Страница 24 из 37
– Вряд ли я смогу помочь. Никогда не исцеляла людей (мысль о бабуле Вере я стойко запихнула поглубже в ящик своего сознания, заперла на ключ и мысленно зарыла его в самый большой сугроб).
– Но попробовать ты же можешь? Попытаться? Ведь неспроста с тобой что-то творилось, когда мама взяла тебя за руку.
– Я ставила диагнозы – да. Давно. Кое-что случилось в моей жизни. И я изменилась. Думала, дар ушёл навсегда. Поэтому… что я сейчас могу сказать?
– Что ты попытаешься.
Он говорил серьёзно и твёрдо. Характерец. Узнаваемый, между прочим.
– Тогда рассказывай.
И он рассказал. Ольга поселилась в инвалидное кресло три года назад после аварии.
– Отец больше не сел за руль. Ты заметила, да?.. Он всё время ходит пешком. Многие считают его чудаком. Мало кто знает, почему. Лучшие врачи, обследования, операция – и ничего. Мы раньше в большом городе жили. А здесь – папина родина. Уехали. Да оно и к лучшему. Ближе друг другу стали. Девчонкам лучше. У папы новый бизнес. А мама сильная. Оптимистка. У неё талант – ты же видела. Человек-праздник, и вот такое…Мы верим: однажды она встанет и пойдёт. Я как увидел, что с тобой творится только оттого, что ты к ней прикоснулась, сразу подумал: может, это и есть тот самый шанс, которого мы все ждём?
Я молчала. Не хотелось говорить ни «да», ни «нет», дарить ложные надежды. Мы давно топтались возле моего дома.
– Зайдёшь? Чаю попьём, – кивнула на тёмные окна.
Володя отрицательно помотал головой:
– Нет. Я не готов. Это дом Анастасии, а я столько раз здесь бывал, что… нет. Когда-нибудь в другой раз.
– Тогда до свиданья?
Он смотрел пристально, глаза в глаза. И ждал.
– Хорошо, – вздохнула и поправила шарф мальчишке. – Я попробую. Только не жди чудес. Главное – не слишком верить в чудо.
– Я понимаю.
Он подышал на озябшие пальцы, улыбнулся так, что в груди сжалось сердце, и, развернувшись, пошёл по направлению к своему дому. Шёл, оскользаясь, взмахивая руками, но что-то таилось в его фигуре – лёгкость и ловкость, наверное. Поэтому я знала: он не упадёт, а этот танец – всего лишь выражение радости, когда говорит тело, потому что нельзя кричать в голос.
Я открыла калитку и вошла во двор. Под ноги кинулся мой пушистый Антон. Я взяла его на руки и открыла дверь.
Мы сидели на кухне – я и кот. Грея руки о чашку с чаем, думала, что от судьбы не убежишь. Пора возвращаться к жизни. Может, дар вернулся раньше, чем мне хотелось бы, но он был мой. Наследство Анастасии. Привычный груз, без которого легко идти, но невозможно жить.
– Я становлюсь прежней, Антон, – жаловалась я коту, – но… наверное, я скучала.
Антон довольно жмурил глаза и отказался от еды. Наверное, мой толстый и пушистый рыжик поймал где-то мышь.
На ночь я привычно почитала самоучитель и уснула крепким сном. Мне опять ничего не снилось, но я не огорчилась: была полна собою, мыслями и переживаниями.
Всё встаёт на свои места. Я не могла произвольно менять что-то в своей жизни – она сама выбирала для меня наряды и встречи, ткала полотно моей судьбы как искусная и трудолюбивая пряха, выводила извилистые узоры тонкой иглой и прятала усмешку среди лоскутов событий.