушка сгоряча подкинет, что можно будет использовать против названной внучки.