Страница 99 из 109
Заперев квартиру, Павел спустился в вестибюль, вышел из дома, рассеянно огляделся и пошел пешком по ночным улицам в сторону центра.
* * *
Удобно устроившись в огромном кресле, Цеста просматривал тяжелый альбом по искусству родной страны, вскользь выхватывая обрывки немецкого текста. Вчера Катаржина забрала его сразу после концерта и к себе в отель.
Катаржина присела на подлокотник кресла, взъерошила Цестины отросшие до середины шеи волосы.
– Твою книгу стоило бы издать у нас, – заметил Цеста, откладывая альбом на столик. – Как тебе удалось — на расстоянии, в отрыве от всего этого?..
– Любовь, – прошептала Катаржина. – Для нее расстояний не существует.
– Пожалуй, – усмехнулся Цеста, снова окинул взглядом внушительный том и повернулся к ней. – Катё?
Катаржина смотрела на него немного странно, будто ждала чего-то, учащенное дыхание заставляло трепетать кружева на груди, а брильянтовый кулон – мерцать, посверкивая крохотными искорками.
– Йирко, ты когда-то предлагал мне поехать с тобой. Я готова.
Цеста от неожиданности закашлялся.
– Как?! А… барон?
– Мы разводимся, – коротко сообщила Катаржина.
– Так вот что означала твоя демонстрация на фестивале! Неужели только из-за меня?
– У нас достаточно причин, – так же коротко и сухо ответила Катаржина.
– Катё, но… это невозможно. У нас ведь совершенно не тот уровень жизни и…
– А что твоя личная усадьба? Это была ложь?
– Нет, но…
– Там у тебя кто-то есть? – Катаржина поднялась на ноги и встала перед ним.
– Сейчас нет, но… Я не могу взять на себя такую ответственность. У нас все по-другому… – он обвел глазами комнату. – Не тот уровень жизни и… я не смогу сделать тебя счастливой, а мне бы не хотелось…
– Ты забываешь, что это и моя страна. Как ты тогда и говорил, я вернулась бы домой. Я могла бы работать, продолжать свои исследования…
– Нет, Катё. Право же, не стоит. Я представляю себе, что такое ностальгия, но, уехав к нам, ты пожалеешь. А пути назад может уже не быть.
– Зачем ты тогда мне это предлагал? – ее глаза сверкнули. – Знал, что откажусь?
– Потому что мало знал тебя. Потому что мне было все равно. Теперь ты значишь для меня гораздо больше…
– Где ты берешь эти фразы – в своих слащавых песнях? – со злостью спросила Катаржина. – Я ведь знала! Никакого чувства тут и тени нет. Не со мной ты спишь, а со всем этим! – она развела руками, показывая комнату. – Тебе даже не нужны эти деньги, тебя заводит, что ты спишь с бабой из этого мира, который для тебя все равно недостижим! Скажешь, я не права?
Цеста молча смотрел на нее, по худым щекам ходили желваки. В конце концов Катаржина опустила взгляд, и тогда он тихо произнес:
– Отчасти, наверно, права. Но только отчасти. Просто действительно… я восхищаюсь тобой, мне хорошо с тобой, но…
– Не требуй у меня мою душу, так? – проворчала Катаржина.
– Это тоже уже было в какой-то песне. Нет, я был бы счастлив увезти тебя с собой, показать тебе нашу столицу, сводить к «Максу» и в Национальный музей, познакомить с моими друзьями… Но когда речь идет о целой жизни… Я просто не могу себе этого позволить, прости.
– Йирко, я никогда не спрашивала… – Катаржина сощурилась, внимательно глядя на него, потом перевела взгляд на прислоненную к стене трость.
– И не спрашивай, – попросил Цеста. – Я всегда жил один и не могу иначе. А когда однажды я пытался изменить этому порядку, получилась такая катастрофа, что страшно от одной мысли становится. Я приношу несчастье, это факт, Катё.
Катаржина отошла к окну, навстречу розоватому закатному свету, струившемуся в комнату.
– И зачем, сучий ты сын, ты позволяешь так себя любить?.. На сколько ты сможешь здесь остаться?
– На сколько пожелаешь, – не раздумывая, произнес Цеста, мысленно плюнув на вероятные слухи об эмиграции и будущие бесконечные вопросы. – Если я буду нужен тебе. Но этот развод… Может быть, ты передумаешь?
Катаржина повернулась к нему с почти веселой улыбкой.
– Может, именно это мне в тебе и нравится? Если ты воображаешь, что мы с бароном поменяем наши планы из-за тенора не первой молодости из жалкого социалистического государствишка, то ты о себе неоправданно высокого мнения!