Невидимый. Любимый. Мой.

Я легко, не касаясь, провела руками вдоль позвоночника Ольги. В голове зашумело, а потом улеглось. Быстро и уверенно я нашла повреждённый нерв. Видела его ярко, без всяких усилий, как на глянцевой картинке. Я протянула руку и положила ладонь на Ольгину спину, начала поглаживать то место, где находилось повреждение.

Я проделывала это не в первый раз, но именно тогда поняла: всё по-другому. Я смотрела на себя как бы со стороны. Стояла отрешённо, словно под гипнозом, и действовала, подчиняясь какой-то силе, что исходила свыше, хотя я полностью отдавала отчёт за каждое своё движение.

Я смежила веки и всё равно видела, хоть и в несколько другом цвете. Рука, лежащая на спине женщины, светилась тёмно-жёлтым. Пальцы пришли в движение и начали волнообразно сжиматься в щепоть вокруг разорванной голубовато-зелёной ниточки (таким мне виделся повреждённый нерв).

Я двигала ладонью, пытаясь соединить тонкую ниточку воедино. И разорванные края приближались друг к другу до тех пор, пока не начали сливаться, образуя единое целое. Я продолжала движения, чувствуя, что меня качает во все стороны. Я не успокоилась до тех пор, пока не поняла, что по воссоединённому нерву вновь проходит импульс. Лишь после этого обессилевшая рука плетью повисла вдоль тела.

Открыв глаза, я вышла из транса. Усталость упала пудовым мешком на плечи. Волнами накатывала тошнота. Пошатываясь, я направилась в ванную и подставила голову под ледяную струю воды, чувствуя, как отрезвляет холод.

Посмотрела на себя в зеркало и испугалась: бледная до нездоровой желтизны, тёмные круги под глазами. Я похлопала себя по щекам, чтобы прилила кровь. Всё позади.

Неожиданно накатил ужас. Я вдруг вспомнила, что там, у кровати бабули, чувствовала себя так же гадко. Выздоровев, она потеряла душу.

Я вылетела из ванной, забыв вытереться. Вода капала с волос на одежду, но мне было всё равно. Я вбежала в комнату и не заметила ничего подозрительного. Ольга сидела на диване, а Юрий Владимирович – рядом, сжимал её руку. Володя привычно ёрзал на подоконнике.

Мысленно охватила вибрации вокруг и облегчённо вздохнула: ничего не изменилось. Ольга осталась прежней!

– Всё кончилось, – тихо проговорила я. – Теперь ты сможешь ходить.

Ольга растерянно покачала головой:

– Но я ничего не чувствую, – прошептала она.

– Неправда, – заметила я спокойно и, подойдя к журнальному столику, взяла затесавшуюся среди газет шариковую ручку. Затем подошла к женщине и сильно ткнула остриём несколько раз в разные участки ног.

– Ой! Кажется, я что-то чувствую, – Ольга пошла пятнами от волнения, а слёзы покатились по щекам. Наконец-то. Теперь можно плакать, потому что это слёзы счастья.

– Мышцы атрофированы, на ноги встанешь не сразу, но теперь тебе помогут терпение, настойчивость, массаж, упражнения и прочие процедуры. Это уже к специалистам. После курса реабилитации сможешь ходить.

И тут мир взорвался. Визжали все. Пять пар рук вцепились в меня, образуя дивный цветок, в котором я – сердцевина. Рядом скакал ошалевший пёс. Я втянула Бормана в круг и, сжав в объятьях, выплясывала танец радости.

– Мне пора домой, – сказала, когда немного улеглась эйфория.

– Куда ты пойдёшь в таком состоянии? – спросил Юрий Владимирович, вышагивая по комнате.

– Домой. Я хочу домой.

Я зашла в ванную, взяла полотенце и ожесточённо принялась вытирать мокрые волосы. Рядом крутился Володя.

– Я знал, что всё получится, – бормотал он, тряся головой и глотая слова. Я осторожно потеснила мальчишку и взяла пальто. Володя пытался помочь, но у него не получалось. Рассмеявшись, я оделась сама.

– Завтра можешь отдыхать! На работе не появляйся! – настиг меня на пороге голос шефа. Я видела, что он тоже не может найти подходящих слов.

– Спасибо, Марина, – выдохнул он севшим от волнения голосом и крепко сжал мои плечи.

Я смотрела в его потемневшие глаза и внутри рождалась нежность к этому мужчине, сухарю и педанту, который умел любить всем сердцем, но не напоказ.

– Может, вам покажется странным, но для меня произошедшее тоже важно. Очень.

Я ступила на порог, а затем, придержав дверь, обернулась.

– Надеюсь, вы не забудете пригласить меня на крестины. Хочу быть крёстной вашему малышу.

Шеф уставился на меня непонимающе.

– Наверное, об этом ещё никто не знает, – широко улыбнулась я. – Где-то в начале сентября у вас родится малыш, Юрий Владимирович.

– Я что-то ничего не пойму, – потрясённо пробормотал шеф.

– Скоро поймёте.

Я погладила его по предплечью и вышла. Иноковы сегодня не скоро заснут. А я дышала, куталась в шарф, оскользалась на вытоптанных дорожках. Хотелось петь, плясать, раскидывать руки и вопить в небо всякие глупости. Но я шла и молчала, только улыбка не сходила с лица.